Токити не знал, сердиться ли ему или смеяться. Он сидел на циновке и стонал. В это время отворилась дверь, и в проеме возникла улыбающаяся физиономия Ино.

«Не сердись, братец, — сказал он. — А вернешься в Эдо, избей меня до полусмерти».

О-Сэй в тот день не появилась, но, когда вечером строители зашли в харчевню «Инаба» выпить по стаканчику, она была в стельку пьяна и такими словами ругала Ино, а заодно и вообще всех приезжих из Эдо, что они едва унесли ноги.

— Вот какая история, — заключил Токити и осушил еще одну чашечку сакэ. — По возвращении в Эдо я вскоре женился на О-Тиё, и мы переехали в наш теперешний дом.

— А что же произошло тогда при встрече Ино с О-Сэй? — спросил Нобору.

— Да ничего особенного. Когда он пришел в харчевню, О-Сэй пригласила его в маленькую комнату за кухней, обняла от полноты чувств и сказала: «Я так счастлива! Вы вроде бы скоро возвращаетесь в Эдо. Обещайте, что возьмете с собой и меня. Только не обманите, иначе я за вас не пойду».

— И это ему не понравилось?

— Само собой. До сих пор не могу понять этого человека: сначала сам говорит, будто влюблен, хочет жениться, но стоит женщине оказать малейший знак внимания, как тут же начинает ее ненавидеть. Нет, это выше моего разумения...

Вернувшись в больницу, Нобору в тот же вечер в общих чертах передал Ниидэ историю Ино, услышанную от Токити. Конец он опустил, посчитав малоинтересным.

— А что было дальше? — спросил Ниидэ.

И тогда Нобору досказал конец.

...После того как Токити с молодой женой поселился в квартале Сакума, Ино еще с полгода жил у подрядчика, потом снял комнату неподалёку от дома Токити. К немалому удивлению О-Тиё, Ино заходил к ним чуть не ежедневно. С самого утра он появлялся у Токити, носил воду, подметал двор, а потом они вместе отправлялись в мастерскую. Вечером он приходил снова и сидел до тех пор, пока Токити не укладывался спать.

С тех пор как Токити обзавелся семьей, Ино как будто перестал интересоваться женщинами, по-прежнему отказывался от выпивок и развлечений. Но с конца минувшего года в его поведении снова появились странности. В мастерской он появлялся вовремя, но ничего не делал, молча сидел сложа руки. На вопросы отвечал односложно, а когда ему намекали, что все же надо работать, он брал и руки рубанок или долото и начинал долбить дыры в готовом каркасе либо строгать уже строганные доски.

Здесь что-то не так, решил Токити и попросил подрядчика отпустить его на несколько дней на отдых. Ино сидел дома, но с некоторых пор на него стал жаловаться управляющий. Он заявил, что Ино ведет себя очень странно и соседям это доставляет неприятности. Токити знал, что у Ино в Синагаве живут родители, старший брат и две сестры, и хотя они много лет не встречались, было бы разумно отправить его в родительский дом. Но этому неожиданно воспротивилась О-Тиё.

— Жалко его, — сказала она. — Если родители столько лет им не интересовались, кто поручится, что они теперь будут ухаживать за больным сыном? А к тебе он относится как к родному, ищет в тебе опору. Не лучше ли взять нам его к себе, тем более что своих детей у нас пока еще нет.

Токити согласился на уговоры жены, и с середины января они перевезли Ино к себе.

С тех пор минуло полгода. Они давали ему различные лекарства, молились о его здоровье и даже приглашали знахаря, но все было напрасно. Ино не поправлялся, хотя серьёзного ухудшения тоже не замечалось. Он надевал кимоно наизнанку, днем спал, а по ночам бродил по дому, напевая себе под нос, пока Токити не выпроваживал его в отведенную ему комнату. И главное — он категорически отказывался работать.

— А ты сам видел саженцы, посаженные корнями кверху? — перебил Ниидэ.

— Да, видел.

— Ну и что ты думаешь? Психическое расстройство?

— Трудно сказать. Пожалуй, да. Свихнулся на почве женщин.

— Ошибаешься. Причина не в женщинах, а в Токити.

Нобору с недоверием поглядел на Ниидэ.

— Да, да! Ино с детских лет баловали женщины. Когда он повзрослел, они тоже не обходили его вниманием. Он же души не чаял только в Токити, и всю свою любовь, которую должен был уделять женщинам, отдал Токити. Я не имею в виду любовь в ее плотском смысле. Здесь мы имеем случай не с патологической, а вполне нормальной платонической любовью, хотя в очень сложной, гипертрофированной форме.

— Выходит, пребывание в доме Токити должно бы подействовать на него благотворно?

— Напротив, его надо изолировать от Токити. Все поведение Ино, его поступки были направлены на то, чтобы досадить Токити. Конечно, Ино поступал так неосознанно, это получалось как бы само собой, но в глубине души он, ставя Токити в затруднительное положение, рассчитывал, что это лишь крепче привяжет к нему Токити.

Нобору молча выслушал Ниидэ и как-то неопределенно кивнул, то ли соглашаясь с ним, то ли возражая.

— Завтра возьмем его в больницу, пусть поживет без Токити. Думаю, это пойдет ему на пользу... Да-а, нет ничего более загадочного в природе, чем человеческий мозг. — Ниидэ повернулся к столу и взял кисточку для письма.

На следующий день Ино привезли в больницу Причем Ниидэ запретил кому-либо посещать больного. Честно говоря, Нобору не убедил диагноз Ниидэ, и он решил продумать свой собственный метод лечения. Ниидэ согласился поместить Ино в отдельную палату — тот заявил, что не желает общаться с другими больными, особенно со стариками и женщинами.

В течение лета Нобору, пользуясь каждой свободной минуткой, заходил к Ино, угощал чаем со сладостями и пытался вызвать на откровенный разговор.

— Почему-то никто к тебе не приходит. Неужели у тебя нет ни друзей, ни родственников? — однажлы спросил Нобору, пытаясь спровоцировать его на ответ.

Ино нахмурился.

— Может, ты хочешь повидать кое-кого из дома в Сакуме? — более прозрачно намекнул Нобору. — Не отправить ли туда посыльного?

— Нет, не надо. — Ино решительно потряс головой. — Мой братец очень занят. Да и придет ли?

Нобору решил пока этим ограничиться и больше вопросов не задавал.

Миновало лето, но особых изменений в состоянии Ино не происходило. Большую часть времени он проводил в своей палате и лишь по вечерам ненадолго выходил в сад подышать свежим воздухом. Правда, он перестал совершать странные поступки, в остальном все оставалось по-прежнему.

— Почему ты, мужчина, терпеть не можешь женщин? — спросил его однажды Нобору.

— Вовсе нет, откуда вы взяли?

— Ну как же, когда тебя привезли в больницу, ты сам сказал, что не желаешь находиться вместе с другими больными, особенно со стариками и женщинами.

Ино задумался, потом удивленно пробормотал:

— Вот оно что! В самом деле странно...

— Ты свое поведение считаешь странным?

— Сам не пойму... Есть у меня на то причина — о ней всякому не расскажешь, но вам, доктор, скажу.

— Говори, не стесняйся.

У подрядчика, на которого я работал, было две дочери, и к ним часто приходили играть соседские дети...

Нобору вспомнил рассказ Токити, но не подал вида, что многое ему известно, и продолжал слушать с напускным безразличием, чтобы не спугнуть рассказчика.

— Мне исполнилось восемнадцать лет, когда у девочек стала часто бывать в гостях девятилетняя О-Тама — дочь хозяина красильни «Тамагава». Это была пухленькая, симпатичная девчушка, скромная и простодушная... Нет, дальше я рассказывать не могу... Противно. — Ино покраснел.

— Но я ведь врач, — успокоил его Нобору.

— Только не подумайте чего плохого, — пробормотал Ино, поглаживая ладонью затылок. — Девочка очень привязалась ко мне. Ну и я сам, хотя это не столь важно, питал к ней симпатию. Однажды во время игры — а я участвовал в их играх — она подбежала ко мне и крепко обняла. И я невольно коснулся ее губами... Поймите меня правильно — я вовсе не собирался поступить с ней плохо, неприлично. Она была очень мила и простодушна. И я поцеловал ее. Это вышло так естественно.