«Я не такая, как ты, Мередит, — много раз говорила ей Джемайма. — Почему ты не можешь это принять?»

«Потому что отношения с мужчиной не избавляют тебя от страха», — отвечала она. Но этот ответ Джемайма отметала, считая, что подруга просто ревнует. Однако Мередит не ревновала. Она просто тревожилась. Она видела, как Джемайма перескакивает от мальчика к мальчику, от мужчины к мужчине в поисках того единственного, кто сможет дать то, что ей было нужно. Именно это она хотела объяснить подруге, пыталась достучаться до нее, пока не развела руками. А может, руками развела Джемайма? Сейчас это уже забылось.

Был и еще один вопрос, который Мередит никак не могла разрешить: почему ей было невероятно важно, чтобы Джемайма Хастингс смотрела на мир так, как смотрит она? На этот вопрос пока ответа не было, но Мередит хотела непременно его отыскать.

Прежде чем уйти с работы, она позвонила в дом Гордона Джосси. Трубку взяла Джина Диккенс, и это было хорошо, поскольку ее-то и хотела увидеть Мередит.

— Мне нужно поговорить с вами. Вы со мной встретитесь? Я сейчас в Рингвуде, но могу подъехать туда, где вам удобно. Только… не у Гордона, пожалуйста.

Мередит не хотела снова видеть этот дом. Ей казалось, что она не сможет войти в него, когда там другая женщина, довольная тем, что живет с Гордоном Джосси, в то время как Джемайма в Лондоне лежит убитая.

— Здесь была полиция, — сказала Джина. — Они сказали, что Джемайма…

Мередит зажмурилась, холодная телефонная трубка стала скользкой в руке.

— Мне нужно поговорить с вами, — повторила она.

— Зачем?

— Я вас встречу. Вы только назначьте место.

— Зачем? Вы заставляете меня нервничать, Мередит.

— Я этого не хотела. Пожалуйста. Я встречу вас там, где вы скажете. Но только не в доме Гордона.

Повисла пауза. Затем Джина назвала лес Хинчелси. Мередит не хотелось встречаться в лесу: там нет народу, а уединение означает опасность, и неважно, что Джина Диккенс сказала, будто нервничает, словно она ни в чем не виновата. Мередит решила предложить пустошь. Как насчет Лонгслейд-Хит? Там есть автостоянка, и они могли бы…

— Только не пустошь, — тотчас возразила Джина.

— Почему?

— Змеи.

— Что за змеи?

— Гадюки. На пустоши гадюки. Вы должны знать это. Я где-то читала об этом, и я не хочу…

— Тогда пруд Хэтчет, — перебила ее Мередит. — Это за Болье.

На том и порешили.

Когда Мередит приехала, она обнаружила, что на пруду Хэтчет есть и другие люди. Там же паслись пони с жеребятами. Люди прохаживались вдоль пруда, выгуливали собак либо сидели в машинах и читали. Кто-то удил рыбу, кто-то разговаривал, сидя на скамейках. Пони пили воду и щипали траву.

Сам пруд растянулся на приличное расстояние, его дальнюю оконечность окружили буки и каштаны и стояла одна грациозная ива. Это было отличное место для ночных свиданий, не вплотную к трассе, так что припаркованных автомобилей отсюда не видно, и неподалеку от пересечения нескольких дорог: к Болье на востоке, к Восточному Болдеру на юге и к Брокенхерсту на западе. Здесь между горячими подростками происходили всякие стычки. Мередит знала это от Джемаймы.

Она ждала Джину двадцать минут, потому что примчалась из Рингвуда очень быстро, подгоняемая нетерпением и решимостью. Одно дело — подозревать Гордона Джосси и Джину Диккенс из-за того, что вещи Джемаймы упакованы и убраны на чердак дома Гордона. Другое дело — услышать, что Джемайма убита. Всю дорогу из Рингвуда Мередит мысленно говорила с Джиной об этих и других вещах. Когда Джина наконец-то прикатила в своем маленьком красном автомобиле с открытым верхом — темные киношные очки заслоняли ей пол-лица, а шарф удерживал на месте волосы (кем она себя представляет, Одри Хепберн, что ли?). — Мередит вполне приготовилась к встрече.

Джина вышла из машины и взглянула на пони, пасшихся совсем рядом. Мередит пошла к ней через стоянку.

— Пойдем, — сказала она.

— Я немного боюсь лошадей, — заволновалась Джина.

— Да ради бога! — разозлилась Мередит. — Ничего они вам не сделают, это всего лишь пони. Не глупите.

Она взяла Джину за руку. Та вырвалась и сухо сказала:

— Я и сама пойду. Но не рядом с лошадьми.

— Хорошо.

Мередит пошла по дорожке, огибавшей пруд. Она послушно выбрала направление подальше от пони, в сторону одинокого рыбака, забросившего удочку неподалеку от цапли. Птица стояла неподвижно, должно быть, ждала ни о чем не подозревающего угря.

— В чем вообще дело? — спросила Джина.

— А вы-то сами как думаете? У Гордона стоит ее машина. На чердаке лежит ее одежда. А она уже мертвая, в Лондоне.

Джина остановилась, и Мередит повернулась к ней.

— Если вы предполагаете или даже пытаетесь заставить меня поверить, что Гордон…

— Разве она не послала бы за своей одеждой? В конце-то концов?

— В Лондоне ей вряд ли понадобилась бы ее деревенская одежда, — возразила Джина. — Что ей там с ней делать? То же самое и с автомобилем. Машина ей была не нужна. Где бы она ее держала? Куда бы она стала на ней ездить?

Мередит впилась ногтями в ладони. Она должна добраться до правды.

— Я все о вас знаю, Джина. Нет никакой программы о девочках из группы риска. Ни в колледже Брокенхерста, ни в местной школе. Социальные службы даже не слышали о программе, и о вас они не слышали. Я знаю это, потому что все проверила. Так что скажите лучше, что вы здесь делаете? Почему вы не говорите мне правду о себе и о Гордоне? О том, где вы на самом деле встретились, как это произошло и что это значит для него и для Джемаймы?

Джина открыла было рот, но тотчас сжала губы. Потом сказала:

— Вы в самом деле проверяли меня? Да что с вами такое, Мередит? Почему вы так…

— Незачем переводить на меня стрелки. Это, конечно, неглупо, но вы меня не собьете.

— Не будьте смешной. Никто не собирается вас сбивать. — Джина пошла по узкой дорожке вдоль берега. — Если мы решили идти, так давайте же пойдем.

Они двинулись вперед. Спустя мгновение Джина резко заговорила через плечо:

— Просто подумайте, если вы вообще способны на это. Я говорила вам, что разрабатываю программу. Я не сказала, что она уже существует, а первый шаг при создании программы — оценка потребности. Вот чем я занимаюсь. Вот что я делала, когда повстречала Гордона. Должна признать, я не слишком усердствовала. До своего приезда в Нью-Форест я была настроена гораздо решительнее. Причина в том, что я сошлась с Гордоном. Да, мне нравится быть подругой Гордона, нравится, что он меня содержит. Но насколько я знаю, Мередит, это не преступление. Поэтому я хочу знать, если не возражаете: почему вы так не любите Гордона? Почему вам так ненавистно то, что я — или кто-то другой — живет с ним? Вероятно, дело не во мне, а в Гордоне?

— Как вы с ним встретились? Как это произошло на самом деле?

— Я же вам рассказывала! С самого начала я говорила правду. Я встретила его в прошлом месяце в саду Болдера. В тот же день я случайно снова его увидела, и мы пошли в бар. Он меня пригласил. Выглядел он безобидным, и место было публичное… Ох, да зачем я тут стараюсь? Почему бы вам не сказать прямо? Почему вы не скажете, что подозреваете меня? По-вашему, я убила Джемайму? Или подговорила человека, которого люблю, убить ее? Или вас беспокоит то, что я его люблю и почему это случилось?

— Дело не в любви.

— В самом деле? Тогда, возможно, вы обвиняете меня в том, что по какой-то причине я послала Гордона убить Джемайму? Должно быть, представляете, как я стою на крыльце и машу платочком вслед Гордону, отъезжающему в Лондон? Но зачем бы мне это? Она ушла из его жизни.

— Может, она была с ним на связи. Может, хотела вернуться. Может, они где-то встретились и она сказала, что он ей нужен, а вы этого не потерпели, и вам пришлось…

— Значит, это я ее убила? На этот раз уже не Гордон, а я? Сами-то не чувствуете, какую чушь несете? И вы захотели встретиться с убийцей у пруда Хэтчет? — Она уперлась руками в бока, словно обдумывая ответ на поставленный ею же вопрос. Улыбнулась и сказала с горечью: — А! Теперь я понимаю, почему вы не захотели встретиться в лесу Хинчелси. Какая же я глупая! Там я могла бы вас убить. Понятия не имею, как бы я это сделала, но вы так подумали. Итак, я убийца. Или Гордон. Или мы оба сговорились уничтожить Джемайму по очень непонятной причине…