Откуда-то из соседнего дома подоспели еще двое сельтенов — оба с красными, заспанными физиономиями. Наверное, шум драки вырвал их из объятий сладкого сна, откуда и уходить-то, в общем, не хотелось, но в силу введенного правила: " Страж! Помоги другому Стражу набить морду врагу" — пришлось.

Первый сельтен довольно бодро бросился к Елайе, только-только отправившей на временный отдых своего противника, второй, обрадовавшись, что защищающихся оказалось так мало, тараном пошел на Мориана.

Отдышавшаяся Суна, потянулась было к оружию живописно раскинувшегося с кинжалом в щеке сельтена, как сверху на нее упало что-то тяжелое, придавив к земле.

"Что-то" оказалось гнусно ругающимся Аппрой.

— Убью, — пыхтел он, заламывая руки Амарисуне. — Сначала замучаю, а потом — убью. Закопаю, и ни один эльф не вспомнит и не найдет.

Придумывать ответ Целительнице было некогда: давно забытым и никогда особо хорошо не получающимся движением она нагнула голову и резко откинула назад, намереваясь попасть Аппре в нос. Удар получился смазанным, а шейные позвонки противно хрустнули, тем не менее, хватка мужчины заметно ослабла.

Изловчившись, Суна развернулась на спину и вцепилась сельтену зубами в

подбородок.

Мужчина взвыл. Брыкнувшись, эльфийка отползла от него, поднялась, и от души пнула Аппру ногой в живот. Размахнулась, чтобы добавить еще, и тут затылок взорвался тупой болью. Пошатнувшись, Амарисуна опустилась на четвереньки рядом с упавшим на землю камнем. Зингара, метившая в Аппру, сползла по двери на крыльцо, да так и замерла, зажмурившись от страха.

Горло обвил хлыст. Стягивающий его Аппра гундосил что-то совсем невразумительное, в ушах Суны шумела кровь, перед глазами появилась серая пелена, и мир вокруг стал расплываться, исчезать, уходить за грань. Воздуха не было, неба и земли не было, звуки слились в один назойливый, то стихающий, то нарастающий гул. А затем появился острый страх и огромное, всепоглощающее желание жить, и злость на то, что не получается сделать глоток воздуха.

Ты помнишь?

.. Елайя, пнув напоследок сельтена, обернулась и с криком бросилась к Амарисуне, лицо которой побагровело, а тело безвольно обмякло. Девушка занесла над головой меч, намереваясь опустить его на шею Аппры, но тут мужчина как-то странно захрипел, изогнулся дугой, и в следующий миг забился на земле в судорогах. Елайя застыла на месте, опустив меч. Сельтен дернулся и замер с пеной на губах.

Звон оружия прекратился — противник Мориана улепетывал во весь дух. Эльф повернулся, посмотрел на Елайю, трясущую Суну за плечи, нахмурился, глядя, как та судорожно глотает воздух и неловкими пальцами пытается снять с шеи хлыст, но подходить не спешил. Замер, держа меч наготове и прислушиваясь.

Эльф на несколько секунд отвел глаза от Аппры, будто выискивая что-то. Когда он снова посмотрел на сельтена, Аппру подкинуло на земле, согнуло, заставив закашляться и сплюнуть пену, и в следующий момент сельтен прыгнул на повернувшихся к нему спиной девушек.

— Елайя!

Елайя обернулась и успела лишь поставить руку для защиты — обезумевший сельтен пытался схватить девушку за горло скрюченными в судороге пальцами. Подбежавший Мориан, отшвырнул Аппру в сторону. Сельтен прокатился по земле и проворно поднялся, попутно схватив меч раненного Елайей Стража.

На Мориана глядели безумные, полные черноты глаза.

Темнота удваивает силы, но затмевает сознание.

Прежде чем сельтен успел замахнуться оружием, Мориан взмахнул своим.

Кровь выплеснулась вверх на полпальца и стекла вниз. Отрубленная голова упала рядом с Аппрой, повернувшись вытаращенными глазами к Елайе. Та поспешно наклонилась к земле, и ее вывернуло наизнанку.

Суна подняла глаза на белое как мел лицо эльфа.

— Я не хотел, — беззвучно прошептал он.

Девушка потеряла сознание.

"— Не смотри на меня так. Если бы я его не убил, то погиб бы кто-то из вас. Если в тебе осталась хоть капля ума, ты должна это понимать

— Я знаю, что такого эльфа спасла моя Тиа! С этой же темнотой в глазах! Ты убийца!

— А то ты раньше не знала. Ты же видела клеймо. И здесь нет тиа, а Аппра — не эльф.

— Ты даже не попытался сохранить ему жизнь! Сотни моих соплеменников побрезговали бы ехать рядом с тобой! Да мне… да мне противно даже видеть тебя!

— Ты можешь расстаться с нами прямо сейчас.

— Чтобы из-за тебя погибла еще и Целительница?! Нет уж. Ты давно должен был бы понять: я не следую слепо Закону, иначе бы не обратилась за помощью к тебе. Но я знаю, не мне отнимать жизнь, что дала не я. И не тебе. Никто из нас не имеет на то права, если речь не идет о…

— О жизни друга? О своей? Ты дура, Амарисуна Ноэйл.

— А ты — чудовище! Да тебе убить — что воды напиться! Ни жалости, ни совести, ни сострадания! Не-на-ви-жу!

— Дура.

— Слышала уже!

— Мне просить прощения у каждого трупа, Амарисуна Ноэйл? У каждого грабителя, душегуба, насильника? У каждого, кто решил снести мою голову с плеч? Мне во время сражения думать о том, как бы нанести противнику меньше увечий?

— Нет, стараться делать так, чтобы смерть не становилась частью твоего сердца. Уметь дарить жизнь. Проливать кровь лишь тогда, когда это необходимо. Понимать, что смерть — это необратимо, это навсегда. Пусть тех, кого можно обезоружить, сохранив им жизнь, судят другие!

— Скажи, сладкоречивая, ты ведь здороваешься с воинами Клана?

— Конечно! Моя подруга — воин!

— А ты никогда не спрашивала себя, кто контролирует, действительно ли они ни разу не отняли ничью жизнь? Кто следит за ними? Кто и кому рассказывает правду? На них клейма, но их не очень-то любят в наших землях. Поэтому-то они почти никогда не возвращаются туда.

— Воины Клана прекрасно знают, что такое честь! Их обучают сражаться так, чтобы обезвредить врага, сохранив ему жизнь. И они умеют ее ценить!

— Что бы ты сказала, если бы вышла из схватки чуть живой? Ушла бы от атаки тех, кому абсолютно наплевать и на то, как ты ценишь жизнь, и на твои старания не снести им голову с плеч, а? Милосердная ты наша Целительница? Или ты так осуждаешь потому, что пролить кровь для тебя значит лишиться всех своих способностей, смысла жизни?!

— Мориан?

— Что тебе?

— Ты задаешь неправильный вопрос, Мориан. А теперь отойди. Я не хочу, чтобы ты стоял рядом со мной".

Из города выехали в молчании. Перед отъездом отправили вестника в землю Килуэрн — Суна надеялась, что уже к вечеру кто-то оттуда прибудет, чтобы навести порядок и назначить нового Наместника.

— Зря стараешься, — сказала Елайя, глядя вслед быстро удаляющемуся вестнику, — даже если приедут, оставят все, как есть. А, скорее всего, тиа просто решат не связываться со всем этим.

— Приедут, — задрала девушка подбородок, — вот увидишь.

— Точнее, не увижу. — поправила ее Елайя. — Зато мы сделали доброе дело — вернули ма-а домой.

Суна слабо улыбнулась. С ма-а все получилось и впрямь на редкость удачно. Зингара отдала корзинку с детенышем Амарисуне, попросив выпустить того в лесу. Но стоило городу скрыться за поворотом дороги, как ма-а заорал во все горло, норовя выбраться из корзинки, а следом из-за деревьев раздался протяжный, басовитый ответ и в просвете между стволами мелькнула глянцевая черная шкура. Суна слезла с Вихря, достала ма-а из корзинки и посадила на обочину. Тот, смешно вскидывая лапки, помчался навстречу вышедшей ближе к дороге ма-а.

— Видимо, это и есть та шкура, за которой неудачно охотился Аппра. — сказал тогда Мориан, глядя, как ма-а, аккуратно схватив малыша за шкирку зубами, деловито вышагивает обратно в лес. Ма-а обернулась, смерила эльфа долгим, немигающим взглядом, фыркнула, что можно было расценивать и как смешок, и как недовольство, и скрылась.