— Значит, свадьбу он спланировал… — прошептала Бейли.

— Он был из тех мужчин, которые принимают решение, а потом делают все от них зависящее, чтобы другая сторона не успела передумать?

— Да, конечно. Джеймс всегда так поступал, это его жизненный принцип. Он говорил, что большинство людей — нерешительные болваны, и даже если годами убеждать их — втолковывать, в чем суть, разъяснять свою точку зрения, — они способны пойти на попятный в последнюю секунду. Поэтому все контракты и соглашения он готовил заранее, еще до встречи. Едва его условия принимали, он подсовывал на подпись заранее заготовленные бумаги.

— Наверное, он увидел тебя, понял, что ты ему подходишь, узнал, что тебе нет восемнадцати, и предпринял все меры, чтобы тебя заполучить.

— Значит, ты считаешь, что согласия моей матери он все-таки добился?

— Да. Более того, я убежден, что недавно Атланте и Рею сообщили, что такой документ существует, и они поняли: если его обнародуют, они потеряют все. Потому и принялись со всей поспешностью ликвидировать активы, чтобы вывезти из страны как можно больше денег.

— Но где же сам документ? Где это разрешение на брак? Почему оно не всплыло, когда юристы перебирали бумаги Джимми?

— Кое-кто должен знать.

— Кто именно?

— Твоя сестра. Либо документ у нее, либо она знает, где он.

Бейли слабо улыбнулась.

— Звучит логично. Может, просто позвонить ей, да и спросить? Она охотно скажет мне правду. В последний раз мы общались… дай-ка вспомнить… каких-нибудь три года назад. Она кричала на меня, что я испортила ей жизнь. Твердила, что это я виновата, что первый муж развелся с ней. На самом деле я так и не узнала, действительно ли Джимми помог ее мужу получить работу на Ближнем Востоке, — и, честно говоря, не хотела выяснять. Но Долорес уверена, что без Джимми тут не обошлось. То, что Джимми назначил ей и ее дочери ренту, купил им огромный дом в охраняемом поселке во Флориде и продолжал обеспечивать их, даже когда Долорес была замужем во второй и в третий раз, для нее ничего не значит. По ее мнению, она несчастна из-за меня.

Бейли глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Ну хорошо, расспрашивать сестру бесполезно, но должен же быть кто-то, кто сумеет вытянуть из нее эти сведения.

— Такого человека я не знаю, — помолчав, сказала Бейли.

— Ладно, подумаем еще.

Но несмотря на все старания, выход они так и не нашли.

Немного погодя Мэтт поднялся и посмотрел на часы. Бейли поняла так отчетливо, словно прочла его мысли: они и без того слишком долго медлили, дольше тянуть нельзя. Пора сообщить Кэрол, что ее муж погиб.

Мэтт не отпустил Бейли к Вайолет одну. Он сам отвез ее туда и пообещал, что будет ждать сколько потребуется. Едва увидев их на пороге, Вайолет увела дочерей Кэрол во двор за домом. Мэтт ободряюще пожал Бейли плечо и оставил ее наедине с Кэрол.

Через два часа Бейли появилась во дворе Вайолет, где Мэтт играл с девочками, а Вайолет наблюдала за ними, сидя в кресле.

— Как она? — спросил Мэтт.

— Все было, как мы и предполагали. Кэрол ушла от Филиппа и даже не сказала, куда едет. Хотела припугнуть его, чтобы он наконец бросил работу у Атланты и Рея. Но ему предложили такие деньги, от которых он не смог отказаться. — Бейли посмотрела на Мэтта: — Знаешь, мне кажется, Филипп обманывал жену. Думаю, он не бросал работу не только из-за денег. Джимми как-то говорил мне, что у Филиппа достаточно сбережений, и, кроме того, он никогда не производил впечатления жадного человека. Филипп признавался, что работать на Джимми ему нравится потому, что не приходится скучать.

— Что же теперь? — спросил Мэтт, оглядываясь на дом.

Бейли оглянулась на дочерей Кэрол, качающихся на качелях. Вайолет подталкивала их, девочки визжали, требуя раскачать их повыше. Старшей было двенадцать — совсем ребенок даже по меркам Кэлберна.

— Кэрол придется сказать детям, что их отец умер. Она обязана…

Бейли расплакалась, Мэтт привлек ее к себе и помахал Вайолет, сообщая, что они уезжают. Всю дорогу до дома они не обменялись ни единым словом.

Дома Мэтт ухаживал за Бейли, словно она тяжело заболела: усадил на диван, укрыл теплым пледом, сам поджарил яичницу.

— Нелегко тебе пришлось, — тихо заметил он после ужина, усаживаясь рядом и приглаживая ей волосы.

— Знаешь, — сказала она, глядя на свою пустую тарелку, стоящую на журнальном столике, — когда я потеряла мужа, из-за денег мне не позволили даже проститься с ним. Слышал, что говорили сегодня обо мне в новостях? Во всем, что творят Атланта и Рей, виновата я. А после смерти Джимми все в один голос заявляли, что я заставляла его плясать под свою дудку. Я видела шоу, где психотерапевты подолгу разглагольствовали о «мастерицах манипуляции». И вот теперь…

Мэтт вдруг улыбнулся.

— Не понимаю, что тут смешного.

— Ты, — объяснил он. — Когда я впервые увидел тебя, ты выглядела смертельно перепуганной. Ты боялась даже выглянуть из дома — а посмотри на себя теперь! Ты готова сражаться с целым миром.

— Может быть… — нерешительно согласилась она и добавила: — Ты чем-то испачкал подбородок.

Мэтт провел по нему ладонью:

— Стерлось?

— Нет. Иди сюда, дай я сама, — сказала она, а когда Мэтт наклонился, схватила его за воротник рубашки и прижалась к его губам.

Близость смерти пробудила в ней жажду жизни. Сегодня она слышала, как плачет Кэрол, как повторяет все то, о чем думала Бейли после смерти — больше ей никогда не обнять мужа, не засмеяться вместе с ним.

Бейли хотелось возразить, что у нее по крайней мере есть друзья, которые будут скорбеть вместе с ней. После смерти Джимми ей такой роскоши не досталось. Вместо этого весь мир заклеймил ее как преступницу, которую даже муж лишил наследства.

Мэтт ответил на поцелуй и сразу отстранился, заглядывая ей в глаза.

— Я так просто не сдаюсь, — покачал головой он. — Предпочитаю играть наверняка.

Бейли ответила ему пристальным взглядом.

— Мне уже никуда не деться.

Мэтт улыбнулся, подхватил ее на руки и отнес в спальню, где уложил на кровать. А сам сделал шаг к двери, и Бейли схватила его за руку.

— Куда же… — начала она.

— Затем, что нам пригодится, — многозначительно объяснил он, не скрывая, что едва сдерживает вожделение.

Бейли не отпустила его. Она ничего не говорила, но взглядом упрашивала его не уходить.

— Ты уверена? — внезапно охрипшим голосом спросил Мэтт.

— Да, — шепнула она.

Он улыбнулся ей, а Бейли показалось, что в его глазах блеснули слезы.

В следующий миг он уже был рядом. Распаленные неделями ожидания, они кинулись в объятия друг друга, одежда полетела на пол. Обоих охватила радость, они торопились вытеснить события последних страшных часов.

Бейли больше не хотела вспоминать бесконечные недели одиночества. Оказалось, она ни в чем не нуждается так, как в прикосновениях горячего сильного тела.

— Какой ты красивый… — прошептала она, увидев его раздетым и осторожно прикасаясь губами к коже.

— Правда? — спросил он. — А я думал, тебе не нравится — после тот как показал тебе тот фокус с обливанием водой.

Бейли только рассмеялась низким, гортанным смехом, водя ладонями и губами по его телу, чувствуя упругость мышц, его бедра между своими ногами, тяжесть его тела — восхитительного мужского тела, придавившего ее к постели.

— Я люблю тебя — ты ведь это знаешь? — прошептал Мэтт ей на ухо и втянул в рот мочку.

Бейли смогла только кивнуть: едва он вошел в нее, все мысли улетучились. Она превратилась в сгусток желания, вернулась к тому, с чего начиналась жизнь.

Мэтт вонзался в нее, пока голова Бейли не начала биться об изголовье кровати, а потом съехала набок, свесилась с края. Чтобы не упасть, она уперлась руками в стену, а Мэтт не унимался.

Когда наконец он кончил, Бейли протяжно вскрикнула, и ее тело так обмякло, что, если бы Мэтт не подхватил ее, она соскользнула бы с кровати, ударившись головой о твердые доски пола.