Обежав вокруг холма, Далила спряталась за фальшивой мраморной колонной. Тенор, поющий за Самсона, поднялся до кульминационной точки, изображая агонию мук от предательства. Но на сцене Самсон простирал к Далиле руки, умоляя ее о помощи. Я взглянула на Барта. Подавшись вперед, он глядел на зрелище с таким интересом, будто ничто на свете не волновало его больше. Мне казалось, именно то, что разыгрываемое действо происходило между исполнителями – братом и сестрой, подстегивало его любопытство.

И вновь я напряглась от невесть откуда идущего ощущения опасности, повисшей в воздухе.

Все выше поднимался голос, поющий арию. Самсон начал слепо, неуклюже приближаться к двум колоннам, которые он, по сценарию, должен был вырвать из основания храма – и храм падет.

Над сценой злобный языческий бог торжествующе усмехался.

Песнь любви, льющаяся со сцены, делала происходящее все более трагическим.

По мере того как Самсон приближался к своей цели, на полу храма в постигшем ее раскаянии корчилась Далила. Ей стало жаль своего любимого, с которым так жестоко обошлись. Несколько солдат попытались поймать ее, но она ползала на коленях перед Самсоном, обнимая его цепи, умоляюще глядя на него. Казалось, одно его слепое движение – и он убьет ее своими тяжелыми цепями, но Самсон сомневался. Он смотрел вниз, на невидимую Далилу, и, внезапно протянув руку, нежным движением погладил ее по длинным черным волосам. Он слушал слова, которые за музыкой не были слышны нам, слова Далилы, обращенные к нему.

С возобновленной силой, верой в Бога и в свою любовь, Джори вдруг поднял руки, напряг мускулы – и разорвал цепи!

Публика ахнула, поразившись страсти, которую Джори вложил в свою игру.

Он закружился, пытаясь разорвать все цепи, поразить всех врагов. Далила вскочила и избежала удара цепей, которые сразили двух стражников и карлика. Она начала танец, исполненный такой страсти и такого восторга, что публика затаила дыхание. Далила шаг за шагом подводила Самсона к тем двум колоннам, которым суждено было пасть и которые поддерживали языческого бога. Ария подтверждала ее любовь к Самсону. Далила мудро отвлекала жрецов и жаждущую крови толпу, которая желала видеть Самсона мертвым.

Я посмотрела на публику: все сидели, зачарованные игрой и красотой одного из наиболее знаменитых балетных танцоров мира.

Джори исполнял чудовищные по высоте прыжки; он будто впал в безумие. И вот он одной рукой обнял колонну.

А у его ног Далила то целовала его, то вновь мучила словами, насмехалась над ним неслышными нам репликами. Так она пыталась обмануть толпу язычников, в то время как Самсон знал, что она любит его, хотя и предала из ревности и жадности. Самсон начал выразительными движениями раскачивать колонны. Голос тенора испрашивал у Бога помощи в победе над нечестивыми язычниками.

И вновь началась партия сопрано: Далила нежным голосом упрашивала Самсона не пытаться сделать невозможное. Замерла последняя умоляющая нота сопрано, и Самсон страшным призрачным взглядом посмотрел на своих врагов. Его белые слепые глаза сверкнули.

Далила вскрикнула.

Кульминация.

Мощным движением Джори поднял руки и начал крушить «каменные» колонны. Со страхом я вдруг увидела, что колонны из папье-маше начинают двигаться. Будто Бог придал Самсону новых сил: вот-вот храм падет, погребя под собой всех!

За сценой заблаговременно устроили свалку из картонных листов и металлического мусора и теперь, громыхая по нему железными прутьями, изображали гром как выражение Божьего гнева. Синди потом рассказывала мне с изумлением, что она почувствовала, как что-то тяжелое ударило ее по плечу, будто Бог наказывал кого-то в реальности. Свет на сцене стал красным, включили запись нестройного хора испуганных людских голосов.

И перед самым занавесом я увидела, как огромный фальшивый булыжник скатился прямо на Джори и ударил его по спине и голове.

Джори упал лицом вниз, и из его имитированных ран брызнула настоящая кровь!

Пронзенная мыслью, что песок, которым набита колонна, совсем не безопасен, я вскочила и закричала. Следом за мной вскочил Крис и побежал к сцене.

Колени мои подогнулись, и я опустилась на траву. В глазах у меня стояло ужасное зрелище: Джори лежит плашмя лицом вниз и на нижнюю часть его спины обрушивается колонна.

Вторая колонна рухнула на его ноги. Занавес опустился.

Раздался гром аплодисментов. Никто ничего не понял. Я хотела побежать к Джори, но ноги не слушались меня. Кто-то, поддерживая за локоть, помог мне встать. Я подняла глаза и увидела, что это Барт. Вскоре я оказалась на сцене и в отчаянии застыла над поверженным телом своего старшего сына.

Я была не в силах поверить: мой Джори, мой всегда грациозный Джори, живущий в танце и танцем! Тот маленький мальчик, который в свои три года спрашивал: «Я танцую, мама?» – «Да, Джори». – «Я хорошо танцую, мама?» – «Нет, Джори… ты танцуешь просто чудесно!» Тот Джори, который был превосходен во всем, за что ни брался, Джори, в котором было абсолютное физическое совершенство, сочетавшееся с чутьем на все прекрасное… Нет, только не Джори… не сын моего Джулиана!

– Джори, Джори, – кричала и плакала я, упав рядом с ним на колени, – Джори, что с тобой?! Джори!

Рядом, сквозь слезы, я видела Синди. Джори должен был подняться, время шло, но он лежал распростертый… и окровавленный. «Фальшивая» кровь была вязкой и теплой… и пахла настоящей кровью. Синди тоже плакала. Джори не двигался.

Каким-то боковым зрением я увидела Мелоди, спешащую к нам; ее лицо было так смертельно бледно, что черное платье казалось чернее ночи.

– Он ранен. В самом деле ранен, – сказал кто-то. Может быть, я?

– Не трогайте его. Вызовите «скорую».

– Кто-то уже вызвал, его отец, кажется.

– Джори, Джори… этого не может быть! – услышала я крик Мелоди, которая рванулась к Джори.

Барт пытался удержать ее. Увидев кровь, Мелоди начала истерически кричать.

– Джори, не умирай, пожалуйста, не умирай! – рыдая, повторяла она.

Я в точности знала, что она ощущает. На сцене после занавеса каждый актер, «умерший» в данном акте, сразу вскакивает на ноги. А Джори лежал неподвижно.

Отовсюду слышались крики. Вокруг нас витал запах крови. Я стояла и смотрела на Барта, который хотел, чтобы именно эта опера была переделана в балет. Почему эта роль предназначалась Джори? Почему, Барт, почему? Неужели он запланировал этот несчастный случай много недель назад?

Как Барт устроил это? Я взяла пригоршню песка из колонны и почувствовала, что он мокрый. Я метнула взгляд на Барта. Он стоял и смотрел на поверженное тело Джори, влажное от пота, липкое от крови, грязное от песка. Двое санитаров переложили Джори на носилки и поместили в белую машину «скорой помощи». Барт проводил Джори глазами.

Я растолкала людей и пробралась насколько могла ближе к Джори. Молодой врач считал удары пульса. Криса нигде не было видно.

– Он будет жить? – спросила я.

Врач улыбнулся:

– Да, конечно. Он молод и силен… но, по моим расчетам, пройдет очень много времени, пока он вновь сможет танцевать.

Миллион раз Джори повторял, что жить без балета он не сможет…

Я втиснулась в машину «скорой помощи» рядом с Джори, а вскоре около меня оказался и Крис. Мы оба припали к неподвижному телу Джори, пристегнутому ремнем к носилкам. Он был без сознания, одна сторона его лица представляла собой сплошной кровоподтек, и кровь текла из множества мелких ранок. Я не могла смотреть на эти раны, они ошеломили меня, на его спине таких ранок было поменьше…

Прикрыв глаза, я повернулась в сторону Фоксворт-холла, его огни все еще сияли, как светлячки в горах. Позднее я узнала от Синди, что сначала все гости очень перепугались и не знали, что им делать и как поступить, но Барт устремился к ним и успокоил, сказав, что Джори только слегка ушибся и через несколько дней поправится.

Впереди, рядом с водителем и врачом, сидела Мелоди в черном вечернем платье. Она время от времени оглядывалась и спрашивала, как Джори.