Мэтт протянул ей еще снимок, на котором смеялась молодая пара. Юноша был в свитере с эмблемой школы, девушка — в юбке «солнце-клеш» и облегающей кофточке с пушистым воротничком. Оба казались актерами, занятыми в постановке «Бриолина».

— Твой родители?

— Да, — тихо произнес Мэтт. — Еще до того, как мой дед разорился, направил машину к пропасти и погиб вместе с бабушкой.

Горечь в голосе Мэтта заставила Бейли вздрогнуть.

— Они явно влюблены, — заметила она, взяв фотографию. — Ты только посмотри на ее глаза! Она смотрит на него так, словно… — Она осеклась.

— Словно готова пойти за ним на край света? — саркастически уточнил Мэтт. — Вот она и пошла. А через несколько лет он покинул город и больше не вернулся. И оставил женщину, которая любила его больше жизни, одну с двумя маленькими детьми, хотя и знал, что она слишком горда, чтобы просить помощи у своих родителей.

— Как же выжила ваша семья?

Мэтт помолчал, прислонившись к спинке дивана.

— Детство запомнилось мне только одним — работа, работа… — негромко начал он. — И больше ничего. Мама работала в местном магазине одного прижимистого ублюдка, а нас оставляла на попечение неряшливой старухи, которая смотрела по телевизору «мыльные оперы», а нас с братом не замечала.

Мэтт перевел дыхание, чтобы успокоиться.

— Я делал все, что мог, чтобы накормить и уберечь младшего брата от беды. Был не по возрасту рослым и крупным, поэтому уже с девяти лет начал за плату косить траву на соседских газонах. В тот день, когда отец бросил нас, я стал мужчиной. Отец забрал свои школьные награды, нацарапал записку жене и исчез.

Посмотрев на Бейли, Мэтт увидел, что ее глаза потемнели от гнева.

— Знаешь, что было в той записке? — Ответа он не дождал­ся. — «Прости меня». Вот и все. Всего два слова.

— Но ты же не простил, так?

— Не простил. Если уж человек заключил сделку, он обязан выполнять ее условия.

— Как поступал ты с Кассандрой?

— Верно. Я держался, пока она своими поступками не предоставила мне свободу. Я дал клятву и сдержал ее.

— Твоя мама больше не пыталась связаться со своими родителями?

— Нет. Гордость мешала. — Он улыбнулся. — Не смотри на меня так: я знаю, что унаследовал гордость от нее — Пэтси часто об этом напоминает. Мама ни за что не взяла бы деньги у своих родителей и не брала их даже у меня. Я работал все время, пока учился в школе, каждую свободную минуту, и экономил каждый грош. Мама хотела, чтобы я поступил в колледж. Говорила, что только учеба поможет мне избежать ее участи, и эти слова были единственным подобием жалобы, какое я слышал от нее.

— Хотела бы я с ней познакомиться, — призналась Бейли. — Окажись я в таком положении, я жаловалась бы не переставая, бросилась бы к отцу и на коленях умоляла простить и помочь мне.

Мэтт взглянул на нее, удивленно вскинул брови:

— Вот как? А мне почему-то не верится. У меня сложилось впечатление, что гордости в тебе больше, чем в нас с мамой, вместе взятых.

Бейли отвернулась: оказывается, он слишком многое разглядел.

— Мама узнала, что ты окончил колледж?

— Нет. Она умерла в тот год, когда Рик заканчивал школу, а через полгода он женился на Пэтси. Рик говорил, что он не такой, как я, ему недостает моей целеустремленности, он и представить себе не может, как жить одному. Говорил, что рядом с Пэтси у него появится цель в жизни. Он оказался умнее меня — сразу понял, что она ему пара, и не пожелал с ней расставаться. Рик по-настоящему счастлив с Пэт и детьми.

— А ты — нет. Ты никогда не чувствовал себя счастливым.

— Верно. Мне всегда казалось, что в моей жизни чего-то не хватает, что внутри у меня зияет огромная пустота.

— Ты пытался узнать, куда уехал твой отец и почему?

— Несколько лет назад я получил посылку. Хозяйка одного пансиона в Балтиморе написала, что один из ее жильцов просил в случае его смерти переслать эти вещи по моему адресу.

— Сейчас угадаю: это была посылка от твоего отца.

— Да. Все его школьные награды, те самые, которые он увез с собой. При них не нашлось ни письма, ни записки — ничего, кроме медалей. А я в то время был настолько занят собственной жизнью, что только чертыхнулся, обозвал его мерзавцем и зашвырнул посылку на самую верхнюю полку стенного шкафа. Но позднее, во время развода, когда мы делили имущество, я нашел ее и сунул к себе в чемодан.

— Тот самый, с которым вернулся в Кэлберн.

— Точно. Думаю, уже тогда я понимал: мне необходимо узнать, что произошло, а для этого вернуться на родину, в Кэлберн.

— Ну и как, узнал что-нибудь? — мягко поинтересовалась Бейли.

— Я действительно хотел бы понять, что стряслось с моим отцом. С самого детства я ненавидел его и знал, что сам ни за что не поступил бы так, как он, но теперь я старше, умнее и давно понял, что люди вынуждены подчиняться не только рассудку.

— Правильно, — согласилась Бейли. — Людьми управляют эмоции, а эмоции могут толкнуть нас на самые неожиданные поступки.

— Знаешь по опыту? — спросил Мэтт, и глаза его весело блеснули. Видимо, за разговором он незаметно воспрянул духом. — А что, если мы съездим в кино? Может, для разнообразия поживем немного нормальной жизнью?

— Было бы неплохо, — отозвалась Бейли, глядя, как Мэтт убирает все обратно в коробку. Он поднял собранные снимки, чтобы подровнять стопку, но один вывалился и упал на пол, а Бейли наклонилась, чтобы подобрать его. Мэтт показал ей не все снимки, которые были в коробке, и Бейли гадала почему. Значит, секреты есть не только у нее?

На поднятой фотографии она увидела двух подростков — юношу и девушку, полноватых и мрачных. Одежда была им не по размеру, кожа на лице юноши даже на черно-белой фотографии выглядела прыщавой.

— Друзья твоего отца? — спросила Бейли, невольно усмехнувшись: невозможно представить, чтобы у холеного президента класса Кайла Лонгейкра были такие друзья, как эти двое.

— Нет, это… — начал Мэтт, но умолк.

Бейли не спешила отдать ему снимок.

Медленно, побелев, как оштукатуренная стена за ее спиной, она поднесла снимок поближе к свету.

— Кто эти люди? — сиплым шепотом повторила она.

— Не знаю, — ответил Мэтт. — Этот снимок я нашел вместе со всеми среди мусора. А ты знаешь, кто они?

— Нет, — еле слышно отозвалась Бейли и повторила громче: — Разумеется, не знаю. Откуда мне знать людей на твоих снимках? — Но Мэтт взглянул на нее так, что она сразу поняла: он ей не верит. Принужденно рассмеявшись, она попыталась объясниться равнодушным тоном: — Просто они напомнили мне знакомых, которых уже нет в живых, вот я и растерялась.

— Не хочешь рассказать подробности? — осторожно спросил Мэтт.

— Они никому не интересны, — торопливо ответила Бейли и поднялась. — Знаешь, если ты не против, сегодня от фильма я откажусь. Что-то я устала, хочу прилечь и почитать. Спокойной ночи, — заключила она, прежде чем он успел ответить, и почти сбежала к себе в спальню, захлопнула дверь и в изнеможении прислонилась к ней.

Подростками на снимке были Атланта и Рей, а стояли они перед домом, который Джимми завещал ей, — тем самым домом, где Бейли жила теперь.

Оказавшись в своей спальне, Бейли схватила телефонную книжку и нашла номер Филиппа. Наверное, стоит сразу позвонить ему и сообщить, что она видела. Может, это очень важно, что есть снимок, на котором брат и сестра Джимми стоят перед домом, который достался ей по наследству от мужа.

Но, подумав, Бейли отложила телефонную книжку. Она же с самого начала знала, что этот дом принадлежал Джимми. А если он вырос здесь, значит, и его брат с сестрой тоже. В маленьких городках все друг друга знают, мало ли у кого могут оказаться чужие фотографии!

Разыскивая в ящике комода ночную рубашку, Бейли твердила себе, что в событиях многолетней давности разбираться не стоит. Она видела, как взбесили сегодня Дженис ее слова, видела, как вздрагивали руки Мэтта, когда он показывал ей фотографии отца. Всем станет только хуже, если она начнет расспрашивать о прошлом. «Кто эти толстые неряшливые подростки? Почему их снимок оказался среди фотографий «Золотой шестерки»?» — таких вопросов лучше не задавать. Если ей удалось разозлить Дженис единственным замечанием, сотня вопросов выведет из себя любого.