Ей уже сейчас не терпелось пуститься во весь опор. Она подвывала и облизывалась в предвкушении погони. Ее мысли легко было прочесть: «И малыши здесь! Отлично! Вот будет потеха!»

— Даже не думай, — строго сказал Гордон.

Он взял с сиденья поводок, пристегнул к ошейнику Тесс и отпустил собаку. Тесс радостно рванулась вперед. Гордон потянул поводок к себе, и началась настоящая драма: Тесс кашляла и задыхалась. «Вот и погуляли», — подумал Гордон с грустью.

— Что ж ты не пользуешься мозгами, данными тебе Господом? — спросил он.

Тесс смотрела на него, махала хвостом и улыбалась.

— Когда-то это срабатывало, — пробормотал он, — но сейчас у тебя этот номер не пройдет. Мы отправимся в другую сторону.

Он решительно повел своего золотистого ретривера на северо-восток, подальше от пони и их потомства. Тесс пошла за ним, но при этом она беспрестанно оглядывалась через плечо и выла. Возможно, надеялась, что он переменит решение. Однако этого не случилось.

Лонгслейд-Боттом состоял из трех участков: луга, на котором паслись пони, пустоши на северо-западе, поросшей вереском и лиловой болотной травой, и болота между ними, с подушками мха, всасывающими воду, и мелкими лужами, из которых торчали алые и белые цветы вахты. Тропа от автостоянки была проложена по самому безопасному пути через болото, и вдоль этой тропы свешивала головки пушица, образуя на торфяной почве большие белые пучки.

Гордон направился именно по этой дорожке, ибо она должна была вывести их к лесу Хинчелси. Там он спустит собаку с поводка. Пони оттуда не видны. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Хорошо, что Тесс обладает таким чудным достоинством: для нее существует только настоящее.

Приближалось летнее солнцестояние, поэтому, несмотря на вечер, солнце все еще сияло на безоблачном небе. Его лучи просвечивали сквозь крылья ярких стрекоз и освещали плюмажи чибисов. Птицы вышли на прогулку, как и Гордон с собакой. Легкий ветерок доносил крепкий запах торфа и разлагающихся растений, которые его и создавали. Вся атмосфера была наполнена звуками — от громких стонов кроншнепов до властных криков владельцев собак на лугу.

Гордон по-прежнему держал Тесс на коротком поводке. Они начали подниматься к лесу, оставляя за собой болото и луг. Гордон решил, что лес лучше вечерней пробежки. Буки и дубы оделись в полновесную летнюю листву, а березы и каштаны широко раскинули ветви, значит, на дорожке между деревьями будет прохладно. После жаркого дня, проведенного на крыше, Гордону хотелось отдохнуть от солнца.

Когда они подошли к двум кипарисам, официально обозначавшим вход в лес, он отпустил собаку, и Тесс немедленно исчезла среди деревьев. Гордон проводил ее взглядом. Он знал, что пройдет немного времени, и она вернется. Скоро обед, а Тесс не из тех собак, что пропускают трапезу.

Гордон шел вперед и, не позволяя своему уму пребывать в праздности, мысленно называл деревья. Он изучал Нью-Форест с тех самых пор, как приехал в Хэмпшир, и через десять лет знал заповедник, его особенности, его родословную лучше местных жителей.

Спустя несколько минут он уселся на ствол срубленной ольхи неподалеку от падубовой рощи. Солнце просвечивало сквозь ветви деревьев, пятнами ложилось на рыхлую почву, за долгие годы превратившуюся в естественный компост. Гордон продолжал мысленно называть породы деревьев, затем перешел на травянистые растения. Но их здесь было мало, потому что в лес приходили питаться пони, ослы и лани. В апреле и в мае они, должно быть, устроили здесь пиршество и обглодали молодые папоротники, после чего перешли на цветы, побеги ольхи и ежевику. Животные словно бросали Гордону вызов, заставляя его задумываться над своими повадками, но в то же время облегчали ему задачу: они так обработали ландшафт, что идти под деревьями стало просто, не было нужды пробивать себе дорогу сквозь кустарник.

Гордон услышал собачий лай и встрепенулся. Он не почувствовал тревоги — судя по лаю, Тесс ничто не угрожало. Напротив, это было радостное тявканье. Таким голосом она приветствовала друга или брошенную в пруд палку. Гордон поднялся и посмотрел в ту сторону, откуда послышался лай. Звук все приближался, и вместе с лаем он услышал голос, женский голос, а вскоре увидел саму женщину, появившуюся под деревьями.

Поначалу он ее не узнал, поскольку она переоделась. Летнее платье, соломенная шляпа и сандалии уступили место брюкам цвета хаки и рубашке с короткими рукавами. Очки на ней были все те же (Гордон тоже был в очках, потому что солнце светило ярко), а обувь оказалась совершенно неподходящей. Вместо сандалий она надела веллингтоны[4] — очень странный выбор для летней прогулки, разве что женщина собиралась ходить по болоту.

Она заговорила первой:

— По-моему, эта собака мне уже знакома. Она очаровательна.

Гордон мог бы подумать, что женщина проследовала за ним до Лонгслейд-Боттома и леса Хинчелси, если бы не тот очевидный факт, что здесь она очутилась раньше его. Они шли с разных сторон. К людям он относился с подозрением, однако не хотел быть параноиком.

— Вы — та женщина, что искала пруд Моне.

— Я его нашла, — ответила она. — Правда, прежде попала на коровье пастбище.

— Разумеется, — хмыкнул Гордон.

Женщина наклонила голову. Ее волосы снова сверкнули, как тогда у дома. «Уж не засунула ли она в них искры?» — глупо подумал он. Ему еще не приходилось видеть такие блестящие волосы.

— Разумеется? — повторила она.

— Ну, — медленно ответил он, — я же видел, куда вы свернули.

— Вот как? Вы смотрели на меня с крыши? Надеюсь, вы не смеялись. Это было бы слишком жестоко.

— Нет, — ответил он.

— Что ж, признаю: в картах я не разбираюсь, да и правую и левую сторону не различаю, так что неудивительно, что я снова заблудилась. Хорошо хоть, что лошади мне не встретились.

Гордон оглянулся по сторонам.

— Не слишком удачное место для прогулок. Тем более что в картах и направлениях вы не разбираетесь.

— Вы имеете в виду лес? Но у меня был ориентир. — Она махнула рукой в южном направлении, указывая на отдаленный холм, на вершине которого стоял огромный дуб. — Пока шла в лес, все время следила, чтобы это дерево было у меня с правой стороны, а теперь оно от меня слева. Поэтому сейчас я уверена, что иду в сторону автостоянки. Видите, я не совсем безнадежна, хоть и забрела сегодня сначала к вам, а потом на коровье пастбище.

— Это дуб Нельсона, — сказал Гордон.

— Что? Вы хотите сказать, что у дерева есть владелец? Оно стоит в частном владении?

— Да нет, земля государственная. Это дерево называют дубом Нельсона. Возможно, он его и посадил. Лорд Нельсон, то есть.

— А, понимаю.

Он посмотрел на нее пристальнее. Она втянула нижнюю губу, и он подумал, что она, наверное, не знает, кто такой лорд Нельсон. Сейчас не все это знают. Чтобы помочь ей и в то же время не смутить, Гордон пояснил:

— Адмирал Нельсон строил корабли в Баклерс-Харде. За Болье. Вы знаете это место? В устье реки. На корабли потребовалось срубить очень много деревьев, поэтому им пришлось снова начать посадки, чтобы восстановить лес.

Возможно, сам Нельсон и не сажал желуди, но дерево тем не менее ассоциируется с ним.

— Я не из этих мест, — призналась женщина, — но, думаю, вы это уже поняли. — Она протянула ему руку. — Джина Диккенс. Не родственница. Знаю уже, что она — Тесс. — Джина кивнула на льнущую к ней собаку, — а вас как зовут?

— Гордон Джосси, — сказал он и взял ее руку.

Мягкое прикосновение ее кожи напомнило ему, что его руки загрубели от работы. Сейчас они к тому же и не слишком чистые, ведь он весь день провел на крыше.

— Я так и понял, — сказал он.

— Что?

— Что вы не из этих мест.

— Да. Местные жители вряд ли заблудились бы.

— Не в этом дело. Ваши ноги.

Она посмотрела вниз.

— А что с ними не так?

— В саду на вас были сандалии, а сейчас это, — сказал он. — Зачем вы надели веллингтоны? Вы собирались пойти на болото?