Стефани и Наташа не вполне понимали, почему Минди решила потратиться на стилиста, но у Манди стилист имелся, и причина, очевидно, крылась в этом. У Минди было только одно пожелание: ей требовалось платье, в котором она стопроцентно попала бы в газеты. Не важно, какой будет это наряд (хиджаб и шар для боулинга с горящим фитилем и надписью «Бомба», предложила в шутку Наташа, но до Минди не дошел юмор). Стефани было несколько не по себе от решительного настроя клиентки, но Наташа уверила ее, что никакому журналисту и в голову не придет спросить Минди – кто ее стилист, так что им достаточно будет просто получить свои денежки и тихо ретироваться.

Сейчас они рыскали по «Агенту-провокатору», пытаясь отыскать самое невесомое из всех возможных видов нижнего белья, но все же такое, что, если Минди ограничится им, ей удалось бы избежать ареста. Стефани надеялась, что, когда Финн вырастет, никто не расскажет ему, что его мать однажды потворствовала девятнадцатилетней девушке появиться на публике практически голой.

– А что, если тебе самой купить эту штучку? – спросила Наташа, показывая хорошенькую комбинацию – всю сплошь кружева и ленточки. – Это наведет Джеймса на некоторые мысли.

– Скорее всего, он ее даже не заметит, – ответила Стефани угрюмо.

– Надо предлагать мужчине, перед тем как он выходит из дому, оральный секс, – подала вдруг голос Минди. – Тогда, если он даже и встретит какую-нибудь красотку, то вовсе не обязательно западет на нее, потому что будет помнить о том, что его ждет дома.

– Вам надо стать консультантом по браку, – сказала ей Стефани. – Мужчины выстроятся в очередь записывать к вам своих жен, чтобы вы дали им подобный совет.

– Ну… я прочитала это в одном журнале.

– Нам лучше продолжить этот разговор спустя несколько лет, когда у вас будет пара детишек, а муж по утрам станет вашими маникюрными щипчиками выдергивать волоски у себя из ноздрей.

– Джеймс что – это делает? – в ужасе взглянула Наташа на Стефани.

– Успокойся, твой Мартин тоже это делает. Просто ваши отношения еще не настолько выродились, чтобы он делал это при тебе.

– Над отношениями надо работать. Прикладывать усилия. – Минди уперла руки в бока, забыв, что прохожим на улице отлично видно сквозь витрину, как она стоит в одном белье.

Стефани ощетинилась:

– А у вас, Минди, сколько было отношений? Я имею в виду настоящие отношения, а не ночь с каким-нибудь малым, чье имя вы даже не потрудились узнать.

– Стеф! – бросила на нее Наташа предостерегающий взгляд. Но Минди и глазом не моргнула.

– Все в порядке, – сказала она. – У меня с четырнадцати лет только один парень. Ни с кем другим я сроду не спала.

– Правда? – покраснела Стефани. – Тогда прошу прощения.

– Не парьтесь. Все думают, что я проститутка. Я уже привыкла.

– А вы и правда… делаете это всякий раз перед тем, как он уходит из дому? – полюбопытствовала Наташа.

– Ну конечно нет! Я просто пересказала то, что прочла в журнале.

– Минди, вам и правда так хочется вырядиться подобным образом? Я хочу сказать – может, мы все же подыщем вам хорошенькое платье? – Стефани потерла лоб. Скоро от них разбегутся все клиенты, если она станет их оскорблять.

– Может, тебе отдохнуть пару недель? – осторожно спросила Наташа, когда они ехали в такси по Камден-стрит.

– И чем заняться? – огрызнулась Стефани.

– Я просто подумала, что тебе нужна передышка.

– Ты намекаешь, что я распугиваю клиентов?

– Ну, – сказала Наташа как можно беспечнее, – отчасти так и есть.

– Не желаю, чтобы девятнадцатилетняя пацанка читала мне лекции о семье и браке!

– Еще бы! Но она просто хотела помочь. А если даже нет, она платит, и не стоит нам ее задирать.

Стефани прекрасно сознавала, что ведет себя как капризный ребенок, но не могла с собой сладить.

– Говоря «нам», ты конечно же подразумеваешь меня?

– Нас обеих, – дипломатично увернулась Наташа. – Я знаю, что все они – Минди, Сантана, Меридит – действуют на нервы, но до церемонии осталось несколько недель, так что лучше нам думать о денежках и прикусить язык.

Стефани громко вздохнула:

– Ты права, конечно, но сейчас отдых меня доконает. Может быть, я неправильно делаю, что тяну эту резину с Джеймсом. Может, лучше было сказать ему все сразу же, как только я узнала?

– Неужели тебе ни капли не было приятно, когда он опозорился со своим званым обедом?

– Ну, разве что самую малость, – невольно улыбнулась Стефани.

– Представь, какая у него была физиономия, когда эта, как ее… Сэм прочла напечатанное на чеке!

Стефани захохотала.

– Кати сказала, что он стал похож на собаку, которую застали за поеданием именинного пирога.

– И главное – он до конца пытался все отрицать!

– Бедняга Джеймс, – сказала Стефани без капли сострадания. – То ли еще ждет его впереди!

Последние несколько дней Джеймса прошли на редкость гладко. Вдали от места, где разыгралась унизительная сцена с разоблачением его кулинарных махинаций, и от людей, посвященных в происшедшее, он почти забыл об этом скорбном эпизоде. В Лондоне он занимался повседневными делами, и никто не сыпал ему под видом шутки соль на рану. Вот чем плохо жить в деревне – каждый твой шаг известен всем! Он знал, конечно, что скоро это забудется, что новая сплетня затмит старую, но пока служить мишенью для острот было очень болезненно. А смеяться над собой не было его коньком.

После разговора с Салли он позвонил Малкольму и Саймону и сообщил им, что решил избавиться от нее. Оба возражали и считали, что у него нет оснований – Салли хорошо работает, она надежный и ценный сотрудник.

– Она выходила на работу даже в прошлое Рождество, когда у нас был тот экстренный случай, – негодовал Малкольм.

Джеймс, раздраженный тем, что не нашел в них поддержки, усилил нажим и надменно напомнил, что работодатель тут как-никак он и в его власти нанимать и рассчитывать.

– Так на фиг ты тогда спрашиваешь мое мнение? – буркнул Саймон.

– Ты все равно не можешь творить произвол, – продолжал спорить Малкольм. – Есть закон. Необходимо письменное уведомление и все такое.

– Не смеши меня, – парировал Джеймс. – Тут не Центральный ветеринарный госпиталь.

Салли же, когда он сообщил ей новость, отреагировала недоверчиво.

– Это ты так шутишь? – Она, кажется, решила, что он неудачно сострил. Но, обнаружив, что Джеймс серьезен как никогда, дала волю слезам. – Но что я делала не так? – плакала она. – Только скажи – что, и я все исправлю.

Джеймс намерен был стоять до последнего. Дело не в ее работе, а в отношении к людям. На нее поступило несколько жалоб от клиентов, добавил он с ходу. Разумеется, это была чистейшая ложь. Салли в деревне была на хорошем счету.

– Это от которых? – спросила она.

Джеймс еле удержался, чтобы не поправить ее – «от каких». Но ответил только:

– Я не могу раскрыть свои источники.

– Но это несправедливо! – продолжала стенать Салли. – А Малкольм с Саймоном знают?

– Боюсь, что это наше общее решение. Ты, конечно, можешь отработать еще месяц и за это время подыскать другое место.

Салли, положив трубку, ворвалась в кабинет Малкольма. Но не успела сказать ни слова – Малкольм, защищаясь, вскинул руки:

– Мы с Саймоном тут ни при чем. Я бы на твоем месте подал на него в суд за несправедливое увольнение. На этот случай у нас и существует закон.

– Никогда! – возмущенно отвергла его предложение Салли. – Найду другую работу и уйду. Я просто хочу знать, что такого я сделала?

– Я тоже, – сказал Малкольм, обнимая ее.

Полчаса спустя Джеймс почувствовал, что, пожалуй, перегнул палку. Ведь Салли, в конце концов, просто шутила с ним, она не предполагала, что наступает на оголенный нерв. Он уже хотел позвонить ей и сказать, что передумал, потому что жалобы оказались беспочвенными, но решил, что перешел точку возврата, сказав про ее неподобающее отношение. И решил оставить все как есть. Он, конечно, даст ей хорошую характеристику, и она без труда устроится в другом месте. А он будет выглядеть слабаком перед Малкольмом и Саймоном, если пойдет на попятный, а этого допустить ни в коем случае нельзя.