– О-о, – перебила робко мисс Стентон, подаваясь вперед, чтобы рассмотреть медальон Джейн. – В Блэкберри-Мэнор приглашен портретист?

– Нет, – коротко и резко ответил Гэвин, надеясь прервать нить ее мыслей своей резкостью, прежде чем эта тема распустится пышным цветом.

Джейн уронила горшочек с мармеладом на колени и хмыкнула:

– Художник-портретист живет здесь, мисс Стентон. Это дядя Лайонкрофт!

У мисс Стентон отвисла челюсть, и она с ее узким личиком стала похожа на рыбу, ловящую ртом воздух. – Вы художник-портретист?

– Нет.

Он отщипнул кусочек хлеба и сунул в рот, чтобы не участвовать дальше в этом разговоре.

– Он обычно не пишет портреты, мисс Стентон. Вы видели пейзажи дяди Лайонкрофта? Они развешаны по стенам, – поспешила подхватить реплику Нэнси.

Девчонка Стентон продолжала смотреть, как задыхающаяся рыба:

– Вы художник-пейзажист? Вы написали… все эти… картины?

Он жестом указал на свой полный рот и принялся энергично жевать. Мисс Стентон явно была пустоголовой болтушкой. Он был готов съесть десять тонн хлеба, если бы это помогло ему избежать бессмысленной болтовни.

– Мама говорит, что он всегда и во всем был талантлив, – добавила Джейн, намазывая мармелад на хлеб, – будь то фехтование, или скачки, или что-нибудь другое.

Девица Стентон продолжала пялиться на него с разинутым ртом.

– У меня замечательная идея! – закричала Джейн, роняя намазанный мармеладом липкий хлеб на колени и хлопая в ладоши. – Вам надо попросить дядю Лайонкрофта написать ваш портрет! Дядя Лайонкрофт, вы ведь напишете портрет мисс Стентон?

Гэвин проглотил хлеб так быстро, что чуть не подавился крошками.

– Нет.

Девчонка Стентон внезапно обрела дар речи.

– А как насчет мисс Пембертон? – спросила она, и подозрительный блеск в глазах шел вразрез с невинным тоном. – Ее портрет вы написали бы?

Он так яростно уставился на девчонку Стентон, что она побледнела и отвела глаза, но это продолжалось мгновение. Конечно, он был готов написать портрет мисс Пембертон. Сейчас у него в студии всего один неоконченный портрет. Но его увлечение не имело никакого отношения к этой чертовой девчонке Стентон. Какая ошибка природы!

А где же, в конце концов, мисс Пембертон? Все еще здесь. Сидит между близнецами, подает Роуз корзинку с фруктами, смеется чему-то, сказанному Тисдейлом. Неужели этот глухой старый пень ухитрился рассмешить ее?

Почему бы ей не посмотреть в другую сторону? Разве она не чувствовала на себе его взгляды? Если он будет смотреть еще более пристально, то может прожечь дыру у нее в затылке. В ее роскошной, всегда всклокоченной гриве. Господи, ну есть ли на свете женщина, способная выглядеть столь восхитительно растрепанной, будто только что поднялась с постели? И эта томная манера так медленно поднимать глаза и тайно бросать взгляды на него… Где же эти тайные взгляды сейчас? Он жаждал ее взглядов! Это было наименьшее, что она могла сделать, когда он не сводил с нее глаз.

И вот теперь она снова смеется. Тисдейл не мог заставить ее отвлечься. Она специально сводила его с ума. Почему она предпочла ему старую развалину, стоящую одной ногой в могиле?

Но главное, что она здесь. Разве не так? Как его сестра и племянницы. Все улыбались. Все смеялись.

– Верно, дядя Лайонкрофт? – спросила Нэнси слишком громко, будто уже не раз повторяла свой вопрос.

– Гм, верно, – пробормотал он, не сводя глаз с головы мисс Пембертон.

Джейн разразилась неудержимым смехом.

– Я же говорила, что он не слушает! Она сказала, что в доме пожар, дядя Лайонкрофт. Нэнси сказала, что дом горит, а ты, дядя Лайонкрофт, ответил «верно».

«Она сказала… ты ответил…»

Мисс Стентон пришлось хлопнуть Джейн по спине, чтобы та могла снова вздохнуть.

Гэвин бросил на всех троих мрачный взгляд.

Что имела в виду мисс Пембертон, когда сказала, что прикосновение к нему не вызывает у нее видений? Это было чем-то особенным? Это не было единственной причиной того, что она могла терпеть его общество? Было ли это признаком интеллектуального иммунитета? Потому что он был совершенно уверен в том, что готов умереть здесь, на этом месте, если единственное, что давало ей возможность терпеть его прикосновения, было то, что он не вызывал у нее видений.

Не собирается ли она прощупать всех присутствующих мужчин, чтобы найти другого, способного дать ей наслаждение без видений? Гэвин не смог бы этого вынести. Он уже был готов пресечь такое внимание к ней со стороны других мужчин. Он бы…

– Дядя Лайонкрофт!

– Что?

О Господи! Он уже шагах в десяти от своего места и направлялся к ней.

Он способен влепить пощечину этому семидесятилетнему донжуану. Черт возьми!

Нет, этого делать не следовало. Лучше сесть на место и снова приняться за еду. Съесть чего-нибудь и выпить вина. Откровенно говоря, он бы лучше поменялся местами с Джейн, чтобы вообще не видеть мисс Пембертон, а иначе мог бы натворить черт знает что! К счастью, мисс Пембертон не заметила, как он рванулся с одеяла, на котором сидел, и ринулся к ней. Она была слишком занята. Она болтала с Тисдейлом и смеялась.

Черт возьми… Похоже, этому пикнику суждено длиться до бесконечности.

Не важно, скольких усилий от нее потребовалось, чтобы продолжать не смотреть в ту часть сада, где сидел Лайонкрофт. От Эванджелины, конечно, не укрылось то, что он поднялся на ноги, поменялся местами с именинницей и снова сел. Теперь он был обращен к ней спиной. Она, видимо, слишком бурно отреагировала на это, вообразив, что за этой переменой места крылось что-то личное. Теперь он сидел рядом со Сьюзен и гораздо ближе и интимнее, чем прежде, оттеснив своих племянниц на противоположную часть одеяла.

Эванджелина никогда бы не стала советовать Сьюзен, как вызвать к себе интерес мистера Лайонкрофта, если бы хоть на секунду поверила, что той удастся добиться успеха.

Эванджелина в сотый раз отвела взгляд. Если произошла ошибка, то в этом была целиком и полностью ее вина. Именно она вдохновила на это Сьюзен. Если бы она могла оказаться рядом с Лайонкрофтом… О, да какое значение это могло иметь теперь? Как только Эванджелина уедет, а она непременно уедет, как только у нее будут возможность и средства это сделать, леди Стентон ринется на него и прикует к нему Сьюзен прежде, чем он успеет произнести «Отче наш».

– В чем дело? – спросила леди Хедерингтон, подаваясь вперед. Лицо ее было обеспокоенным.

– Ни в чем, – пробормотала Эванджелина, смущенная тем, что ее застали врасплох, мечтающей о ком-то, кому не суждено было принадлежать ей.

Она неуверенно потянулась к своему бокалу. Почему она не могла проспать все это торжество, как мистер Тисдейл?

Леди Хедерингтон нахмурилась:

– Дело в моем брате?

Эванджелина поперхнулась, глотнув вина:

– Э… что?

– Вы улыбаетесь близнецам, болтаете со мной и выглядите счастливой, довольной и занятой, а минутой позже бросаете взгляд через плечо, и вот ваше лицо искажается ужасной гримасой, будто вам под кожу загоняют иголки. Это все равно, как если бы он… так сказать… Не могу не предположить, что, быть может, вы разделяете…

– Ничего подобного, – вспыхнула Эванджелина и закрыла глаза, чувствуя, как ее лицо обдало жаром при виде скептического выражения лица леди Хедерингтон. – Ничего подобного.

– Понимаю. В таком случае, думаю, вам неинтересно узнать, что он бросает на вас взгляды так же часто.

– Он что?

Эванджелина чуть не свернула шею – так стремительно она обернулась. И замерла, заметив, что он смотрит на нее.

Его жаркий взгляд сцепился с ее взглядом, и они смотрели друг на друга, пока ее дыхание не стало неровным. Его губы шевелились. Он что-то едва слышно произносил одними губами. Что он говорил? Она не могла разобрать. Она не могла даже думать об этом.

Вид этих губ воскресил в ее памяти его поцелуи, которые ей не суждено было больше испытать, поцелуи, которыми скоро он будет обмениваться со Сьюзен. Может быть, он смотрел на Эванджелину только затем, чтобы она заметила, что он сидит рядом со своей будущей женой. Проведя полдня со Сьюзен, он, вне всякого сомнения, заметил огромную разницу между Эванджелиной и леди из высшего общества.