Марина согнула палец на спусковом крючке. Кольцо людей вокруг нее сомкнулось еще теснее.
– Если я отпущу тебя, ты дашь нам улететь?
– Если да, мои руки чисты? И между нами ничего нет? – Россакис едва мог говорить – так сильно сдавливала его горло рука девушки.
– Да.
– И самолеты янки больше не прилетать?
Джексон нахмурился:
– Я не могу обещать…
Мьюр подскочил на месте и обернулся к нему:
– Джексон, мать твою! Выбирай, что важнее.
– Хорошо, хорошо. – Джексон покорно поднял руки. – Мы отзовем бомбардировщики. – Он с негодованием покачал головой и посмотрел на Россакиса. – Ты и сам знаешь, что в этой войне тебе не победить.
Марина опустила пистолет и ослабила хватку. Россакис потер шею:
– Нельзя всегда останавливать лучшая жизнь.
Поднырнув под воздушную струю от винтов, они забрались в самолет. Солнце скрылось за облаками, лес на вершине склонов еще горел. Вся долина оказалась заполненной вязким золотистым маревом. Рид прижимал табличку к груди. Марина отвернула лицо и стала смотреть в окно, стараясь скрыть слезы.
– Представь, что скажет Курчатов, когда узнает, что его собственные люди помогли нам убежать, – весело произнес Джексон. – К тому времени, как он успокоится, мы уже утащим щит у него из-под носа.
Грант глянул на него:
– Ты сдержишь обещание, данное Паносу? Отправишь бомбардировщики куда-нибудь в другое место?
– Конечно, – беззаботно ответил Джексон.
Самолет, заложив вираж, повернул на Салоники. Грант оглянулся, надеясь бросить еще один взгляд на вызолоченное небо. Но солнце уже село, и долина погрузилась в дым и темноту.
Глава двадцать пятая
К тому времени, как они прибыли в Салоники, уже совсем стемнело. В аэропорту их встретила штабная машина и отвезла в маленькую гостиницу. Ресторана при ней не было, и они отыскали единственное место, где подавали еду, – грязноватую узерию,[53] забитую игравшими в триктрак и карты мужчинами. Официант принес поднос с оливками и фаршированными виноградными листьями, все жадно принялись есть.
Когда тарелки опустели, а в кувшине с узо показалось дно, Рид вытащил табличку и положил ее на стол. Молхо разломил ее не точно посередине – Сорселю достался больший кусок, чем Пембертону, размером примерно шесть квадратных дюймов. Все разглядывали рисунок на оборотной стороне таблички. Две полосы зигзагообразных линий – стилизованное море – делили его на три части. В верхней, сразу под обломанным краем, как раз там, где Молхо разломил табличку, по обе стороны от кургана странной формы стояли две фигуры – мужская и женская. Грант резко вдохнул воздух. Даже три тысячи лет спустя он мог узнать полый изнутри холм на Лемносе – тот самый, где они нашли святилище кабиров. Приглядевшись, он заметил две крошечные фигурки с выпяченными животами – они плясали под горой, размахивая молотами. Между ними стоял какой-то крапчатый диск.
– Это, наверное, и есть кабиры. Мне кажется, две фигуры на полях – это Гефест, бог кузнецов, и Фетида, мать Ахилла. – Академичная манера Рида не могла скрыть его волнения.
– А этот кружок, должно быть, и есть щит? – спросил Джексон.
Рид положил руку на затылок и подергал себя за волосы:
– Полагаю, да.
– А здесь Троянская война. – Джексон указал на следующую часть рисунка.
Краска там немного выцвела, но все же изображения были достаточно яркие. Гранту они напомнили резьбу в пещере на Лемносе. Колесницы мчались в бой, а под стенами города на вершине холма две группы вооруженных людей выстроились друг против друга. Два человека между ними сошлись в схватке. Один бросил свое копье, которое, дрожа, воткнулось в щит противника, а тот, в свою очередь, пытался вытащить меч.
– Ахилл и Гектор. – Марина хотела было тронуть рисунок, но почтительно отвела палец.
Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным.
Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гнева
Бурного; он перед грудью уставил свой щит велелепный,
Джексон вопросительно глянул на Рида:
– «Щит велелепный». Почему?
Рид пожал плечами:
– Это широко распространенный эпитет, используемый при описании доспехов Ахилла. Щит был позолочен и богато украшен. Мне кажется, эти слова могут означать, что в солнечных лучах он полыхал, как огонь.
– А-а…
– Насколько я понимаю, это и есть Белый остров. – Мьюр указал на нижнюю часть таблички. Картинка пострадала по краям очень сильно, но все же в правом нижнем углу можно было разглядеть еще одну гору, нарисованную густой черной краской. На ее вершине стояла белая башня, украшенная священными рогами.
– Это должен быть храм, – тихо произнес Рид, – посвященный Ахиллу и связанный с потусторонним миром.
Из своей сумки профессор вытащил лист плотной бумаги – изображение таблички Пембертона, сделанное в масштабе один к одному. Бумагу он подложил под табличку. Край рисунка и край таблички совпали почти идеально. Наконец можно было увидеть изображение целиком. Как теперь стало понятно, храм в Долине мертвых находился в левом углу верхней четверти общего рисунка, и от расположенного ниже изображения (на котором было показано святилище на Лемносе) его отделяла полоса заостренных волн. Все пять человек наклонились над столом и в восхищении разглядывали картинку.
– Очевидно, потребуется немало исследований. – Рид перевернул табличку; его настроение было столь же переменчиво, как и оксфордская погода. – По крайней мере, у нас теперь есть весь текст.
– Вы уже можете его прочитать? – спросил Мьюр.
– Не это сейчас важно. Несомненное достижение в том, что у нас есть четкий образчик начертания символов линейного письма Б. Теперь, когда появился новый текст, я могу проверить свою гипотезу, посмотреть, годятся ли те правила, которые я вывел. Если предположения окажутся верны, тогда я смогу попробовать начать расшифровку.
– Попробовать начать… – Джексон подавился своей узо. – А просто делать нельзя?! Сколько вам потребуется времени?
– Не знаю. – Профессорская приветливость пропала, сменившись отрывистой и раздражительной манерой. Марина вспомнила, что Пембертон тоже бывал таким, когда его захватывала новая идея или проблема. Вежливость, терпение, такт – все отбрасывалось, когда ученый погружался в себя.
– Шампольону потребовалось два года, чтобы расшифровать иероглифы, а ведь у него был Розеттский камень.
– Два года?!
Посетители заведения подняли головы от своих стаканов и карт, чтобы посмотреть на иностранцев, занявших столик в углу.
Джексон заговорил тише:
– Может, вы не заметили, что происходит в последние дни, но двух лет у нас точно не будет. Нам нужно немедленно найти этот щит, иначе, когда начнется последняя в истории война, мы окажемся не в том лагере.
Все собравшиеся за столиком молча смотрели на него. Джексон закрыл рот салфеткой, решив, что сказал слишком много.
– Ну или если его найдут русские, надо держаться подальше от них. Сорсель, считайте, сообщил нам, где находится Белый остров. Предлагаю отправиться туда прямо сейчас, пока Бельциг его не вычислил.
– Но остров находится на советской территории, – возразил Грант.
– Тем более надо попасть туда поскорее. Если коммунисты догадаются, что эта штуковина у них на заднем дворе, они притащат ее в Москву еще до того, как мы об этом узнаем.
Рид покачал головой:
– Даже если мы попадем на остров, у нас не получится прийти в храм Ахилла и постучать в дверь. Без подсказок на табличке мы никогда его не найдем. Гробокопатели не одну сотню лет разоряли Долину мертвых на Крите, но никто так и не нашел храм со священным метеоритом, пока не появился Пембертон со своей частью таблички.