Рейли подъехал на купленной машине к церкви, припарковался за пикапом, подошел и открыл дверь для Бритт. Когда она соскочила на землю, протянул ей новые ключи.

— Поведете ту машину. Ее они искать не станут. А я поеду на пикапе. Если что-то случится…

— А именно?

— Что угодно. Не останавливайтесь. Поезжайте прямо в Чарлстон и сдавайтесь на милость детектива Кларка. Поняли?

— Я думала, вы отдадите пикап в счет оплаты, — сказала она, следуя за ним к седану.

Рейли сунул документы, включая краткосрочную страховку, в ящик для перчаток.

— Этот обмен слишком легко проследить. Кроме того, я люблю свой пикап.

— Где вы его оставите?

— На взлетной полосе. Я подумывал о Делно, но не хочу его впутывать в эту историю. Вряд ли они знают о той полосе, так что это — лучший вариант, хотя и придется сделать крюк. — Рейли проследил, как Бритт устраивается за рулем седана. — Удобно?

Она отрегулировала сиденье и зеркала.

— Обивка воняет.

— Нельзя иметь все сразу. Потерпите. Езжайте за мной, держитесь поближе. Не пускайте никого между нами. Хорошо?

— Не волнуйтесь.

Рейли закрыл дверцу, прислонился к открытому окну.

— Бритт, помните, что я вам сказал. Если со мной что-то случится, не останавливайтесь.

Но ничего плохого не случилось. Они добрались до взлетно-посадочной полосы без приключений, перенесли свои вещи из пикапа в седан, не забыв прихватить и револьвер. Затем уселись в седан сами, только за рулем теперь был Рейли. Когда они отъезжали от старого ангара, Бритт перехватила тоскливый взгляд, брошенный им на пикап, его последнюю игрушку.

— Куда теперь? — спросила Бритт.

— Дом, милый дом.

— И где это?

— Узнаю, когда увижу.

Их новый дом причудливо назывался мотодвором. Двенадцать домиков, втиснутых в маленькую рощу рядом с Семнадцатым шоссе западнее Эшли, которую им придется пересечь, чтобы попасть в Чарлстон. Похвастаться мотелю было особенно нечем. Во дворе был бассейн, но без воды, дно усыпано мусором, как природным, так и отбросами цивилизации. За сетчатым забором покачивалось на одной ржавой цепи желтое пластмассовое сиденье качелей. Остальные необходимые части отсутствовали. Снова Рейли ушел в офис, оставив Бритт в одиночестве, и снова быстро вернулся.

— Номер девять.

— Президентские апартаменты?

— Угу. Только никакой еды и напитков в номера после десяти вечера.

В домике оказались две двуспальные кровати, между ними тумбочка с настольной лампой. Еще журнальный столик, два кресла, комод с треснувшим зеркалом над ним, телевизор и кондиционер в окне под самым потолком. Рейли щелкнул выключателем, и кондиционер радушно зажужжал, выпустив струю прохладного воздуха.

Бритт приподняла покрывало и проверила простыни. Она не нашла никаких подозрительных пятен. От тонкой ткани резко пахло стиральным порошком и отбеливателем.

— Неплохо, — заключила она, вымыв руки над крохотной раковиной и возвращаясь в комнату.

Рейли успел снять рубашку. Его обнаженный торс напомнил ей о прошлой ночи, и Бритт споткнулась о порожек.

— Можно теперь мне? — Рейли кивнул на ванную комнату за ее спиной, но она не ответила, увлеченная эротическими воспоминаниями. — Только я надолго.

Очнувшись, Бритт отступила в сторону. Рейли протиснулся в узкий проем вместе с костюмом и ботинками. Поскольку его руки были заняты, Бритт потянулась к дверной ручке и закрыла за ним дверь.

Сама она села на кровать, которую выбрала для себя, посмотрела вверх на потолок, оклеенный крупными легкими плитками, опустила взгляд на оранжевый ковер с коротким ворсом. Хлынула вода в унитазе, зашумел кран. Затем послышался глухой удар, вроде бы плеча о кафельную стену, и приглушенное проклятье.

Бритт, никогда не делившая кров с мужчиной, размышляла над новыми впечатлениями. Значит, так звучит совместная жизнь? Услышав падение ботинка, она улыбнулась.

Рейли вышел через пять минут, но перемена, произошедшая за этот короткий срок, была поразительной. Костюмные брюки, кремовая рубашка. Волосы, расчесанные пятерней. На ногах ботинки. Пиджак он держал в руках.

— Вы отлично выглядите, — похвалила Бритт. На самом деле, он выглядел потрясающе.

— Спасибо. Пиджак я надену на месте.

— Галстук?

— Не подумал, да и не нашел ни одного в своем шкафу. Может, я их все выбросил. Как бы то ни было, когда Фордайс и Магауан меня увидят, им будет не до галстуков.

— Вы все-таки собираетесь выйти на сцену?

— О, да. — Он взглянул на банковский мешок на столе рядом с упакованными в полиэтилен документами и револьвером. — Если что случится, хватайте все это и бегите.

— Вы разрешите мне просмотреть документы?

— Только, когда просмотрите, не бросайтесь к своим операторам, — ответил он после недолгих колебаний.

— Не брошусь. — Рейли явно ей не поверил. — Ни к кому я не брошусь. Обещаю.

Он сдержанно кивнул.

— Заприте дверь. Без револьвера даже не подходите к глазку. Не открывайте никому, кроме меня. И помните: ни один полицейский не знает, что вы здесь, поэтому не клюйте на униформу. На обратном пути я куплю еду. Есть какие-нибудь просьбы?

Возвращайся скорее. Возвращайся невредимым. Вообще не уезжай.

— Лизол-спрей [19] .

— Для чего?

— Для обивки седана. И диетическая кока. Теперь езжайте. Опоздание на похороны — верх неуважения.

Он не опоздал, но проскользнул в часовню похоронного бюро одним из последних, перед самым началом службы. В левой половине зала, зарезервированной для полицейских, не осталось ни одного свободного места. В правой столпились гражданские лица.

Рейли встал у задней стены среди десятков тех, кто пришел слишком поздно, когда все кресла уже были заняты. Через невидимые динамики лились церковные гимны, но церемония оказалась более светской, чем религиозной. Если у Джея и были какие-либо верования, то Рейли о них не знал. По настоянию родителей, Рейли регулярно посещал с ними церковь, а Джей всегда над этим подшучивал.

Прозвучали знакомые тексты из Ветхого и Нового Завета, затем произнес молитву протестантский священник полицейского управления. Однако большую часть службы отвели надгробным речам, в коих превозносились добродетели и таланты Джея, его преданность закону и, разумеется, героизм, проявленный им в день пожара в полицейском участке.

Каждый выступавший говорил в основном о том, что полицейское управление и общество лишились одного из своих лучших представителей и что с уходом Джея Берджесса мир потускнел.

Последним прозвучал панегирик, написанный судьей Кассандрой Меллорс. Он был чрезвычайно трогательным. Зачитал его директор похоронного бюро, поскольку сама судья отсутствовала. Неотложные профессиональные обязанности не позволили ей посетить службу, объяснил директор, и судья Меллорс глубоко сожалеет о том, что не может лично выразить свое восхищение Джеем Берджессом и горе по поводу его кончины и прискорбных обстоятельств, сопутствующих ей.

С самого начала службы Рейли внимательно разглядывал море голов, стараясь отыскать среди них Кэнди, и страшно расстроился, услышав, что ее здесь нет, и, следовательно, их личная встреча не состоится.

Разумеется, он не стал бы сразу говорить о пожаре. Не стал бы упоминать Бритт, ведь Кэнди — судья, а Бритт скрывается от правосудия. Однако если бы позже понадобилась помощь Кэнди, то эта встреча сгладила бы неловкость обращения с просьбой после столь долгого отсутствия.

Когда служба закончилась, все встали. Волынщик заиграл «О, Благодать!»[20], гроб поплыл по центральному проходу к распахнутым дверям и дальше к катафалку. На кладбище должны были присутствовать лишь родственники Джея: горстка кузин и кузенов и один дядюшка. Как только гроб вынесли из зала, сотрудники бюро принялись выводить присутствующих, начиная с первого ряда, чтобы избежать давки.