… Родителей Амарисуна увидела сразу. Они сидели на берегу реки, отороченном сочной зеленью и ели яблоки. Маленькие, гладкие, с нежно-розовой кожицей, пахнущие медом.

Суна точно знала, что они пахнут медом. Так же, как и знала, что за последние сто лет никто из эльфов не был в этом краю. И что незнакомые, крохотные, белоснежные цветы, разбросанные по поляне позади родителей, — однодневки. Цветут один день и умирают, сбросив семена, упрятав их в землю до следующего года.

На горизонте виднелись крыши домов — аккуратные, крытые черепицей, — девушка подумала почему-то, что там должен быть очень уютный и богатый город.

Мама болтала ногами в воде, как девчонка, и в ее волосы, собранные в растрепанную косу, были вплетены золотые цветы.

Папа обзавелся парой царапин на щеке, а волосы выгорели на солнце. И он считал веснушки на носу мамы — сколько Амарисуна помнила, он всегда так делал. Каждый вечер. Как ритуал. Периодически число веснушек менялось, и они даже загадывали, сколько их будет в этот раз.

У эльфийки защемило сердце.

— Мне кажется, нам пора вернуться, — сказала мама, обкусывая яблочный огрызок. — Мы слишком долго не были дома. У меня нехорошее предчувствие.

— Но мы так и не дошли до Края, — ответил отец.

Мама прищурилась, глядя куда-то вдаль.

— Мы обещали Суне, что вернемся намного раньше. Я… иногда я забываю ее лицо.

— Тебя беспокоит не это, верно? — отец наклонился к реке, зачерпнул воды и умылся. — Ты же знаешь, это наше последнее, долгое путешествие. Пока не увидим Край и Звезду, что покровительствует нам, путешественникам.

Мама разгрызла яблочный хвостик.

— Что-то случилось. В нашем краю, что-то случилось. И моя девочка в опасности.

"Мама", — хотела позвать Амарисуна, но, как это часто бывает во сне — не смогла.

Отец стряхнул капли с ладони.

— Хорошо. Тогда сегодня же тронемся с обратный путь. И срежем дорогу, как сможем, — просто согласился он. — И если кто-то обидел Суну, я ему что-нибудь сломаю.

"Нет, нет, оставайтесь там! Я справлюсь, вам нельзя сюда, если начнется война я не смогу защитить вас!".

Мама поднялась и махнула рукой.

— Там, — сказала она вдруг, показывая вперед. — Дорога — там. Иди по ней.

"Мама?"…

Амарисуна открыла глаза, и некоторое время смотрела в начавшее светлеть небо.

Потом повернулась на правый бок и протянула руку, в том же направлении, что и мама во сне. Среди деревьев виднелась тропа — казалось, что она подсвечивается в полумраке, безопасный путь для заплутавших. Подарок, подсказка.

Кажется, им и впрямь указали дорогу.

На широкий тракт они выехали ближе к вечеру. Тропа влилась в дорогу как ручей в реку — просто расступились деревья, и утрамбованная земля легла под копыта Смешинки и Вихря. Мрачные вековые дубы сменились стройными, несколько меланхоличными из-за сильно поредевшей листвы деревцами, лентой окаймлявшими дорогу. Дорога повернула вправо и неожиданно сильно сузилась. Теперь деревья нависали над путниками, а склон по бокам стал расти, будто они спускались в овраг. Амарисуна поймала себя на мысли, что дышать стало легче, а спина, несмотря на узкий путь, перестала ждать удара из-за кустов, хотя, казалось, в Зачарованном лесу не было кроме них ни единой живой души. Теперь оставалось добраться до Амэль Юрэнана до наступления темноты, а там — вода, теплая постель и… и что-нибудь обязательно придумается и сложится.

…Смешинку спасло то, что перед ней шмыгнула какая-то зверюшка — то ли лесная крыса, то ли ящерица-переросток. Лошадь встала на дыбы и сеть, упавшая сверху, расстелилась на дороге, а не на Мориане и Алларде как, видимо, было задумано. Кем — стало ясно чуть позже; в два счета лошадь и единорога окружили семеро весьма недружелюбного вида дьеши, с демонстративно обнаженными короткими мечами. При более пристальном разглядывании обнаружились заткнутые за пояс и голенища сапог ножи, а за спинами у двоих висело аж по настоящему арбалету.

Ларна называла такое набором дорожного недоумка. И добавляла при этом, что вовремя сброшенный на землю кошель избавляет от множества неприятных последствий.

Суна подумала, что неприятных сюрпризов на одну дорогу стало как-то слишком много, — подумала как-то лениво, отстраненно, в самом деле, что такое семь вооруженных дьеши на узкой дороге, когда позади странный, страшный лес?

Один из дьеши цыкнул зубом, второй почесался. Эльф и эмъен переглянулись — пауза явно затягивалась. Возможно, до этого дьеши попадались на редкость трусливые и покладистые путники, вот они и стояли, демонстрируя оружие как на торгах. А может быть, они надеялись, что эльфы и эмен сами себя ограбят, сложат вещи и тихонько уедут, так что и оружием махать не придется.

Мориан одним быстрым движением вытащил из ножен меч, а Аллард лихо перекинул силери из-за спины в правую руку и грабители ожили.

— Ну, — весело осведомился мужчина, стоявший ближе всех к Мораину. — Чего хорошего с собой? Деньги? Мех? Ткани? Съестное? Оружие, вон, смотрю прекрасное. А что молчим-то? От радости языки проглотили?

Дружный, как по команде раздавшийся гогот, наводил на мысли, что шутка была дежурной.

Аллард подчеркнуто медленно скинул на землю плащ и расправил крылья.

— Нет, не проглотили. Попробуй угадать еще раз, — с изысканной вежливостью ответил Мориан. Дьеши погрустнел. Одно дело человек с силери, другое — невесть как оказавшийся рядом с эльфом эмъен, у которого владение силери — в крови. Впрочем, численное превосходство быстро подняло грабителю настроение и он, махнув мечом для острастки, вполне миролюбиво предложил:

— Ну что, бросаем оружие и слезаем с лошади? Вы нам по быстрому свои вещи — мы вам жизнь. Я тебе, остроухий, серьезно говорю: так надоело драться. Вещи потом какие-то мятые, трупы обыскивать приходится… будь умницей.

Суна потянулась к мечу и дьеши словно впервые ее заметил.

— А девка твоя пусть катится с единорогом вместе. Лично я с бабами не сражаюсь — своих хватает.

Вихрь наклонил рог.

— В Траге рог единорога по тройной цене скупают, — тихо предупредил Мориан. Дьеши усмехнулся. Откуда-то из-за кустов вышли еще четверо, и у Амарисуны нехорошо засосало под ребрами. Шутки, прибаутки, а глаза у них холодные, злые и что-то подсказывает, что дерутся они так же бойко, как болтают.

— А ты не из пугливых. Ну как, слезаете или все-таки мечами помашем?

— Пусть сначала она уедет, — мотнул Мориан головой в сторону Суны.

— Отвязывай сумки и пошла вон, — коротко резюмировал дьши, уставившись на Амарисуну. Та упрямо вздернула подбородок.

— Подмогу приведешь, — одними губами, повернув голову к Суне, прошептал Аллард.

Один из нападавших тем временем проворно отвязал от седла сумки и благодушно хлопнул единорога по крупу, за что немедленно получил хвостом в глаз.

— Катись, пока дают, дура, — буркнул пострадавший злобно. — Скажи Крычу спасибо, он у нас благородный. Я б с тобой возиться не стал. По голове — и в лагерь.

Вихрь, не дожидаясь пока Суна решится, протиснулся между Смешинкой и дьеши и рванул с места в галоп — девушка только успела ухватиться за гриву.

— Стой! — Суна натянула поводья, едва они скрылись из вида грабителей.

— И не подумаю, — упрямо прижал уши к голове единорог, не сбавляя скорости.

— Стой, а то спрыгну! — сорвалась на визг Целительница. Вихрь перешел на рысь.

— Остановись! — вот теперь Амарисуна заплакала. Единорог остановился и, повернув голову, посмотрел, как Суна, зло всхлипывая, размазывает по щекам слезы.

— С ума сошла? Быстрей в Амэль Юрэнан, за подмогой надо — а ты рыдаешь.

— Их нашинкуют раньше, чем мы туда доедем, — ответила Амарисуна, вытирая лицо рукавом и вытаскивая из ножен меч. — А в помилование разбойников и убийц я не верю. Возвращаемся.