– Христи анесту, – коверкая слова, пробормотал Грант.

Женщина притянула к себе свечу и подняла ее перед собой. Оранжевый свет осветил ее лицо, а в глазах отразились язычки пламени.

– Марина? – Грант чуть не уронил свечу. – Господи боже мой!

– Воистину воскрес.

Она отвернулась, Грант уже поднял руку, но Марина просто передавала огонек мужчине, стоявшему рядом с ней. Сделав это, она снова повернулась к Гранту. Она плакала и даже в толпе выглядела необычно беспомощной, словно не знала, то ли кинуться на него, то ли убежать.

– Извини за Мьюра, – сказал Грант. – Он… Он просто дурак.

– Я не продавала тебя русским, – ломким голосом произнесла она.

– Я никогда такого не говорил. Но можно понять, отчего Мьюр бесится. Кто-то сообщил красным, куда мы поехали. Жалко, что ты застрелила того русского. Было бы неплохо расспросить его о том, что ему известно.

Он искоса глянул на нее, а она ответила взглядом в упор.

– У него под курткой был пистолет, и он хотел его достать. Ты бы что стал делать?

– Это была табличка.

– Значит, хорошо, что я в нее не попала.

Грант осторожно протянул руку и убрал прядь волос, упавшую на щеку Марины.

Она не стала его останавливать.

– Ну, все это уже не важно. – Над толпой пролетел ветер, и Грант, согнув ладонь, прикрыл пламя свечи. – В святилище ничего нет. Этот след остыл три тысячи лет назад. Он не просто холодный – он замерз в глубинах времени. Можно все здесь бросать и возвращаться на Крит.

Из-за спины послышалось осторожное покашливание. Грант и Марина, обернувшись, увидели Рида – он смотрел на них с виноватым видом.

– Думаю, что след становится теплее.

Марина и Грант с недоверием смотрели на него.

– Как?

Рид покрутил кончик носа.

– Ответ в старинных легендах. – Он улыбнулся. – Надо доверять своему носу.

Терма, Лемнос. На следующее утро

– Вы уверены, что правильно поняли?

Они стояли в неглубокой долине, где кончалась грунтовая дорога. Место было приятное – тополя и кипарисы затеняли речушку, с журчанием бегущую по долине, а впереди высилось аккуратное квадратное здание в неоклассическом стиле. У Гранта оно вызывало легкие ассоциации со Швейцарией – крытая красной черепицей крыша и сияющие белые стены, двери недавно покрашены, занавески на окнах накрахмалены. Все полезно и практично. Все, кроме царящего в долине запаха – удушающей серной вони тухлых яиц.

– Может, и нет, – отозвался Рид. Он был необъяснимо весел. – Но именно здесь находятся горячие источники. Не знаю, почему я раньше об этом не подумал. Их используют по меньшей мере со времен древних римлян.

– Мне неприятно, что именно я вам это говорю, но горячий источник – совсем не то же, что вулкан. Наверное, и в древности люди это уже знали.

Рид пожал плечами:

– Все легенды про вонючих жителей Лемноса берут свое начало в коллективной памяти. Если святилище было именно здесь, от людей, наверное, после девяти дней ритуалов шел весьма неприятный запах.

В то утро они прошли пешком несколько миль от Мирины. В городе в пасхальное воскресенье трудно было что-нибудь раздобыть, но Марина и Грант нашли несколько инструментов, масляную лампу, кусок веревки и ослика, чтобы отвезти все это к источнику в Терме. И вот они на месте, дышат воздухом, который Гранту показался каким угодно, только не здоровым.

– И что мы будем делать? Спросим служителя, не находил ли он в какой-нибудь ванне метеорит возрастом в три тысячи лет? – Он указал на запертую дверь и темные комнаты, спрятавшиеся за кружевными шторами. – Похоже, все закрыто.

– Всеобщий выходной. – Рид огляделся. – Но термальные источники выходят на поверхность вовсе не внутри здания. Вода подается откуда-то по трубам. Давайте посмотрим.

Беглый осмотр строений ничего не дал. Они оставили Мьюра с осликом, а сами разошлись в разные стороны, постепенно поднимаясь вверх по склону долины позади здания. Серный запах стал слабее, его вытеснил густой аромат полевых цветов, и они замедлили шаги, вступив в полосу высокой травы. Ручеек пропадал из виду на вершине склона. Грант бесплодно потратил четверть часа, разыскивая, где его исток, да так и не нашел. Он присел на освещенный солнцем валун, глядя, как между камнями снуют ящерицы. У его ног лежало ссохшееся колечко сброшенной змеиной кожи.

– Что это там?

Рид, лицо которого под летней шляпой раскраснелось, подошел к нему сзади. Он указывал на холм, где над ровной поверхностью возвышалась гористая верхушка. Из долины ее было не видно, но с гряды она отчетливо просматривалась. Рид взял полевой бинокль, висевший у него на шее, прижал к очкам на носу, а потом передал Гранту. Не зная, что они ищут, Грант покрутил колесико, пока размытое изображение не стало четким.

– Там крест на вершине.

Железный крест высотой примерно шесть футов был укреплен растяжками. На перекладине сидел ястреб и чистил перья.

Грант опустил бинокль:

– Я, конечно, не историк, но разве церкви не появились позже того времени, которое нас интересует?

– Вы когда-нибудь были на римском Форуме?^[23] Когда империю захватили христиане, они заложили кирпичом языческие храмы и превратили их в церкви. До сих пор можно видеть встроенные в стены классические колонны. Афинский Парфенон использовался как христианская церковь, а потом как мечеть, когда его захватили турки-османы. Здания появляются и исчезают, а священные места никуда не деваются.

– Пойдемте посмотрим.

Пробираясь между непрочно лежащими камнями, Рид, Грант и Марина направились к вершине. С окаймляющей долину гряды она выглядела как обыкновенная вершина холма, но, когда путники приблизились, ее форма изменилась. Противоположная сторона словно резко обрывалась, а когда они подошли еще ближе, оказалось, что другой стороны у верхушки просто нет. Получалось, что холм в своей верхней части вздымался и загибался, словно волна на высшей точке подъема. Выемка была не менее сотни футов в высоту. В ней, почти прячась в ее тени, угнездилась церковь, перед которой лежал крошечный двор с беленой изгородью.

– Священные места, – пробормотал Рид.

Марина кивнула:

– Словно природа специально сотворила такое место. Гигантское каменное лоно… или жерло.

– Если прищуриться, даже немного похоже на вулкан, – признал Грант.

– Посмотрите. – Марина указала на воротный столб. На мозаичной стене голубыми буквами на золотом фоне было выложено:

– Айя Панагия, – прочитал Рид. – Так именуют Деву Марию. Это слово означает «всесвятая». Подчеркивает ее роль как супруги Господа при зачатии Иисуса. Если вы склонны к еретическому мышлению, то можете проследить эту линию от древних культов всемогущей богини плодородия, которая сама дарует жизнь богам. – Рид заметил, с каким ужасом смотрит на него Марина. – С антропологической точки зрения, конечно.

Они прошли через открытые ворота в маленький двор. Как только они оказались в тени холма, воздух вдруг стал холоднее, а шум вокруг стих. Единственным звуком оставался лишь плеск воды, которая лилась в мраморный резервуар из отверстия в стене, украшенного насадкой в форме змеиной головы. Грант понюхал воду и уловил знакомый запах тухлых яиц.

– Сера.

Но Рид и Марина не слышали – они были уже у дверей церкви. Профессор потянул за ручку – и дверь открылась. Грант вошел вслед за ними.

Церковь не имела никаких украшений – низкое продолговатое помещение, простые стены, высокие узкие окна, сводчатый потолок. В углах тихо рассыпались скелетики букетов из сухих цветов, а на ведущих к алтарю ступенях стояло несколько ваз красного стекла, однако свечи внутри уже давно сгорели. В дальней части церкви лицом к ним висела единственная икона: Дева Мария в полный рост, стоящая расставив ноги и подняв руки, словно благословляя. Младенец Иисус смотрел на них из золотого круга на ее животе.