Не всех детей успели увезти, когда началась война.
Для того, чтобы подойти к двери, пришлось переступить через несколько эльфов и эмъена, Суна все боялась, что не заметит и наступит на чью-нибудь руку — это ведь будет оскорблением, правда? Можно было влезть в Дом и через окно, благо, все стекла на обоих этажах были выбиты, но Хранительнице почему-то это не пришло в голову.
Пять выщербленных ступеней.
Обломки сгоревшей двери. Просторный зал.
Широкая лестница, ведущая наверх, покрытые вязью узора разбитые плиты, осколки предметов, в щели застряла разорванная цепочка. Представь, что сейчас светит яркое солнце и пыль танцует в воздухе, и ты снова увидишь тот сон, Амарисуна Ноэйл.
Дом был похож на ввязавшегося в серьезную драку молодого красавца: черты лица все те же, а сам — побит и помят, одежда порвана и от былого величия осталась только усталость и доля удивления, что все еще жив.
Дом едва дышал.
Девушка осторожно ступила на первую ступеньку и медленно начала подниматься, слушая, как стучит кровь в висках. Потертые перила лестницы были покрыты резьбой, и Суна представила себе, как шла, держась за них, холеная, гордая тиа Милари. Шуршал подол ее платья, мягко ступала нога в туфлях на тонкой подошве, а внизу, конечно же, ждали все тринадцать верных Хранителей, цвет эльфийской магии, готовые сопровождать тиа в любой поездке. И, конечно же, конечно же, у входа росли две вишни, и в пору их цветения, Милари шла-плыла по дорожке из опавших лепестков. А когда деревья плодоносили, тиа обязательно срывала несколько сочных вишен. Суне казалось, что Милари обязательно должна была любить вишни, может потому, что Андагриэль их любила.
Когда Хранительница ставила ногу на последнюю ступеньку, она настолько ярко представляла себе Дом в былые дни, что была готова увидеть что угодно: сверкающую залу, или изящное убранство комнаты, книги или музыкальные инструменты. Легкий шелк тканей, цветы, отражение света в натертых до блеска полах.
Что угодно — но не выгоревшие стены и два десятка трупов эмъенов среди осколков, обломков и трухи, засыпавшей тела.
И один эльфа.
Суна остановилась и вгляделась в бледное, усталое лицо, морщинку, залегшую между бровей и искусанные губы. Смотрела на неудобно вывернутую руку и рассеченную ладонь, на кровь, собравшуюся неаккуратной лужецей под головой, и видела как наяву.
Хранителей, бежавших в дальнюю комнату, тянущих за собой тиа Милари, эмъенов, и его, отставшего, чтобы задержать их.
Дать тиа время позвать Мессайю. Дать время отдышаться.
Он долго лежал здесь, он устал, но теперь он может выговориться и наконец-то заснуть.
Он дрался до последнего, пока оставшиеся трое бежали, подхватив тяжело раненую Милари.
Еще двое погибли совсем недавно, успев увидеть тиа. Знаешь ли ты, как долго держали они оборону, чтобы не пустить эмъенов вглубь земли? И день, и ночь, не зная, жив ли кто из правящей семьи, и все ожидая, что вот-вот их тиа возьмет в руки Силель и придет им на помощь. А он лежал там, в ножнах, на кровати Милари. Не в тайнике, не в зале под магической охраной — просто тиа так любила любоваться вязью его клинка, невероятно, правда? И кто мог подумать, что его надо было взять с собой, когда пришло приглашение от друзей и соратников, от эмъенов. Поездка, в которой тиа Милари и ее семью должны были убить. Не смогли. Не учли силы Хранителей, что ехали в сопровождении, не как охрана, как друзья, что захотели воспользоваться предполагаемым гостеприимством эмъенов.
Правителя и старшего наследника спасти не удалось. А Милари и маленькая тиа — остались в живых. Она отправила дочь с двумя Хранителями, на окраину земель, спрятаться от начинающейся войны. И как случилось, что после войны, та не вернулась, чтобы принять правление землей Милари, как позволила рухнуть единой земле, не знает никто.
Тиа попала в засаду на пятый день путешествия, приехав в дом старого друга, эмъена, что пригласил ее и семью на празднование совершеннолетия своего сына. А на границе эльфийских земель уже шла война, шла второй день, и шэт'та с посланиями тщетно искали Милари. Прадед Амарга, тогдашний Правитель, зная загодя путь тиа, сбивал вестников магией с верного направления, не давая долететь до Милари.
Почему ее и всю семью не убили еще в дороге? Когда вокруг столько места, лес, в котором можно скрыться, и неизвестно, взяла ли тиа Силель — нет смысла рисковать. Потом, осторожно спросить, не с собой ли меч, дождаться, когда спутники разойдутся по комнатам, отдыхать. Поймать в доме, ничего не ожидающую, беспечную, и никакой магии, ее Милари сразу почувствует. Удар от верного друга, кинжалом в спину — надежно и быстро. Надо только дождаться нужного момента, ведя непринужденную беседу, пока женщина рассматривает чудесную старую гравюру.
Оказалось — не так. Оказалось, Хранители всегда берегут свою тиа. Порой, тайком от нее самой. И защита не подвела, отведя удар, а дальше — такая оплеуха, что верный друг вертится волчком, сгорая заживо, и бегут воины, и Милари с Хранителями обращаяют их в пепел. Горит дом, крики и стоны, и казалось, что им не выстоять против стольких эмъенов, но это только казалось.
Тиа вернулась за Силелем и была тяжело ранена в дороге. К тому моменту, на землю Милари уже напали, и я умер, но хочу знать: ты остановишь новую войну?
— Да. Остановлю. Ступай на дорогу Времен и отдыхай, ты заслужил это.
Покои Милари, дальняя комната, скрывались за тяжелыми дверями светлого дерева, и что было за ними — снова тела или живые, застывшие во времени эльфы?
Суна медленно потянула за широкое кольцо и левая створка лениво, нехотя начала отворяться…
… Высокий эмъен перешагнул через границу земли и отановился. Кровь сделала свое дело. Он победил и когда Силель окажется в его руках, война закончится. Мир перевернется и Она наконец-то возродится по-настоящему.
… Да, они будут там, просто кто-то должен был снять заклятье. Хранители улыбнутся и скажут: " С возвращением, Амарисуна". А потом Милари возьмет Силель и случится чудо. Древняя эльфийская земля заставит врага отступить, и друзья встретят ее, живые и невредимые, и можно будет вернуться домой.
…Эмъен прищурился, втянул воздух ноздрями, вдруг побледнел и быстро-быстро побежал, распахнув крылья, будто вот-вот взлетит. Она добралась до Дома! Пока он мешкал, узнавая, как пройти через защиту, она добралась! Рядом с ней Силель, и этого не могло, никак не могло быть. Этого просто не должно было случиться!
Девчонка не сумеет им воспользоваться.
…Они были там. Две женщины, поддерживающие под руки Милари, и юноша, у самой двери. Заклятие не пощадило и их, и не было ни малейшей надежды, что кто-то снова вздохнет и вернется к жизни. Суна подошла к тиа и положила кончики пальцев на Силель, что та держала в руке.
Меч был прекрасен. Белоснежная рукоять, украшенная затейливой резьбой, источала легкий свет. Навершие в виде ограненного хрусталя переливалось всеми гранями. По серебряного цвета клинку шел витой узор. Силель не был оружием в прямом смысле этого слова. Он был символом, силой и красотой, воплащенной в образе меча.
Милари, я вижу, последние дни были нелегки для тебя. Ты осунулась и побледнела, и все ногти обломаны, но у тебя по-прежнему лицо, взгляд истинной тиа. Я видела много женщин красивее и изящней тебя, но у них не было твоей стати. Не было ощущения силы и бесконечной доброты и заботы. Ты осталась настоящей Хранительницей эльфов, а я — не смогла сохранить твоего наследника. Прости меня.
Амарисуна Ноэйл перевела взгляд на кровь под ногами тиа. Все верно. Ты не успела использовать силу до конца и призвать Мессайю. Ты умерла. Но успела соткать заклинание, заклятье. Ты принесла в жертву всех, кто находился в этой земле. Выжгла землю, убила тех, кто жив, остановила ход времени для погибших. Заклятье забрало их силы и выгнало часть эмъенов прочь. Только поэтому эльфам удалось победить.
… Амарг бежал что есть сил. Быстрее. Только увидеть ее — и сразу бить заклятьем. Не может все это быть напрасным. Не может. Тела, кругом тела, бежать по ним, отталкиваться от них… а они вдруг стали осыпаться песком, и утягивать за собой, заставляя спотыкаться и падать. Нелепо. Его великая битва не может закончиться так нелепо.
