– Это собрание сохранившихся отрывков. – Рид провел пальцем по странице.

– Вы имеете в виду – отрывков пергамента, папируса или на чем там писали?

Рид покачал головой:

– Не совсем и не всегда. Гораздо чаще это маленькие отрывки текста, который дошел до нас в виде цитат, употребленных в других работах, – тех, которые почти не претерпели изменений. Представьте творения Шекспира. Если бы у нас не было полных текстов его пьес, мы бы все равно смогли их восстановить, ну хоть частично, из работ исследователей, которые их цитировали. Некоторые цитаты перекрывают друг друга, значит, их можно соединить, для других отрывков можно вычислить их приблизительное положение в тексте, зная в общих чертах сюжет. Время и исторические события делают все, чтобы свести плоды трудов человека на нет, но сделать это нелегко. Следы человеческих усилий остаются, словно осколки керамики, закопанные в почву. Ну вот. – Его палец остановился на длинном отрывке, занимавшем почти целую страницу. – «Эфиопида», поэма Арктина Милетского.

– А мне показалось, вы говорили, что это какой-то Прокл, – сказал Мьюр.

– Прокл написал «Хрестоматию», – терпеливо пояснил Рид. – Но он всего лишь сделал выдержки из других авторов, в данном случае – из Арктина Милетского. Позднее некоторые писцы, которые переписывали «Илиаду», вставили отрывки из текста Прокла в качестве дополнительного материала.

– Ну надо же, какой живучий, – удивилась Марина. – Почти все равно что вирус, который переходит от одного носителя к другому до тех пор, пока не найдет самого стойкого.

– Мы не об этом, – отрезал Мьюр. – Что там написано?

– Надо бы заявить в полицию.

Грант посмотрел на Джексона. Они возвращались вниз, хрустя подошвами по опавшим веткам и желудям.

– Его братец украл эту штуку, так? Наверное, он и сам знает больше, чем говорит. Я себе это так представляю: мы сообщаем местным ребятам, и они его тащат в кутузку на допрос. Они, наверное, болваны, да нам-то какое дело? Может, они его слегка смягчат. Так или иначе, он окажется там, где нам нужно. – Джексон поймал недоверчивый взгляд Гранта. – Что такое? Я читал твое личное дело и знаю, чем ты занимался во время войны. Да и девица эта. Неужели все это правда? Нелегко, наверное, было.

– Лучше не обращаться в полицию, пока мы можем этого не делать, – твердо заявил Грант.

Он сердито потряс головой. Что-то тут не сходилось, но он не мог понять что. Словно заканчиваешь собирать головоломку – одного кусочка не хватает, а деталей в коробке уже не осталось. Джексон, оказывается, что-то говорил.

– Что?

– Я говорю, можно пригнать народ, пусть копают на холме. Мы ведь пытаемся найти вторую половину таблички, правильно? Если этот, со свиньями, заявляет, что они нашли только одну часть, наверное, вторая тут так и лежит. Так профессор говорит.

– Вторую часть. – Грант остановился. – Бельциг знал, в чем ценность таблички. Если он нашел только половину, почему не вернулся, чтобы поискать вторую?

Джексон, кажется, смутился:

– Почему?

Но Грант уже про него забыл. Он бросился назад, вверх по склону, продираясь через кусты не разбирая дороги. В спешке он забыл об осторожности. Нога соскользнула с незакрепленного камня, толкнув его вперед; Грант сбился с шага, замахал руками и почти восстановил равновесие, когда торчащий древесный корень нанес ему удар прямо в челюсть. Он перевернулся, пролетел через куст и приземлился лицом в грязь. Из-за жирного рыла на него в упор посмотрели свиные глазки. Потом свинья отвернулась и, укоризненно хрюкнув, снова занялась едой. Свинопас на другой стороне поляны вскочил на ноги:

– Забыл что?

Грант поднялся на ноги и отряхнулся. Его лицо было покрыто грязью, а ободранная ладонь кровоточила.

– Табличка, на которой надписи и рисунки. Вы одну нашли?

– Один, да.

– И ее украл твой брат.

– Да.

Грант сделал глубокий вдох, ощутив на языке вкус пыли:

– А скажи – табличка, когда вы ее нашли, была сломанная или целая? Один кусок?

Похоже было, что грека вопрос озадачил:

– Один. Мы нашли один.

– Да, но… – Грант расстегнул карман рубашки, вытащил фотографию Пембертона и вложил в руки недоумевающего грека. – Вы вот такую нашли?

Свинопас посмотрел на фотографию. Двойная выдержка сделала изображение нечетким, но очертания таблички просматривались довольно ясно.

– Ну?

Грек покачал головой:

– Мы один нашли. А это половина.

Рид в очередной раз поправил очки.

– Как вы знаете, и «Илиада», и «Одиссея» основаны на более древнем цикле историй о Троянской войне. Они повествуют об отдельных эпизодах – гневе Ахилла, возвращении Одиссея. Но после успеха Гомера другие честолюбивые поэты тоже решили попробовать свои таланты и описать Троянскую войну. Они особенно стремились заполнить оставленные Гомером пробелы, так, чтобы в конце концов полная история Трои – от похищения Елены до окончательного возвращения домой греческих победителей – могла быть отражена в эпической поэзии. Работа неблагодарная, потому, наверное, тексты и не сохранились. Никто не верит, что можно улучшить «Гамлета», если написать еще пять пьес по истории средневековой Дании. – Он посмотрел на Мьюра. – «Эфиопида» и есть то самое потерянное продолжение «Илиады». В нем описывается последняя битва Ахилла и его гибель. И… – Он провел пальцем по неровным строчкам греческих слов, шевеля губами. – И что происходит потом. Они выставляют тело Ахилла, и его мать, морская нимфа Фетида, приходит его оплакивать. Затем она забирает его тело с погребального костра и увозит на… Белый остров? – Палец, зависший над страницей, дрожал, но лицо сияло. – Да. На Белый остров.

Глифада, Афины

В отеле они поужинали блюдами, которые подозрительно напоминали остатки вчерашнего ужина. Посетителей было больше, чем в первый раз, однако не настолько, чтобы владелец ресторана сдвинул потеснее столы, архипелагом редких островов раскинувшиеся в пустом море обеденного зала.

– Белый остров был этакой греческой Валгаллой, местом, где погибшие герои наслаждались радостями загробной жизни, – рассказывал Рид.

– А я думал, это Елисейские Поля, – заметил Грант.

Он был рад, что может продемонстрировать кое-какие классические познания, пусть и почерпнутые от девушки на Елисейских Полях сразу после освобождения Парижа. Теперь он ждал, когда Рид оценит его вклад. Но профессор нахмурился:

– Ну да. – Он ткнул вилкой в кусок мяса так резко, что зубья брякнули по тарелке. – Честно говоря, у греков были несколько неопределенные представления о загробной жизни. Наиболее распространенная версия, которая дошла до наших дней, – для мучения грешников существовал Аид, а Елисейские Поля, где вечная благодать, – это относительно поздний вариант. Может быть, тут не обошлось без обратного проецирования наших представлений об аде и рае. А Гомер, особенно в «Илиаде», ничего не говорит о жизни, которая могла бы ожидать людей после смерти. Бессмертие приходит как результат ваших подвигов при жизни и в награду за добытую славу. После вашей смерти остается лишь бледная тень, слабая копия того человека, которым вы были.

– Ну и при чем тут Белый остров? – спросил Мьюр.

Рид сдвинул брови:

– С космологической точки зрения это некая аномалия. Имеется еще несколько подобных идей: острова блаженных, описанные Пиндаром, похожие на островной вариант Елисейских Полей. Сад Гесперид, где растут дарующие жизнь золотые яблоки, тоже считался расположенным на острове на краю света, хотя, может, это несколько другое. Но географически всегда считалось, что Белый остров расположен где-то в Черном море.

– Почему там?

– С точки зрения греков, Земля представляла собой плоский диск, омываемый огромной космической рекой, текущей по кругу, – Океаном. Средиземное море было центральной осью этого мира. Проход через Гибралтар выводил вас в Океан на западе, выход через Босфор в Черное море выводил вас на восточной стороне. – Он подался вперед, наклонившись над своей тарелкой с супом и водя в ней ложкой. – Черное море лежало за пределами известных древним грекам земель. Это был край земли, ничья страна, где мир людей и миры богов проникали друг в друга. В общем, считалось, что там находится все, что нельзя найти в известном мире. – Его густые брови сдвинулись, когда он заметил выражение на лице Марины. – Вы не согласны?