…Хранительница сомкнула пальцы на рукояти Силеля и фигуры с тихим шелестом песка осыпались на пол. Суна кивнула, сжала покрепче меч и вышла из комнаты. Прошла, оставляя следы в пыли, спустилась по лестнице и покинула Дом. Было тихо-тихо вокруг, как будто на всей земле не осталось больше ни одной души. Хотя где-то рядом бежал, силясь успеть, Амарг, великий воин и Правитель эмъенов, так обрадовавшийся своей победе и так бездарно, смешно, позорно опоздавший. Где-то там, растянув губы в презрительной улыбке, коротко крикнула, подавая сигнал к наступлению, Аша. Где-то там вглядывалась в горизонт Андагриэль, гадающая, как скоро она встретится с войском эмъенов. Где-то там горели города и деревни, и кусал губы молодой арг, тайком доставая отцовскую секиру. Они уже решили с друзьями, пойдут к Килуэрну, помогать эльфам. Неужели они хуже сельтов, которые, по слухам, бесстрашно встали на защиту границ?

Суна подняла голову вверх. Небо стало свинцово-тяжелым, предвещающим грозу редкими всполохами молний. Хотя, в это время сезона гроз больше не бывает.

Лучи солнца тянулись сквозь тучи, пытаясь коснуться земли, и гасли, не доходя до нее. В окутавшем окрестности тяжелом сумраке волосы девушки казались темными.

Сжатый в руке меч полыхнул искрой.

Если же Мессайю призвал бы кто-то из Хранителей, то расплатился бы за поступок своей жизнью, а Мессайя не смог бы уйти в небытие и погиб. Так, мир лишился бы защиты навсегда.

Амарисуна закрыла глаза и подняла меч.

Откуда-то донесся полный отчаянья и угрозы крик.

Поздно. Ты не успеешь добежать до меня. Войны не будет, мои родичи не погибнут и не будет новых слез и страданий. Я сама закончу эту войну, я сумею, я справлюсь, я не отдам Силель.

…Мчится вперед арг, сжиамя в руке секиру, скачет, готовый взмахнуть силери, эмъен.

Гул голосов, эхо криков обрушиваются на Хранительницу.

Она уже началась, последняя, бессмысленная война. Она закончится сейчас.

Теперь мне не страшно умирать, Мориан.

Мы скоро встретимся на дороге Времен, дождись. Протяни мне руку, встреть меня — осталось совсем чуть-чуть. Я сейчас, сейчас, только надышусь напоследок…

Амарисуна Ноэйл распахнула глаза.

— Мессия.

…Гул голосов становится тише…

— Мессия…

…Всадники и пешие замерли, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Яростно-беспомощные крики утонули в наступившей безмятежной, абсолютной тишине. Какая бывает перед страшной бурей, какая заставляет больно холодеть сердце в предчувствии неминуемой беды…

Сквозь тучи проглянуло жутковатое солнце.

— Мессия, я жду тебя. Я Хранитель, я говорю тебе: твое время пришло.

Меч в руке налился тяжестью и Суна, дрогнув, выпустила его. Силель с глухим стуком упал на смерзшуюся землю.

Ничего не происходило.

Будь ты проклят!

— Мессия!! — закричала Амарисуна во все горло, и тотчас крик утонул в наконец-то прорвавшейся буре. Ветер закрутил девушку, заставил зажмурить глаза, упасть, обхватив голову руками. Буря подняла в воздух с десяток воинов и отшвырнула от своих коней, буря схватила Суну за волосы и ударила оземь. И вдруг новая тишина оглушила до звона в ушах, и прорезался сквозь нее шелест давно упавшей и сгнившей листвы, и Мориан снова положил ей руку на плечо.

Силы ниткой разматывающегося клубка уходят к небу, и дорога Времен будет скоро готова принять ее, а все же…

Амарисуна открыла глаза и приподнялась на дрожащих руках.

— Тиа?

— Да, моя девочка?

— Это он или она?

— Смотри сама, моя храбрая, бедная девочка….

Невысокая женщина с жестоким, некрасивым лицом, немигая глядела на Амарисуну. Тонкие губы были поджаты, короткие черные волосы — взлохмачены. Свободное, похожее больше на наспех разрезанный мешок, нежели на одежду, платье слабо трепыхалось на ветру, руки с длинными, тонкими пальцами машинально разглаживали несуществующую складку. Женщина не пугала и ужасала одновременно. На нее не хотелось смотреть, и в тоже время невозможно было оторвать от нее взгляда. Она была несуществующим всем, от чего хотелось убежать как можно дальше. Она призвана была тем, кто хотел мира, но походила больше на стража войны и холода. И только глаза предавали — внутри них плавились и менялись образы тех, кем Мессия мог, могла бы родиться. Смелые мужчины, нежные женщины, задорные, робкие, яркие, сентиментальные и полные жизненной силы — в ком-то из них когда-нибудь должен был бы воплотиться Мессия. И невозможно было не полюбить ее — мгновенным, болезненным обожанием и яркой, не менее болезненной надеждой, что сейчас она протянет к тебе руку, и ты проснешься.

"Сейчас она сделает шаг вперед, и я умру. Совсем. Навсегда."

Женщина стояла на месте. Всмотрелась за спину Суны и видела, что там, в другой земле, кони воинов Аши в слепом ужасе бросились прочь, сбрасывая тех, кто еще оставался в седле.

"Шагай же быстрей. Как только ты окончательно придешь в этот мир — я наконец-то погибну. Мне очень страшно ждать…".

— Michialel! — со стороны домов, со стороны голых, тянущих худые ветки к небу деревьев, раздался прерывающийся, яростный крик. Мессия повернула голову и вдруг Суна увидела в ней саму себя, усталую, испуганную, измученную.

— Michialel! Mesaha, aunka tia, Patashi!

Рябь прошла по телу Мессии, как от камня, брошенного в воду. Суна моргнула. Вместо женщины, вместо своего двойника, рядом с ней стоял седовласый мужчина средних лет в церемониальной одежде тиа. А навстречу ему бежал, спотыкаясь, последний тиа дома Мичиалель, грязный, помятый, но возмутительно живой, хотя ему полагалось ждать Амарисуну на дороге Времен.

— Я — наследный тиа дома Милари! Отпусти ее! Бери мою силу! Останови войну!

Мессайя улыбнулся, кивнул, поднял руки к небу, и оно почернело, а затем взорвалось ярким, ослепительным светом. Свет расцветал, распускался белыми лепестками, алел и взрывался голосами. Он опутал небосвод стеблями незнакомых цветов, взошел незнакомыми звездами и созвездиями знакомыми. Свет прошел сквозь сердце холодной сталью меча, отразился от сияния Силеля и восторгом, благоговейным трепетом сковал дыхание. А в центре беснущегося света стоял он, Мессия, ни день, ни ночь, ни истина, ни ложь — абсолютная сила, последяя надежда, отголосок былых времен и былых легенд.

Амарг расправил крылья, раскинул руки и засмеялся, как смеется побежденный, поверженный, сломленный. Завертелся вокруг оси, запел и вдруг упал, обхватив голову руками. Свет коснулся его робко, погладил руку и обнял, поглотив всего. Подняли к небу голову люди, стих шум битвы и упало на землю оружие. Унялся огонь, как не было. А эльфы и эмъены, арги и сельты, сельтены, асманты и дьеши, замершие посреди битвы, смотрели и не верили, видя застилавшую горизонт фигуру. В одной руке ее горел огонь, в другой — сверкал меч. И была она воплощением всех тайных надежд, мечтаний и помыслов. Утешала и корила, обещала и поддерживала, давала надежду. Она пришла к каждому, залечивая раны, вдыхая жизнь. Гладила по голове, улыбалась и хмурилась. А свет постепенно залил все вокруг — и горы, и дома, и леса, и земли. Проник в каждый уголок, выгнал, вымел всю темноту, не посмевшую сопротивляться, расцветил мир новыми красками, и стало казаться, что так будет всегда.

Корчилась позади Тьма, не в силах отвести от себя этот свет и эту силу. Падали пеплом те, кто слишком далеко зашел в служении ей. Рассыпалось заклинание, и эмъены поднесли к глазам руки, будто заново увидев их, заново осознав себя.

Бой был проигран. И отступать было некуда и незачем.

Он погиб.

Можно было взмолиться Ей о пощаде, она укрыла бы крылом темноты и спрятала, но жить, нет, существовать дальше одной?

Правительница эмъенов гордо улыбнулась, видя, как подбирается к ней пламя света

И вонзила в себя меч.

…Женщина шагнула по дороге Времен. Женщина, взяв за руку эмъена, прислонилась лбом к его плечу, и он благодарно обнял ее и затих.