Но и промолчать было бы неправильно, поэтому Терранд взглянул на Ортегиана.
Тот быстро пришел на помощь.
— В самом деле, друг мой, — произнес он, и своим мягким, порой едва слышным голосом тут же сгладил неловкость. — Нам всем здесь интересно, что сообщают ваши люди.
На самом деле, лазутчики подчинялись непосредственно Трибуну — как и соглядатаи, рыскающие по улицам городов в поисках шпионов. Однако Ортегиан великодушно подарил Терранду честь стать хозяином новостей.
— Послание из Ханрашского форпоста, — ответил полудракон. — Прислали только что, поэтому я и задержался.
— Это на прямой линии от нас до ущелья Мангориза, — пробормотал Трибун.
Он полузакрыл глаза, вызвав в памяти карту долины.
— Если курсаиты перейдут в наступление, их армия должна пройти через Ханраш.
— Да, сир.
— Хорошо…
Ортегиан перевел взгляд на военачальника.
— И что сообщают?
Долабелла был недоволен.
Трибун вел себя не так, как полагалось правителю. Он не проявил ни волнения, ни даже особого интереса к тому, что собирался сообщить Терранд. Тревожные новости из Ханрашского форпоста! Ведь это могло означать, что через пару колоколов вражеские войска атакуют один из приграничных городов.
Жрец не понимал, что беспокоиться не о чем. Будь новости и правда такими важными — Терранд сказал бы все с порога, не став извиняться за опоздание. Значит, речь идет о чем-то не очень срочном.
Но жрец не мог оценить таких тонкостей, и не умел делать из них правильных выводов, — отчасти оттого, что был в дворцовом окружении человеком новым, и еще не успел как следует изучить ни Терранда, ни Трибуна. Будучи правой рукой Гарквануса, он, однако, никогда не сопровождал его на подобные собрания — как и его нынешний помощник не пришел вместе с ним сегодня.
Долабелла хотел даже поторопить генерала, но делать этого не стал, поскольку тот вновь развернул пергамент.
— Странные существа появились на реке после рассвета, — произнес Терранд. — Черепахи с людскими лицами.
Крохотные пальцы Трибуна пробежали по его подбородку. Он всегда делал так, если напряженно думал о чем-то. Военачальник уже начал следующую фразу, но Ортегиан, вдруг быстро наклонившись вперед, спросил:
— Лица были у них вместо морд?
Терранд скрипнул зубами.
Он досадовал на себя за то, что не задал этого вопроса сам.
Наскоро пробежав глазами свиток еще раз, полудракон ответил:
— Лазутчик не сообщает. Надо ждать подробный отчет от командира форпоста.
— А это добрых четыре колокола, — пробормотал Трибун. — Досадно, досадно! Но что же, делать нечего, не ехать же нам самим в Ханраш. Продолжайте.
Долабелла поднял тонкую руку.
— Не понимаю, — произнес он сварливым голосом человека, который всю жизнь привык вещать людям высшую истину, сообщенную ему богами, — и вдруг столкнулся с тем, что не может разобраться в самых простых делах. — Где же еще может быть лицо у черепахи, если не на морде?
Ортегиан с раздражением обернулся.
Он простил Долабелле первую выходку — когда тот вмешался в его разговор с Террандом. Простил и забыл. Но жрец снова прервал разговор, и это уже выходило за всякие границы.
Трибун был очень терпелив и вежлив с теми, кто мог принести государству пользу, однако он не видел ни малейшей причины вести себя так с людьми, которые только мешали другим работать.
Чародей Гроциус кашлянул.
— На панцире, мой милый Долабелла, конечно же, на панцире, — отвечал он. — Если у речной черепахи человеческое лицо, в этом нет ничего необычного. Значит, одна из крестьянских девиц согрешила с духом воды. А им и делать-то нечего, кроме как кувыркаться с низшими демонами, — после того, как наш любезный Терранд увел в ополчение всех мужчин. Но когда глаза, рот и нос оказываются у твари на спине…
Он не закончил и лишь прицокнул языком.
— Это знак мощного колдовства, — сухо сказал Трибун. — Продолжайте, Терранд.
— Их сопровождали мертвецы, сир. Одни шли по воздуху. У других ноги были наполовину в воде.
— Тела или призраки?
— Трупы, сир. Наполовину разложившиеся. Лазутчик твердо уверен — у одного отвалилась кисть руки, и упала в воду. Поднялись брызги. От блазней такого не бывает.
— Тоже плохо, — заключил Ортегиан. — А черепахи, что, напали на форпост?
— Все к этому шло. Над крепостью подняли флаг и трубили к бою. Наш человек видел, как готовились к бою баллисты. Но твари так и не выбрались из воды.
— Вот как? — заинтересовался Трибун.
Ортегиан снова полузакрыл глаза.
— Барьер их остановил, сир. Оказалось, они были по другую его сторону. Река широкая, и солдаты сперва не поняли, что монстрам их не достать. Твари все еще плавали вдоль магической стены, когда лазутчик отправил это сообщение с ястребом. Очевидно, существа тоже не могут справиться с силой преграды, и, так же, как и мы, не видят ее.
— Значит, это не было подарком от курсантов, — заметил карла. — Те, верно, позаботились бы открыть дверь перед своим отрядом. Просто водные духи, потревоженные действием заклинания.
Могло показаться, что доклад окончен, однако Терранд все еще держал свиток раскрытым.
— Две черепахи хотели выбраться на другой берег, — молвил полудракон, чуть понизив голос.
— Да? — Ортегиан напрягся. Единственный во всей комнате, он понял, что сейчас последует самое важное.
— Они не смогли, господин. Барьер удержал их на середине реки.
Трибун поднялся с кресла и заскользил вдоль залы.
— Значит, существуют две стены, — пробормотал он. — Они образуют невидимый коридор вдоль реки. Хотел бы я знать, для чего курсантам это понадобилось…
— Я рад, что ты согласился сопровождать меня, Конан, — молвил Трибун. — Это древняя традиция Валлардии. Перед великой войной правитель должен предстать перед людьми вместе со знаменитым героем или святым… Ты станешь талисманом, символом удачи, которого ждет народ.
Высокая лестница вела их к вершине дворцовой башни.
Черные ступени вздрагивали под ногами идущих, вспыхивали раскаленным всполохом света, и волна алого сияния уходила в стороны, тая в высоких стенах.
— Еще раз хочу извиниться перед тобой за то, что не смог предложить пост военного советника, который ты, без всякого сомнения, заслуживаешь. Но Терранд не простил бы этого ни мне, ни тебе…
Почетный караул, обычно сопровождавший Трибуна, остался внизу. Даже самым доверенным воинам было запрещено приближаться к Цестерце. Честно говоря, Ортегиан был бы рад и вовсе избавиться от эскорта. Тогда, на приеме в честь иноземных гостей, он лишний раз доказал всем, что в состоянии владеть мечом не хуже, а то и лучше других воинов.
Но и здесь новый правитель срывал сладкие плоды с горького древа ошибок своего предшественника. Отшельник слишком приблизился к народу. Он выходил к людям, словно простой смертный, а не как наместник Радгуля-Йоро на земле, — и, как обычно бывает в жизни, получил именно то, чего хотел добиться. Это и стало причиной его падения.
Постепенно народ переставал испытывать к нему тот благоговейный трепет, который вызывали у простых людей короли Валлардии. Да, многие мечтали о свободе, но никто, положа руку на сердце, не знал, что это такое. Людям хотелось, чтобы кто-то по-прежнему руководил ими, решал за них, отвечал за несчастья и неудачи, которых не избежать.
Фогаррид не мог, да и не хотел исполнять эту роль. День за днем он терял ту невидимую ауру, которая окружает лидера и делает его таковым.
Ортегиан понимал, что не может позволить себе допустить такую ошибку, — поэтому окружал себя внешними призраками величия, которые презирал сам и считал ничтожными.
Одним из них была Цестерца — летающая платформа, ждавшая их в дворцовой башне.
— Люди до сих пор верят, что только потомок Оззрика может коснуться ее и не умереть, — заметил правитель. — И подчинится она не всем из них. Лишь тому, в ком ощутит силу и величие древнего короля.
