Женщина засмеялась, показывая отсутствие двух нижних зубов.
— Чем могу помочь? — спросила она.
Бейли не ответила: ее взгляд случайно упал на рассаду, которую высаживала хозяйка дома. Молодые растения оказались не помидорами, а марихуаной.
— А разве это не запрещено? — тихо спросила она.
— Только для эгоистов. А я делюсь урожаем с самим помощником шерифа, который тут в Кэлберне главный, и он говорит — сад у меня что надо. — Она прищурилась. — Можем зайти в дом, а вы расскажете, ради чего притащились в такую даль.
Бейли невольно улыбнулась: она привыкла проводить выходные в таких местах, куда можно было добраться лишь самолетом. По сравнению с ними Ред-Ривер-роуд никак не тянула на звание «такая даль».
Следом за хозяйкой она поднялась на застекленную заднюю веранду, где стояли стиральная машина образца сороковых годов и пара древних стиральных досок. В углу громоздилась сломанная деревянная садовая мебель. Бейли сочла бы, что ей самое место в камине, если бы не вспомнила, что видела точно такую же в парижском антикварном салоне. Стиль ретро недавно опять вошел в моду.
Они проследовали на кухню, и Бейли сразу поняла, что за последние тридцать лет здесь ничто не изменилось. Линолеум на полу местами был протертым до основы, кухонные шкафы покрывал слой жира, грязи и облупившейся краски. Возле одной стены стояла старая плита, крашенная эмалью, с духовкой, в которую поместилось бы полбыка. Сооружение под окном было кухонной раковиной: с гигантской чашей, широкими бортиками по обе стороны, эмалевым «фартуком» и двумя торчащими из него кранами. От такой раковины для своего фермерского дома не отказалась бы и Бейли.
— Жуткая хибара, да? — спросила хозяйка, располагая свои телеса на стуле спиной к раковине.
Точно такие же стулья Бейли видела в продаже в дорогих магазинах «Американа».
— Нет, — чистосердечно ответила она. — Это оригинал, который все мы пытаемся скопировать.
Хозяйка хмыкнула.
— Вид у вас холеный, но вы начинаете мне нравиться. Садитесь, спрашивайте, о чем хотите. Если, конечно, закатать помидорчиков не желаете. — Последние слова она произнесла, давясь от смеха.
Ей и вправду казалось, что она удачно пошутила: вид у Бейли был настолько городским, что представить ее закатывающей помидоры было невозможно.
На этот раз пришла очередь Бейли сдерживать смех. Обернувшись к раковине, она увидела целую гору только что сорванных с куста, еще теплых от солнца помидоров. В некоторых слизни прогрызли глубокие дыры, но Бейли знала, что и таким помидорам можно найти применение. Не глядя на хозяйку, Бейли открыла дверь в стене, догадавшись, что в этой кухне, как в любом старом фермерском доме, должна быть просторная кладовая. И точно, она здесь была, а в кладовой на полках вдоль неоштукатуренных кирпичных стен выстроились банки, ожидая, когда их наполнят запасами на зиму. На полу возле полок нашлась и пара скороварок для консервирования, и целая коробка новеньких крышек.
— Вы рассказывайте, а я займусь банками, — заявила Бейли и потащила скороварки к раковине, чтобы наполнить водой. — Я как раз хотела узнать, почему город выглядит таким заброшенным. А еще — почему Опал из парик… то есть из салона красоты чуть не пристрелила меня, когда ей померещилось, что я имею какое-то отношение к «Золотой шестерке». Что это вообще такое? Может, я должна куда-то вступить? Кстати, меня зовут Бейли Джеймс. Мне досталась в наследство…
— …старая ферма Хенли. Я знаю, — подхватила хозяйка, наблюдая, как Бейли деловито снует по кухне, словно всю жизнь работала здесь. — Ваш муж умер и оставил вам ферму, а сегодня к вам переселяется Мэтт Лонгейкр. Пэтси сама не своя — рада отделаться от него. Вечно он бурчит, какие неряхи ее близнецы. Пэтси, само собой, безобразно разбаловала мальчишек, так что Мэтт жалуется не зря. А я — Вайолет Ханикатт.
— Мне так и объяснили. — Бейли принесла из кладовой банки и начала расставлять их в двух скороварках, чтобы простерилизовать. — Больше всего мне хотелось бы узнать хоть что-нибудь про ферму, которая мне досталась, — кто жил там, как и так далее. У Хенли были дети?
— А с чего это вдруг вы расспрашиваете про них? — подозрительно спросила Вайолет.
Услышав это, Бейли решительно села за стол лицом к хозяйке. Смысл ее жеста был очевиден: если Вайолет хочет, чтобы ей помогли с помидорами, ее дело — отвечать на вопросы, а не задавать их.
Вайолет рассмеялась:
— Видать, кто-то научил вас вести дела!
Бейли не сдвинулась с места.
Продолжая улыбаться, Вайолет открыла деревянную шкатулку, стоящую на столе, и достала самокрутку.
— Не возражаете?
Бейли по-прежнему смотрела на нее в упор, ожидая ответа.
— Ну ладно. — Вайолет откинулась на спинку стула, закурила, затянулась и на миг прикрыла глаза. А открыв их, сообщила: — Раньше хозяевами фермы были Хенли, но если они давным-давно переехали, это еще не значит, что местные забыли про них. Потому ферму и называют по фамилии давних хозяев.
Бейли поднялась, прошла к раковине, взяла старый нож для овощей. Им пользовались так долго, что лезвие сточилось дугой. Настоящий нож «птичий клюв», специально для чистки овощей, мимоходом отметила Бейли и вспомнила дорогие французские ножи, которыми пользовалась сама.
— Хотите узнать про Хенли?
Бейли ответила не сразу. Раскрывать свои намерения не стоило.
— Нет, скорее, про то, каким был Кэлберн в шестидесятые-семидесятые годы.
— А-а, так вы все-таки насчет «Золотой шестерки».
— Я же сказала — я понятия не имею, кто это или что это.
— Шестеро мальчишек, закончивших местную школу в 1953 году. Единственное, чем мог гордиться Кэлберн. Пока какое-то завистливое ничтожество не решило навыдумывать про них невесть что. На этом все и кончилось. — В голосе Вайолет послышалась горечь.
Бейли знала, что Джимми родился в 1959 году, значит, он никак не мог быть одним из «Золотой шестерки».
— Нет, меня интересует то, что было позднее. — Она поставила греться воду в алюминиевой кастрюле с почерневшим от гари дном, чтобы окунать помидоры в кипяток и чистить их.
— В шестьдесят восьмом один из шестерых пристрелил свою жену, а потом застрелился сам. Хотите узнать, что было тогда?
«Шестьдесят восьмой, — мысленно повторила Бейли. — В то время Джимми был слишком молод, значит, к этим событиям не имел никакого отношения».
— Вообще-то мне хотелось узнать про тех людей, которые жили на моей ферме.
— Честное слово, насчет вашей фермы я не в курсе, зато знаю девчонку, которая когда-то жила в Кэлберне. Дайте-ка мне телефон, сейчас проверим, дома ли она. Только разговор будет междугородный. — И она выжидательно посмотрела на Бейли.
— Я оплачу его. — Бейли вытерла руки полотенцем и направилась за телефоном — черным дисковым аппаратом, которому, по мнению Бейли, было самое место в музее.
Вайолет набрала номер, подождала и заговорила:
— Привет, крошка!.. Да, Ханикатт. У меня тут новая соседка из самых дебрей Кэлберна, хочет узнать, что раньше было на старой ферме Хенли. Там ничего такого особенного не случалось? Вроде бы болтали раньше что-то такое… Ну, вспомнишь — позвони. Мы пока тут побудем, она мне помидоры закатывает.
И она положила трубку.
— Если вспомнит, перезвонит; — сообщила она Бейли и умолкла.
Вайолет молчала так долго, что Бейли поняла: хозяйка дома так намерена сидеть и покуривать косячок, пока гостья обрабатывает чуть ли не двадцать кило помидоров. А если ее знакомая припозднится со звонком, Бейли была согласна даже законсервировать всю зеленую фасоль и клубнику, какие найдутся в доме.
— Ну хорошо, — вздохнула она, — расскажите мне пока про «Золотую шестерку».
Бейли выросла в небольшом городке и потому хорошо знала: трагедии случаются повсюду, и местные жители готовы обсуждать их до бесконечности. Может, это даже к лучшему, что Джимми не завещал ей ферму где-нибудь в Фолл-Ривер, штат Массачусетс: там бы ей все уши прожужжали загадочным делом Лиззи Борден [3] .