Через день после отъезда Аэль, в землю Андагриэль пришла традиционная аллергия второй части Листопада.

С утра у дома Ларны и Амарисуны выстроилась толпа страждущих. Нервно почесывая запястья рук (первый признак), и еще более нервно расчесывая шею (второй признак) эльфы терпеливо ждали того момента, когда в их руки попадет заветная склянка с настойкой корня галпеи — мерзкой, горькой гадостью, которая, однако, превосходно снимала раздражение.

К середине дня количество чешущихся нисколько не уменьшилось, зато у Суны, которая лихорадочно варила в низеньком чане настой, возникло ощущение, что она останется в согнутом положении навеки.

— Почему бы нам не привезти из Мэля чан побольше и повыше? — простонала она, поворачиваясь к Ларне. Наставница взяла из рук очередного эльфа плошку, зачерпнула из чана и устало вздохнула.

— Потому что я опять забыла… дальше, проходите сюда, давайте склянку!

— Потому что я забыла, — передразнила Суна Ларну. — Потому что ты все анары на украшения потратила!

— Неправда! — возмутилась Ларна. — Я еще и травы привезла.

— Два корешка! И те можно было у нас надергать!

— Вот еще! Чтобы я ползала по лесу и выкапывала их из земли?

— Ларна! — тоскливо взвыл стоящий рядом эльф. Ларна перевела взгляд на склянку и поспешно опустила ее горлышком в чан.

— Держи. Пей.

Эльф торопливо заглотнул настой и поморщился.

— Какая… удивительная… гадость… — перевел он дух.

— Зато чесаться перестанешь, — успокоила того Ларна.

Амарисуна откинула волосы со лба.

— Я каждый раз удивляюсь, наваришь загодя, поставишь, — нет, все равно не хватает. Ощущение, что здоровы в этой земле только мы с тобой. Хорошо, что…

Суна не успела договорить. Спикировавший прямо на краешек чана шэт'та, вестник, шумно захлопал крыльями, попытался удержать равновесие и все-таки упал в настойку вместе с привязанным к лапе свитком. Раздались возмущенные шипение и клекот; прежде, чем Амарисуна и Ларна успели подставить руки, разозленный вестник перемахнул через край чана и сел на пол.

— Тиа Андагриэль просит нас срочно прибыть в Дом, — развернула Ларна изрядно намокший свиток. Шэт'та зашипел и, тяжело подпрыгнув, взлетел на ветку ближайшего дерева — высушить на солнце чешую. Амарисуна пошарила в карманах, достала кусочек печенья и предложила вестнику. Тот снова зашипел, но от угощения — не отказался.

— Зачем? — рассеянно спросила она. Ларна вытерла левую руку о висевшее на плече полотенце.

— Тут не сказано. Стражник Чиэлань сопроводит нас, — Ларна нахмурилась, — тут написано… что Дом закрыт для приемов.

Главный Зал Дома был освещен солнцем. Оно светило через цветные витражи высоких окон, разбивалось на множество лучиков и чертило свои узоры на теплом деревянном полу. Легкий ветер шевелил осыпавшиеся лепестки цветов, что наполняли вазы, расставленные по всему периметру Зала. Под высоким потолком, в солнечном свете, искрилась пыль. Пахло нагретым деревом, сухими листьями и прогретой землей.

В конце Зала стояли три высоких деревянных кресла, с изящной резьбой и обивкой. Кресла эти были камнем преткновения между тиа земли Андагриэль и членами Совета уже несколько лет. Правители категорически отказывались сидеть на неудобных, холодных мраморных тронах, как было принято исстари, еще со времен единой земли. В Совете возмущались, что кресла выглядят слишком обыденно и нелепо, не окружая тиа должным ореолом почтения и власти. Правители бы предложили и каждому визитеру ставить кресло, но тут уже отказались сами эльфы, безмерно ценившие все, что касалось ритуалов и церемоний. Церемония же предписывала стоять перед тиа во время аудиенции.

Теперь тиа Андагриэль сидела в одном из кресел, тиа Однор выписывал круги по Залу, а их дочь Миаринна стояла позади Андагриэль, положив ей руки на плечи. В центре зала замер высокий, стройный эльф, его темные волосы поддерживал золотой обруч, словно подобранный в тон золотистым искоркам в карих, насмешливых глазах. Красивое, открытое лицо с упрямым подбородком было серьезно, а пальцы левой руки нервно перебирали воздух, как будто пытаясь ухватить что-то невидимое. Эльф не сводил глаз с прелестного личика Миаринны, с водопада золотых волос, каскадом спадающих за плечи. Юная эльфийка была удивительно хороша собой — достойной, теплой красотой, как и ее родители.

Однор сделал еще один круг и взглянул на эльфа. Неужели, и впрямь будущий тиа? А что, рода он достойного, честен, умен… только вот, похоже, даже сейчас не до конца осознает, какая неслыханная беда стряслась. Не может осознать.

Однор покачал головой.

— Чиэлань, — позвал он. Эльф тут же повернулся к Однору. Встретился с ним взглядом, но проиграл поединок на седьмой секунде. В серые глаза Однора было невозможно долго смотреть. Казалось, через них заглядываешь куда-то вглубь пластов времени, куда неподготовленному и непосвященному лучше не лезть.

— Я думаю, необходимо предупредить все земли, — сказал Чиэлань твердо. — Когда все члены Совета и представители остальных земель приедут в Андагриэль, нам необходимо сообщить им, что смерть тиа Алэмсуаэль не единственная… беда.

— Просто смерть или… насильственная смерть, — произнесла вслух Андагриэль то, что не пока что не решился сказать никто. С того момента, как в Дом тиа влетел шет'та из Алэмсуаэль, к лапе которого был привязан свиток с сообщением, ее сердце ныло не переставая, словно предсказывая еще большие беды.

— Но мы по-прежнему не знаем, что это, — продолжил Чиэлань тихо. — Я никогда не видел ничего подобного, как то, что произошло с этим эльфом.

Андагриэль приложила палец ко лбу.

— У меня такое ощущение, что знаем. Там, когда я смотрела на него, мне казалось, что я не могу что-то вспомнить. Что-то безумно важное… у меня вдруг в памяти всплыло слово, силель. Не знаю, почему, но мне кажется, это имеет отношение к происходящему. Вам знакомо это имя?

— Силель? — Однор произнес это слово, и оно вдруг отозвалось такой болью в сердце, что стало трудно дышать. Что-то безумно родное, но забытое было в этом слове. Что-то безумно важное, но забытое было внутри самого Ондора. Это ощущение длилось всего несколько секунд, но было неизбывно мучительным.

— Это похоже на очень сильную магию… до Совета доходили слухи о схожих случаях на границах с пустынными землями, — Миаринна опустилась на пол и прижалась затылком к ручке кресла.

Андагриэль закрыла глаза.

— О, если бы это было просто, чтобы выводы Старейшин Алэмсуаэль оказались неверными, и это был несчастный случай. Потому что если это не так… мы не сможем защитить наши земли.

— Нам не от чего их защищать, резко ответил Ондор. — Беда была изгнана из этих мест, зло не вернется, его больше нет. Все это знают!

Миаринна поднялась с пола и пошевелила кончиками пальцев в воздухе. Откуда-то из-под потолка к ней на руку спустился вестник.

— Чиэлань, я прошу тебя привести сюда Ларну и ее ученицу, Амарисуну Ноэйл, — медленно проговорила Наследница. — Я отправлю им предупреждение с вестником — возможно, они смогут понять, что за страшная загадка кроется за всем… произошедшим.

Во двор Дома тиа Суна въехала верхом на единороге, впереди чеканно выбивала шаг гнедая лошадь Чиэланя, позади эльфа сидела притихшая и нахмуренная Ларна.

— С тебя — лучшая клумба Ларны, — тихо сказал Вихрь. — Такого позора я за всю жизнь не испытывал — ехать вслед за лошадью, как простая… лошадь.

Целительница не ответила, только крепче вцепилась пальцами в гриву. Копыта единорога почти неслышно касались тщательно выложенной камнем дороги.

Навстречу шли два эльфа — оба подняли левую ладонь в приветственном жесте. Чиэлань подъехал к входу, спешился, и помог слезть Ларне. Суна быстро соскочила со спины единорога на землю. Вопреки обыкновению, двери Дома были закрыты. Обычно в дневное время суток эльфы могли найти кого-либо из тиа в Доме и обратиться к ним по любому вопросу. Сейчас же Дом казался спящим крепким, тревожным сном.