Капитан Ратсхельм выпрямился и значительно посмотрел вдаль. Он принял твердое решение обратиться к начальнику курса майору Фрею. Так велит ему чувство долга. Ибо он понял, что этот обер-лейтенант Крафт не тот человек, который может превратить простых людей в офицеров.

— Вы утверждаете, Крафт, что вы душевный человек, не так ли? — Капитан Федерс недоверчиво посмотрел на обер-лейтенанта. — Вы предлагаете мне партию в шахматы. Почему вы это делаете? Вы хотите полюбоваться моим видом?

— Я хочу сыграть с вами в шахматы, господин капитан, если вы на это согласны.

— А еще что? И никаких задних мыслей? Никакого любопытства? И вы не хотите расспросить меня о чем-либо? Вас кто-нибудь подослал ко мне? Кто?

— Господин капитан, — спокойно произнес Крафт, — я действительно не понимаю, чего вы хотите. Я совершенно случайно зашел в читальный зал, увидел вас за шахматной доской и подумал: может быть, он сыграет со мной партию в шахматы. Навязываться я ни в коем случае не хотел.

— Садитесь, — сказал капитан Федерс. — Дайте мне полюбоваться на вас, так как, кто знает, когда у меня будет еще возможность подивиться на такого болвана с душой Парсифаля. Если вы и дальше поведете себя так, как до сих пор, то от вас здесь не позже чем через неделю пойдет вонь, как от дохлой рыбы. Ибо некоторые уже собираются перерезать вам горло.

Обер-лейтенант Крафт сел не раздумывая. Ему был приятен любой разговор с капитаном Федерсом — при каких бы обстоятельствах он ни происходил. В конце концов, они работали в одном подразделении. Они, стало быть, зависели друг от друга.

— Только я очень посредственный игрок, — заявил Крафт. — Вам придется быть снисходительным ко мне.

— И не подумаю. Вы предложили мне игру — и теперь мы будем играть без всяких поблажек.

Они сидели в углу так называемого читального зала казино. Их освещал торшер с выцветшим оранжево-красным шелковым абажуром. На большой шахматной доске стояли неуклюжие фигуры.

Они были не одни в большом длинном помещении. Оно напоминало веранду сельского постоялого двора — у окон стояли один возле другого столы. Два из них были заняты. За одним компания молодых офицеров играла в простого дурака. За другим сидел капитан Ратсхельм с двумя равными по званию приятелями, ведя тихий разговор, который они, по всей видимости, считали очень глубокомысленным.

— Эти болваны смотрят в нашу сторону? — поинтересовался Федерс.

— Кого вы имеете в виду?

— Этих господ за столом в углу слева, которые якобы беседуют.

— Ну да, мне кажется, да. Капитан Ратсхельм иногда поглядывает сюда.

— Конечно, — сказал Федерс. — Что же им еще делать?

— Мне думается, — сказал обер-лейтенант Крафт и небрежно расставил шахматные фигуры, — капитану Ратсхельму необходимо последить за мной — по чисто служебным причинам, конечно. Он, кажется, не очень доволен мною как офицером-воспитателем.

— Вы осел, мой дорогой Крафт, — заявил Федерс и сделал первый ход. — Вы мечтательно слоняетесь по офицерскому клубу, по двору казармы и по учебным классам. Чего вы хотите этим добиться?

— Просто, — сказал терпеливо Крафт, — я воспитываю фенрихов, которые должны стать офицерами, на свой манер.

— Крафт, дружище, — проговорил Федерс в недоумении, — где вы, собственно говоря, сидели все последние годы, в то время, когда здесь была война? Похоже, вы были на Луне. Или, может быть, вы могли бы и войну вести на свой манер? Вы имели возможность жить на свой манер? Какая чепуха!

Обер-лейтенант Крафт осторожно посмотрел на другой стол. Но в этот момент, казалось, никто не прислушивался к их разговору. Монологи капитана Федерса знали, вероятно, все. Или боялись все. Почтенные офицеры вели себя в таких случаях точно так же, как дамы из высшего общества, когда кто-нибудь рассказывал недвусмысленный анекдот. Они делали вид, что не слышат его. Таким образом, им не нужно было возмущаться.

— Ваша манера, Крафт, — продолжал Федерс, — не та манера, по которой здесь танцуют. Здесь вы должны придерживаться мелодии, которую играют другие — ваш начальник потока, начальник курса, начальник училища, главнокомандующий сухопутными войсками, верховный главнокомандующий вермахта, — тут мы и дошли до главного композитора. Верь в рейх, в народ, в фюрера и будь готов за них голодать, переносить все мытарства и подохнуть. Вот и весь текст для мелодии, для исполнения которой вполне хватит одного барабана.

Появился капитан Катер — он демонстрировал свою многообещающую улыбку. Кто пребывал в клубе после службы, тот целиком зависел от его милости. Но он всегда был милостив, если ему выражали признательность. Катер устремился к столу, за которым сидели капитаны. У него был верный глаз на всех старших по чину, находившихся в «его» офицерском клубе. Но он насторожился, увидев капитана Федерса с обер-лейтенантом Крафтом.

Катер предстал перед ними и произнес:

— Не может быть!

— Оставьте при себе ваши остроумные замечания, — сказал Федерс и сделал рискованный ход.

— Вы в клубе, господин капитан Федерс, и это в то время, когда у вас есть, так сказать, дом и семья?

— Убирайтесь! — грубо сказал Федерс. — Вы нам мешаете!

Но Катер считал, что у него есть основание для превосходства. Господа за соседним столом с большим интересом и с надлежащей осторожностью наблюдали за представлением. Катер чувствовал себя в центре внимания.

— Ах да, — продолжал он, — я совсем забыл — сегодня ведь пятница.

Капитан Федерс опустил руку, которую протянул, чтобы взять фигуру. Крафт увидел, что рука эта едва заметно дрожала. На его скулах выступили желваки — Федерс сжал зубы. Крафт ничего не понимал. Почему Федерс так взволнован? Почему он с самого начала так нервничает? Что плохого было сказано здесь?

— Катер, — угрожающе тихо произнес капитан Федерс, — если вы сейчас же не исчезнете, я расскажу здесь историю об одном начальнике, который силой раздевает своих подчиненных — своих подчиненных женского пола, что, конечно, понятно, но никак не простительно. За это положена тюрьма. А туда я вас упеку только для того, чтобы иметь возможность спокойно сыграть здесь партию в шахматы.

Капитан Катер мгновенно исчез — как комета. Он, правда, пробормотал какие-то слова, но никто их не разобрал. Однако они были похожи на протест. Этим он пытался сохранить свое достоинство.

— Что, вы сказали, он делал? — спросил встревоженно Крафт.

— Откуда я знаю? — Федерс сделал ход конем и поставил под угрозу ферзя Крафта.

— Однако ваше обвинение было недвусмысленно.

— Оно, вероятно, и справедливо, — равнодушно ответил Федерс. — Но какое мне до этого дело? Он мне мешал — я хотел от него избавиться. Поэтому я и придумал кое-что, а так как я уверен, что у Катера совесть нечиста, то можно выдвинуть любое обвинение, — это тактика, мой дорогой. Однако следите лучше за своей игрой. Если вы не будете внимательны, то за три хода я сделаю вам мат.

Крафт пытался сосредоточить внимание на игре, но это ему не удавалось. Федерс снова начал действовать.

— Посыльный! — громко крикнул он на весь зал. — Бутылку коньяка для меня — на счет капитана Катера!

Крафту еще раз удалось спасти своего ферзя. Однако Федерс сделал тотчас же ход слоном справа. Затем он схватил бутылку и наполнил до половины два стакана. Крафт быстро оттянул своего ферзя на самое заднее поле.

— И все же, — осторожно продолжил обер-лейтенант прерванный разговор, — офицерский корпус состоит ведь из отдельных личностей — из людей с самыми различными взглядами, способностями, качествами.

— Конечно! — воскликнул Федерс. — Точно так же, как и корпорация дворников или мусорщиков. И там вы найдете тоже тихих пьяниц, богобоязненных домашних тиранов, размышляющих гуманистов и легковерных нацистов, приверженцев кайзера и социалистов.

Крафт усмехнулся:

— Вы соизволите сравнивать дворника с офицером, господин капитан?