— Да-да… — спохватился Ульман. — Хелен, она снилась мне каждую ночь, как будто она, а не фрау фон Даллен, там, со мною, в стогу… Но днем все становилось по-другому. Когда она запросто говорила мне: «Ганс, проводите меня на рынок». Она ходила покупать туда продукты, для всех нас. Она никогда не просила об этом ни Бёренда, ни Мартина. И я шел с ней. И мы так мило болтали. В основном говорила она. Обо всем говорила, совсем как девчонка. Она неплохо говорила по-немецки. Только акцент. И по-русски она меня учила. «Ти… ошень… красифая… дефушка». И еще другим. Это было как игра. У меня дома осталась младшая сестра… А Хелен… в такие минуты я чувствовал, что никому не дам ее в обиду. Но в присутствии товарищей становилось все по-другому. Все-таки они были моими товарищами. Мы вместе готовились воевать за великую Германию в составе лучшей дивизии Третьего рейха «Гроссдойчланд»…

Он еще не закончил говорить, а внимание Отто отвлек знакомый звук. До спинного мозга этот звук пронимал, заставляя забыть обо всем и искать одного — спасительного укрытия. Нарастающий вой. Он приближался оттуда, со стороны батареи немецких гаубиц.

— Ложись, Ганс! — успел крикнуть Отто и вжался в рыхлый холодный песок, стараясь забиться в щель под самый валун. Оглушительный грохот сотряс землю, и валун покачнулся. Отто с ужасом почувствовал, как многотонная громада камня, шевельнувшись, прикоснулась к его спине. И отпрянула назад. А что, если бы он качнулся сильнее? Его спину и ноги переломило бы, как спичку. И от лейтенанта мокрого места бы не осталось. Тот даже не почувствовал, что был на волосок от гибели. Похоже, он уже переходил в мир иной.

Ульман предусмотрительно отполз от камня на пару шагов. Теперь он лежал, засыпанный песком вперемешку с землей, поднятой в воздух вместе с мощной взрывной волной. Значит, теперь артиллерия била по карьеру. Выходило, что им удалось скорректировать огонь. Насколько Отто знал, единственную в батальоне рацию разбило прямым попаданием танкового выстрела еще в самом начале обороны Лысой Горы. Радиста тогда разметало вместе с деталями на несколько метров вокруг воронки. Скорее всего, герр майор отправил кого-то гонцом в расположение артиллеристов, и ему наконец-то удалось добраться до окопавшихся в колхозе.

— Эй, Ганс!… — Отто окликнул товарища. — Ты цел?

Вместо ответа тот пошевелился. Отряхиваясь и сплевывая песок и землю, он оглянулся вокруг. Белки его глаз блеснули в темноте. Похоже, что с ним все в порядке. Как водилось с теми, кого присыпало после взрыва, ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Отто было знакомо это ощущение: как будто ты выбрался из собственной свежей могилы.

— Слышь, меня чуть не похоронило заживо… — наконец, отозвался Ульман, подползая к нему.

— Хм, тебе еще повезло… — произнес Отто Хаген. — Тебя присыпало рыхлой землицей. А на нас с лейтенантом чуть не водрузился этот здоровенный булыжник. Вот была бы нам братская могилка, да еще с надгробной плитой, которую танком не сдвинешь…

Ульман вдруг рассмеялся. Отто поймал себя на мысли, что он впервые за все время их совместной службы в «пятисотом» слышал смех Ганса.

— А ты молодец, Отто, — произнес Ганс. — Никогда не унываешь. И в деле надежный…

— Что толку распускать сопли, если тут каждый следующий снаряд может из тебя соплю сделать… — заметил Хаген.

Они выглянули из своего укрытия. Воронки усеяли дно карьера. Там, где был песчаный обрыв, зияла огромная выбоина. Как будто оползень сошел. Вывороченная взрывом почва обрушилась вниз вместе с солдатами противника и погребла их под собой. Из земли торчали руки и ноги, некоторые из них беспомощно шевелились. Стоны доносились изнутри.

— Надо выбираться отсюда… — решительно произнес Отто. — Ты видишь, как их накрыло. Артиллерия сместила цели обстрела. Теперь они бьют по карьеру, по противнику. Опять нас могут накрыть свои же…

Словно бы в подтверждение его слов, один за другим, с разбросом метров десять, на дне карьера выросли три взрыва. Один из них угодил прямо в ту самую осыпавшуюся гору. Там, где только что был жутко шевелившийся холм, вмиг образовалась не менее жуткая воронка. Запахло жареным мясом.

Ни Хагену, ни Гансу уже не требовалось дополнительных команд. Они, словно сговорившись, схватили лейтенанта и бросились бежать вдоль обрыва вперед.

— Погоди… — приостановился Ульман. — Ты и так пулемет тащишь. Мне сподручнее одному командира нести…

Еще несколько минут назад он пытался задушить Паульберга, а теперь бережно взвалил его на плечи и рванул вслед за Отто.

— Должен же быть где-то подъем из этой чертовой ямы? — шептал он вдогонку спешащему Хагену. Тот, с пулеметом на изготовку, внимательно оглядывался по сторонам. Действительно, если этот карьер разрабатывали ради добычи песка или еще чего там, то где-то должен был быть спуск для машин или подвод.

— Говори тише, — обернувшись, предостерег Отто. — Тут наверху вполне могут быть русские. Да и с нашей стороны могут жахнуть. Разбираться не будут, свои мы или чужие. В этой чертовой темноте не различишь ничего. И подъема не видно… А вот… Смотри, что это?…

Они подошли к участку обрыва, где песчаник сменялся глинистой почвой. Здесь наверх вели аккуратно вытесанные ступеньки. Видимо, местные рабочие сделали для себя дополнительный — пеший — подъем.

Они на секунду остановились в замешательстве перед спасительной лесенкой.

— Как быть с лейтенантом? — тяжело дыша, вслух рассуждал Ульман. — Мы столько с ним возились, что оставить его жалко.

Отто кивнул.

— Он жив еще? — спросил он.

— Не знаю… — хмуро ответил Ульман.

— Все равно надо его доставить к герру майору. Хотя бы докажем, что мы тело не бросили…

Впереди внезапно раздалась стрельба. Огневые вспышки, озарявшие темноту, подсказывали, что бой разгорелся недалеко — метрах в ста впереди.

— Слушай, Отто… Ты полезешь наверх и приведешь подмогу, — произнес Ганс.

— Как я тебя оставлю одного? — возразил Хаген, несогласно замотав головой.

— За меня не беспокойся, — подтолкнул его к ступенькам Ганс. — Во-первых, я не один… Мы тут с герром лейтенантом…

Он попытался улыбнуться. Улыбка вышла не очень искренняя.

— Ничего, отсидимся…

— Я мигом, — приняв решение, Отто стал карабкаться наверх. Уже с лестницы он громким шепотом сказал Гансу:

— Главное, никуда от лестницы не уходите. И сидите тихо. Вытащу вас обязательно…

Лестница была почти отвесной. Удерживаться Отто удавалось с трудом. Рукам уцепиться было практически не за что. Холодная глина крошилась и осыпалась под пальцами. Пулемет оттягивал спину назад, в пустоту. Несколько раз Хаген чудом не кувырнулся обратно в карьер. Но в конце концов ему удалось перевалиться через край обрыва. Отто и секунды не дал себе отдышаться. Вскочив на ноги, он побрел вперед, на шум стрельбы и зарева вспышек, все время ускоряя шаг.

Внезапно ночную мглу разорвал сухой и гулкий треск автоматной очереди. Она прозвучала так неожиданно и так близко, что Отто невольно пригнулся. Это и спасло его. Несколько пуль прожужжали прямо над его каской. Отто грохнулся на землю, выставив вперед ствол своего МГ. Только сейчас он увидел, что пулеметная лента была пуста. Черт, сейчас уже не перезарядишь. Все же это должны быть свои. Стрельбу вели из «шмайсера». Уж это-то Хаген мог различить и в кромешной темноте.

— Не стреляйте! Не стреляйте… я свой, испытуемый Хаген, рота Паульберга «пятисотого» батальона.

Несколько секунд ему никто не отвечал. Там, за стеной темноты, молчали, словно раздумывая, стоит ли рискнуть и принять его слова на веру или поступить проще и попросту прихлопнуть этого встречного. Возни меньше.

Отто по опыту знал, что именно такое решение на войне принимали чаще всего. Но сегодня ему везло.

— Рота Паульберга? Из второй, что ли?…

Голос раздался совсем близко. Но того, кому он принадлежал, видно не было. Наверное, залег в траве. Тут, возле карьера, все заросло пожухлой травой. Напрягшийся слух Отто уловил еще один голос — тихий и сдавленный. По всему, там впереди спорили. Скорее всего, решали, как с ним поступить. В темноте раздался звук клацнувшего металла. Перезарядили затвор. Отто ничего не мог предпринять.