— Хорошее оружие, — уважительно сказала девушка. — Облегченный вариант, прекрасный баланс… Аэль замолчала, разглядывая рукоять. От ее центра к краям, поверх кожи, шли, пересекаясь крест-накрест, витки из тесьмы. Благодаря этому меч лежал в ладони как влитой. Раньше Аэль никогда не видела, чтобы рукоять меча оплетали подобным образом.

— Откуда у тебя этот меч? — снова полюбопытствовала девушка.

Суна раздраженно сдунула прилипшие к щеке волосы.

— Родители привезли из очередного путешествия. Сказали, подарок. А чей — я не спрашивала. Так ты поможешь мне?

Аэль со вздохом вернула меч в ножны и с сожалением положила обратно на стол.

— Помогу.

Девушка взялась за второй край чана. Вдвоем, покряхтывая, девушки потащили его на второй этаж, сопровождаемые скрипом ступенек.

Шелест листьев под копытами, да ветерок, холодящий плечи. Мирное сопение подруги, занявшей кровать, да чавканье в темноте, под окном… чавканье? Листья под копытами?!

Суна резко села и дернулась — заныла поясница, не привыкшая спать на тонком одеяле на полу.

Аэльга вздохнула во сне и перекатилась на другой бок. Чавканье под окном переросло в сочный хруст. Амарисуна поднялась, зябко поежилась и завернулась в одеяло. Поджимая пальцы ног, девушка подошла к открытому окну и отдернула занавески. Внизу, по колено в селекционных, любовно выращенных Ларной цветах люфены когтистой стоял единорог и жрал ее так, что за ушами трещало. Белоснежная шкура матово светилась под лунной дорожкой, черный рог ловко поддевал цепляющиеся за стены дома побеги. Единорог громко икнул, наклонил голову, как-то хитро изогнулся, почесал рогом переднюю ногу и с силой рванул особо упрямый побег.

— С-скотина! — свистяще прошипела Суна. Единорог оторвался от трапезы и посмотрел наверх. Большие, темные глаза уставились на девушку, единорог чуть оскалился, демонстрируя ровные, белые зубы, особенно выгодно смотревшиеся в ночной темноте, и коротко, угрожающе рявкнул.

— Других пугай, — огрызнулась эльфийка, показывая единорогу кулак. — Ларна тебя придушит.

— Не придушит, — низким голосом отозвался единорог, прицеливаясь к очередному побегу.

— Ну, тогда воду заставит возить для зелий, — медовым голосом отозвалась Суна. — Прицепит котел к рогу, будешь от колодца к дому путешествовать. С рассвета, до заката.

— Не посмеет, — неуверенным голосом отозвался единорог, на всякий случай, отступая от побегов.

— Конечно, и веткой поперек крупа она тоже не посмела, — задумчиво протянула Суна, сдерживая улыбку. Единорог фыркнул.

— Не фырчи. Между прочим, Вихрь, это Ларна и я выхаживали тебя, когда ты соизволил нажраться ядовитого плюща и явился издыхать к нашему крыльцу.

— Что ж теперь, это вам право дает надо мной издеваться? — протянул единорог таким тоном, словно Амарисуна с Ларной и впрямь каждый день измывались над ним жесточайшим образом.

— Это дает право требовать, чтобы ты оставил наш садик в покое, — вздохнула Суна.

— Тоже мне, садик, — фыркнул Вихрь. — Закусить толком нечем.

Единорог мотнул головой и потянулся к ветке растущего рядом дерева.

Настоящего имени единорога не знал никто в Андагриэль. Появившийся в земле несколько лет назад, он нагадил перед домом тиа, разогнал прибежавших стражей и потребовал "убежища и звать себя Вихрем, за исключительную быстроту".

Предложить взамен единорогу, кроме паскудного характера и невероятной прожорливости, было нечего.

Однако популяция единорогов была столь мала, а их нравы, образ мышления и жизни — так мало изучен, что тиа охотно предоставили Вихрю право проживать в земле Андагриэль сколько его душе будет угодно.

Зная исключительную память единорогов и не менее исключительное долгожительство, тиа втихоря надеялись вытянуть из единорога как можно больше известных ему старых легенд из сказаний, для своего хранилища Летописей.

Но, во-первых, Вихрь оказался молод даже по эльфийским меркам, во-вторых, категорически отказывался беседовать о чем-либо, что не входило в чрезвычайно узкий круг его интересов, а в-третьих, единственные, с кем он вообще изволил иногда поддерживать беседу, были Ларна и Суна.

И то после того, как проблевавшись, Вихрь вдруг обнаружил себя на поляне перед домом Ларны, в одной руке державшей опустевшую склянку, в другой — толстую ветку, которой она отходила его по крупу, едва тот решил вскочить. Стоявшая рядом с наставницей Амарисуна прочитала тому долгую лекцию, смысл которой сводился к: " Надо быть очень глупым, чтобы перепутать ядовитый плющ с побегами опацы, лежи спокойно, яд еще полностью не вывелся, а будешь кусаться — я тебя так веткой приложу, что солнце в глазах померкнет".

В последствие, единорог даже привык к Целительницам и регулярно заходил к ним в очередной раз объесть садик. В ответ же на вопросы, откуда он все-таки пришел в Андагриэль, Вихрь либо отмалчивался, либо просто разворачивался и уходил.

Сами Целительницы считали, что его попросту выгнали из племени. То ли за гадостный характер, то ли за какой-то проступок, рассказывать о котором Вихрю было стыдно.

Суна рассеянно проводила взглядом принявшегося за дерево единорога. По спине вдруг пробежали мурашки — вестники смутной тревоги, когда не знаешь причины волнения, но чувствуешь: что-то произойдет.

Ветер ворвался в окно, принеся с собой запах прелых листьев и холодной земли.

Девушка прислушалась. Ей показалось, что вдали прозвучало несколько нот, отголосок какой-то мелодии, легкое касание губами флейты.

Кто-то положил руку ей на плечо. Суна резко повернулась, но увидела только мирно спавшую Аэль.

Волоски вдоль хребта Целительницы встали дыбом.

Девушка поежилась.

— Da amana, apoyra

Чистый, глубокий женский голос донесся откуда-то издалека.

Слова были незнакомы Суне, хотя звучали похоже на эльфийский. У девушки перехватило дыхание.

— Вихрь, ты слышал? — громким шепотом спросила она, перевешиваясь через подоконник.

Вихрь поднял голову и вперился взглядом в эльфийку.

— Слышал что?

— Песню, — неуверенно ответила Амарисуна.

Единорог тонко, противно заржал.

— Песню? Суна, да забродившей ягодой на всю округу несет. Шла б ты спать, пока еще что не причудилось.

— Qia noa blara al'or

Снова коснулся ушей Суны чистый звук.

— Ну вот, опять! Ты правда не слышал?! — воскликнула Амарисуна.

Аэль заворочалась и что-то пробормотала во сне.

— Я начинаю за тебя беспокоиться, — невнятно пробормотал единорог, что-то пережевывая.

— Ты должна идти, — Суне показалось, что это не ее мысли, а голос прозвучал в голове.

Сердце девушки забилось быстрее.

— Давай чуть-чуть прогуляемся? — предложила она Вихрю. — Я только оденусь.

Вихрь захрустел ветками, то ли проигнорировав предложение, то ли выражая молчанием согласие. Суна тихонько прошла вглубь комнаты, быстро натянула платье, тонкие мягкие туфли и накинула сверху накидку.

Снаружи было тихо-тихо, только робкими отголосками докатывалась нежная песня откуда-то из долины. Месяц выхватывал темные верхушки деревьев и чуть измененные тенями цветы. Из-за угла дома неслышно вышел единорог. Эльфийка подтащила к его боку камень, лежавший у двери, встала и забралась Вихрю на спину.

Единорог всхрапнул и присел.

— Очень тяжело, — кивнула Суна. — Малая толика твоего веса.

— Спину сотру, — проворчал Вихрь, резво направляясь сквозь рощу. — И раз уж я позволил использовать себя как простую ездовую тварь, так хотя бы помолчи.

Единорог выбрался на аллею и перешел на медленный шаг.

— Хорошо, буду молчать, — ответила Суна, всматриваясь в расчерченные лунным светом и тенями плиты под копытами Вихря. Она прислушалась — но ни мелодии, ни слов больше не было слышно. Некоторое время Суна и Вихрь шли молча. Единорог втягивал ноздрями свежий, полный травяных запахов ночной воздух, эльфийка прислушивалась к звеневшим вдали голосам. Где-то в траве прошуршала ночная ящерица — Амарисуна представила ее деловито семенящей между травинок, только хвост ходит из стороны в сторону. За деревьями коротко мявкнула Ма-а — глянцево-черная, здоровая кошка — видимо, вышла охотиться. Суна тихо-тихо мяукнула в ответ. Деревья разомкнули свои ветки, и Ма-а настороженно посмотрела на дорогу. Зеленые глаза прищурились, оглядели Амарисуну, и Ма-а укоризненно фыркнула.