С помощью Джека и Сина он легко отсоединил провода и коммуникации. Они были славные ребята, работящие, занятные, и слишком увлекались девочками, мотоциклами и пивом, чтобы заинтересоваться деревенской сплетней о грехопадении Джеймса. Их разговоры крутились вокруг ночных пирушек и неизвестных ему рок-групп, которые валят с ног вернее, чем укус гадюки или водка. Слушая их болтовню, он вспомнил свои студенческие годы, беззаботные и полные перспектив. Ему хотелось посоветовать им не терять время без пользы, действовать с умом, ценить то, что есть, но он понимал – молодые люди сочтут его скучным, отсталым стариком и пропустят его слова мимо ушей. Такие вещи постигаются только на собственном опыте. Чужие ошибки мало чему учат. Чтобы научиться, надо ошибаться самому.
К ленчу они успели снести одну из стен почти полностью, и Джеймс послал ребят подкрепиться в паб, а сам вскипятил чайник, чтобы запарить свой китайский рис. Он оглядел крошечную кухоньку, смежную с приемной. Как странно сейчас думать, что он провел тут много лет. Он любил свою практику, как раньше ему казалось, за статус, который она ему обеспечивала, ведь он благодаря ей считается одним из признанных столпов общества. Но теперь ему подумалось, что самое большое удовольствие ему доставляло быть королем в своем скромном королевстве, нравилось чувство свободы, которое приходит, когда работаешь на себя самого, и дух товарищества в маленькой, тщательно подобранной команде. Только Салли тут была исключением. Да, впрочем, Саймон и Малкольм тоже в конце концов оказались не бог весть кем. Радостно было думать, что однажды он начнет все снова, уже не спеша и как следует. Он решил считать происшедшее с ним испытанием. Перезагрузкой.
Он отколол еще несколько кусков стены и бросил их в общую кучу, потом сел и стал дожидаться возвращения парней. Они пришли минут через тридцать пять, и Син принес с собой большую кружку пива для Джеймса. К семи пятнадцати этого же вечера пристройка лежала в руинах, они погрузили обломки в фургон отца Джека, все втроем забрались в него и отвезли на свалку в нескольких милях дальше по дороге. Джеймс был совершенно выжат. Для физической работы он явно устарел.
Джек отвез его назад в лечебницу, и там Джеймс с ними простился, нехотя отказавшись от приглашения присоединиться к ним в «Лисе и гончих». От нечего делать – здесь не было ни телевизора, ни радио, ни даже банки пива – он поднялся в квартиру, лег на импровизированную кровать и мгновенно заснул.
На следующее утро Джеймс проснулся в шесть часов, с болью во всех мышцах, но полный боевого настроя. Оставался час до приезда ребят, и он отважился предпринять пробежку по окрестностям деревни, подальше от домов своих знакомых, хотя едва ли кто мог быть на ногах в такую рань, кроме фермеров. Потом принял холодный душ – забыл заранее включить водонагреватель, – осушил банку диетического пепси и принялся ждать.
Джек и Син появились ровно в семь, зевая, потягиваясь и обмениваясь впечатлениями о прошедшей ночи, о семи выпитых пинтах, о малолетней дочке полицейского. На этот раз все было кончено к пяти тридцати. Кроме следов фундамента, ничто больше не напоминало о пристройке. Почти ничего. Хорошая была пристройка, подумал Джеймс, как оказалось, наверняка выдержала бы прямой огонь артиллерии. Он снова заснул едва коснувшись головой места, где полагалось находиться подушке, которой у него не было. И снова проснулся в шесть, пробежался, принял душ и сел дожидаться прихода агента.
Примерно в двадцать минут девятого кто-то громко постучал в дверь, и Джеймс, приятно удивленный энтузиазмом агента, который счел доказательством того, что на его собственность все же есть спрос, пошел открыть. На крыльце стоял Ричард. Выражение его лица привело Джеймса в замешательство. По нему определенно нельзя было сказать, что Ричард по-соседски заглянул на чашку чая. Насколько он помнил, Ричард не особенно дружил с Кати, а как-то выпив, они славно поговорили по душам о невозможности моногамии. Джеймс не мог вообразить, что именно Ричард сурово осудит его из-за Кати. Он решил, что просто не умеет читать по лицам, и заставил себя приветливо улыбнуться:
– Привет, старик. Рад тебя…
Договорить ему помешал кулак Ричарда. Джеймс отлетел к стене, соскользнул на пол и схватился рукой за скулу, куда пришелся удар.
– Какого дьявола! Что я тебе сделал?
– А ты сам не знаешь? – спросил Ричард, оставив Джеймса в полном недоумении.
Джеймс уже хотел дать сдачи, но Ричард был на добрых три дюйма выше и регулярно занимался спортом. Он решил пока оставаться на полу. Лежачего ударить сложнее. Он потер скулу. Боль была невероятной.
– То, что произошло между мной и Кати, касается только меня и Кати. И еще Стефани. А ты и твое долбаное чувство справедливости тут ни при чем.
Ричард засмеялся жутким смехом, каким обычно в фильмах смеются главари гангстерских шаек, прежде чем зубами вырвать у своей жертвы язык и проглотить его.
– При чем тут Кати? Дело в моей жене! О господи, подумал Джеймс. Симона!
– Чем же я виноват, если она сама накинулась на меня, – сказал он, поняв, что обречен.
– Она накинулась на тебя?! – рявкнул Ричард. – Она же не сумасшедшая.
Джеймс втянул в себя воздух. В любом случае ему быть битым, так что у него оставался выбор – сказать правду и, возможно, посеять зерно сомнения в голове Ричарда по поводу крепости его брака или солгать и позволить Ричарду и Симоне сплотиться через ненависть к нему. Обновленный Джеймс, хороший Джеймс выбрал второе. Какая ему польза, если брак Ричарда и Симоны распадется?
– Ну хорошо, – сказал он, собираясь с духом перед новой атакой противника. – Прости, Ричард. Я был пьян. Я знаю, что это не оправдание. Посягнув на Симону, я поступил низко. Ведь ты мой друг – был моим другом. Просто в тот момент я ничего не соображал.
Ричард шагнул к нему, и Джеймс вжался в стену. Он это заслужил – не из-за Симоны, конечно, но тем, как обошелся с Кати и Стефани. Не важно, что накажут его за другое преступление. Если бы он кого-то убил, а его осудили за другое убийство, какая разница? Он все равно оставался убийцей и заслужил тюрьму. Странно, но он подумал, что если сейчас получит взбучку, то ему станет легче. Он почувствует себя в большей степени мужчиной.
На какую-то долю секунды Ричард замешкался, и Джеймс решил, что, может быть, легко отделается, но в ту же самую долю секунды вдруг понял, что не хочет быть битым, даже пусть это и даст ему ощущение правоты. Ричард, как человек явно неискушенный в драках, отвел руку назад и затем медленно и довольно неуклюже устремил в направлении Джеймса стиснутый кулак. Джеймс, видя, как кулак приближается, вспомнил, что подростком занял второе место в любительском турнире по боксу в местном клубе, инстинктивно отскочил и, выбросив вперед свой правый кулак, угодил в орлиный нос Ричарда, из которого тотчас же на его загорелое лицо плеснуло брызгами, словно из раздавленной клубники. Сопровождающий удар звук своей шаблонностью напомнил дешевые фильмы про кун-фу и едва не заставил Джеймса засмеяться. Ричард резко осел на пол, скорее уклоняясь от нового удара, чем под воздействием первого, который вовсе не был настолько силен. Но Джеймс и не собирался бить его снова. Слишком смешно все выглядело, и, кроме того, он совсем не желал этой драки. Он нагнулся и поднял Ричарда, схватил его сопротивляющиеся пальцы и пожал их, как бы говоря: «Все, хватит».
– Знай – что бы Симона тебе ни наговорила, между мной и ею ничего никогда не было!
Ричард потер лицо.
– Зачем же ей понадобилось сочинять? – спросил он. Гнев его, по-видимому, прошел еще не полностью.
– Понятия не имею, – пожал плечами Джеймс. – Спроси ее сам.
Кто-то кашлянул, и Джеймс оглянулся. Молодой человек в костюме, который был явно ему велик, – судя по всему, агент риелторской фирмы, – стоял в дверях и нервно наблюдал за происходящим. Джеймс вытер окровавленную руку о брюки и протянул агенту.
– А мы тренировались, – сказал он, указывая на Ричарда, который был одет в коричневый дорогой костюм и очень мало походил на человека, решившего на досуге побоксировать. – Ну и увлеклись немного, сами знаете, как это бывает.
