ИЮНЬ
Нью-Форест, Хэмпшир
По воле судьбы ее занесло на его орбиту. Позже ему хотелось думать, что если бы он не посмотрел в тот момент с крыши, то отвел бы Тесс домой, а не в лес и эта женщина не вошла бы в его жизнь. В этой мысли заключалась самая суть того, что он должен был подумать, но осознание пришло слишком поздно.
Стоял жаркий полдень. Обычно июнь обрушивал на землю сильные дожди и смеялся над людьми, надеявшимися на хорошее лето. Но в этом году погода нарушила правила. Безоблачное небо обещало, что за июль и август земля как следует пропечется, обширные луга в заповеднике побуреют и нью-форест-пони отправятся за пропитанием в глубь леса.[2]
Он стоял на лесах — собирался залезть на ребро крыши, куда уже начал укладывать солому. Солома гибкая, не то что камыш, из которого сложена крыша; солому можно согнуть и сформировать конек. Кое-кто думает, что это красиво — крест-накрест оплетать балки соломой, образуя фестоны. Он же рассматривал этот материал с утилитарной точки зрения, как верхний слой, защищающий камыш от непогоды и повреждений.
Он добрался до ребра кровли. Его снедало нетерпение. Они уже три месяца трудились, выполняя это огромное задание, и через две недели он обещал приступить к другому проекту. Однако требовалось выполнить еще кое-какую завершающую работу, и он не мог доверить ее своему помощнику. Клифф Ковард не готов был взять в руки гребенку.[3] От этой технологии зависит вид крыши, тут нужно мастерство и отточенный глаз. Да уж, Клиффу с такой работой не справиться, ему и самое простое задание выполнить трудно, дай бог, дотащит до ската два снопа соломы, как ему было поручено. И почему, спрашивается, он до сих пор этого не сделал?
Поиск ответа на этот вопрос и изменил жизнь Гордона Джосси. Отвернувшись от конька, он громко крикнул:
— Клифф! Черт тебя побери, где ты застрял?
И увидел, что его помощника нет возле снопов соломы, где ему надлежало находиться, выполняя распоряжение мастера. Клифф обнаружился возле пыльного пикапа Гордона, стоящего чуть дальше от дома. Там же сидела Тесс, радостно виляя пышным хвостом, а незнакомая женщина — туристка, если судить по одежде и по карте в ее руке, — трепала собаку по золотистой голове.
— Эй! Клифф! — заорал Гордон Джосси.
Помощник и женщина подняли головы.
Гордон не смог рассмотреть ее лица — мешали широкие поля соломенной шляпы с повязанным вокруг тульи шарфом цвета фуксии. Платье было без рукавов, того же цвета, что и шарф, оно открывало загорелые руки и длинные загорелые ноги женщины. На запястье у нее был золотой браслет, на ногах — сандалии, с плеча свисала соломенная сумка, которую женщина придерживала под мышкой.
— Извини, — откликнулся Клифф. — Я помогаю этой даме…
Женщина перехватила у него инициативу.
— Я совсем заблудилась, — сказала она со смешком. — Прошу прощения. Он предложил… — И она помахала своей картой, словно объясняя то, что и так было ясно: гуляя по парку, она заплутала и вышла к административному зданию, на котором Гордон менял крышу. — Никогда еще не видела такой крыши, — прибавила она, стараясь быть любезной.
Однако Гордону было не до любезностей. Он ощетинился, как еж. Только туристов ему и не хватало.
— Она пытается найти пруд Моне, — пояснил Клифф.
— А я пытаюсь установить на крышу чертов конек, — пробурчал Гордон себе под нос. Он указал на северо-запад. — Возле фонтана с нимфами и фавнами есть тропа. Вам нужно было свернуть от него налево, а вы пошли направо.
— В самом деле? — усмехнулась женщина. — Что ж, всякое бывает.
Кажется, она ожидала продолжения разговора. На женщине были черные очки, и Гордон подумал, что она похожа на какую-то знаменитость вроде Мэрилин Монро. Женщина была фигуристой, как Монро, не то что нынешние тощие девицы. Ему и правда с первого взгляда показалось, что она знаменитость. У нее и платье было такое, и держалась она так, словно была уверена, что любой мужчина тотчас отложит все свои дела и будет с ней говорить.
— Вы теперь легко найдете туда дорогу, — пробурчал он.
— Хотелось бы верить, — ответила женщина и почему-то спросила: — Там мне не встретится никаких лошадей?
«Что за черт?» — подумал он.
— Дело в том, — пояснила она, — что я очень боюсь лошадей.
— Пони не сделают вам ничего плохого, — ответил он. — Они к вам не подойдут, если вы не станете их кормить.
— Ну уж этого я делать не буду.
Она помедлила, словно ожидая, что Гордон скажет что-то еще, но он не был расположен разговаривать. Наконец женщина произнесла:
— Что ж, спасибо, — и это были ее последние слова.
Женщина пошла по дороге, указанной Гордоном. Она сняла шляпу и на ходу размахивала ею, удерживая за поля котиками пальцев. Волосы у нее были светлые, блестящие и короткие, они охватывали голову, словно шапочка. Женщина встряхнула ими, и волосы аккуратно легли на место, словно знали, где им нужно находиться. Нельзя сказать, чтобы Гордон был равнодушен к женщинам, поэтому он отметил ее грациозную походку. Однако в нем ничто не екнуло, и он был рад этому. Ему нравилось состояние независимости от женских чар.
Клифф поднялся к нему на леса с двумя снопами соломы на спине.
— Тесс она понравилась, — сказал он, словно желая объяснить что-то, а может, в защиту женщины. — Успеем сделать еще один заход, дружище, — прибавил он, заметив, что Гордон смотрит вслед незнакомке.
Но Гордон смотрел на нее не потому, что был очарован. Он хотел знать, туда ли она повернет от фонтана с нимфами и фавнами. Она повернула не туда. Гордон покачал головой. «Безнадежно, — подумал он. — Сейчас окажется на коровьем пастбище. Может, найдет кого-то еще, кто ей подскажет».
Вечером Клифф решил промочить горло. Гордон отказался составить ему компанию. Он вообще не пил и не допускал панибратства с подмастерьями, к тому же, будучи на тринадцать лет старше восемнадцатилетнего Клиффа, смотрел на него как на сына. Он полагал, что испытывает отцовские чувства, хотя детей у него не было, как и желания когда-либо ими обзавестись.
— Надо устроить Тесс пробежку. Она не успокоится, пока не сбросит накопившуюся энергию.
— Ты уверен, приятель? — спросил Клифф.
— Что я, свою собаку не знаю? — огрызнулся Гордон.
Он понимал, что Клифф имел в виду не Тесс, но ему понравилось, что он заставил помощника прикусить язык. Клифф слишком много болтал.
Гордон высадил его у паба в Минстеде, деревушке, занимающей небольшой земельный участок, на котором нашлось место для церкви, кладбища, магазина, паба и нескольких старых саманных домов, окруживших зеленую лужайку. На лужайку падала тень от старинного дуба, а возле дерева щипал траву пегий пони. Обрезанный хвост животного подрос с прошлой осени. Пони не поднял голову, когда пикап, грохоча, остановился в опасной близости от его задних ног. Будучи уроженцем Нью-Фореста, животное знало, что его право пастись там, где он пожелает, более древнее, чем право пикапа разъезжать по дорогам Хэмпшира.
— До завтра, — сказал Клифф и пошел в паб к дружкам.
Гордон посмотрел ему вслед и зачем-то подождал, пока за парнем не закрылась дверь. Затем снова завел мотор.
Как и всегда, он поехал в Лонгслейд-Боттом. С годами он уяснил, что привычка — залог безопасности. На выходных, возможно, он выберет другое место для выгула Тесс, но в конце рабочего дня в будни Гордон предпочитал территорию поближе к дому. Ему нравился простор Лонгслейд-Боттом. А если требовалось уединение, особенно по душе было то, что над низиной нависает лес, взбирающийся вверх по горному склону.
Низина начиналась от ухабистой автомобильной стоянки, на которую, подпрыгивая, выкатился автомобиль Гордона. Тесс на заднем сиденье радостно повизгивала в предвкушении пробежки. В такой хороший день автомобиль Гордона оказался не единственным: у открытого пространства выстроились шесть машин, словно новорожденные котята возле матери. В отдалении паслось стадо диких пони, среди них пять жеребят. Пони привыкли к присутствию людей и других животных, их не тревожил лай собак, играющих на лугу, но когда Гордон увидел их, пасущихся в сотне ярдов от него, он понял, что сегодня для его собаки не будет пробежки по стриженой траве. Тесс была помешана на диких пони Нью-Фореста и, несмотря на то что одно животное ее лягнуло, а другое куснуло, несмотря на брань Гордона, отказывалась признавать, что не создана для охоты на пони.