– Я просто чувствую, что пора, – сказал Саймон. Джеймс пытался уяснить услышанное. Саймон, который работал с Джеймсом с тех пор, как он восемь лет назад открыл здесь практику, теперь уходил, чтобы основать свою собственную. А кроме того, он собирался остаться в деревне, да еще на этой же самой улице. И Малкольм уходил вместе с ним.

– Но… – Джеймс запнулся, едва начав говорить. – Но в такой маленькой деревне двум практикам не выжить. Откуда наберется столько работы?

Это настоящая катастрофа! Саймон и Малкольм местные жители, их знают и уважают. Разве кто-то будет держаться за него, зная, что, если питомец заболеет в среду днем, в четверг или пятницу, о нем никто не позаботится? В голове замелькали бессвязные мысли. Придется нанять новых людей, хотя бы на те дни, когда его здесь не будет.

– Я уверен, что работы хватит на всех, – сказал Саймон с тошнотворной улыбкой, и Джеймс понял, что это конец. Они станут конкурентами, и он обречен на проигрыш.

После ухода Саймона он сел за свой большой дубовый стол и уронил голову на руки. Его жизнь летела под откос. Кати скажет, что все в руках судьбы, но он не верил в эту хреновину. Он понял, что только с одним человеком хотел бы поговорить сейчас – со Стефани. Стефани не станет доказывать ему, что все на свете происходит неспроста. Она позволит ему вволю оплакать его несчастья, а потом смехом и шутками поможет выкарабкаться. Он взял телефонную трубку.

Стефани отвечала ему сочувственно, но как-то рассеянно. Она сказала, что идет по улице и связь не очень хорошая. Он единым духом выложил ей все о Саймоне, о своих проблемах со строителями, с налоговиками, с управой и кое с кем из местных жителей, а она терпеливо выслушала его, изредка вставляя слова. Когда он закончил, она сказала, что уверена – все в конце концов утрясется, а теперь ей надо спешить на встречу с клиентом. И когда в трубке послышались гудки, он понял, что на самом деле хотел услышать от нее только одно. Он хотел, чтобы она сказала: «А может быть, бог с ней, с этой линкольнширской практикой? Может быть, пора тебе перебраться в Лондон окончательно?» Но она не сказала. Почему?

Черт, он привык считать, что Стефани только и ждет, чтобы он отказался от деревенской практики и окончательно осел дома. Но может быть, все уже совсем не так?

– Это идет отработка плохой кармы, – сказала Кати, как он и предполагал, в ответ на его сообщение, что Малкольм и Саймон его покидают. – Если поступаешь плохо, то получаешь за это по заслугам, – добавила она, глядя Джеймсу прямо в глаза, отчего ему сделалось не по себе.

Был один из редких вечеров, когда Кати осталась дома, и, сидя друг напротив друга за кухонным столом, они ели цыпленка с тушеной краснокочанной капустой.

– Я считаю, что придется отменить праздник, – сказал Джеймс. Он думал над этим последние два дня. Какой прок отмечать юбилей, если половина приглашенных больше не разговаривает с ним (по крайней мере, создается такое впечатление).

– Глупости, – сказала Кати. – Уже поздно отменять. Воскресенье на носу, все заказано, и все равно придет достаточно народу.

– Не придут Саймон, Салли с семейством, Малкольм.

– Ну хорошо, – ответила Кати. – Салли с семейством и правда не придет, но ты ведь и сам не хотел бы их видеть. А Саймон с Малкольмом придут. Может, тебе и не нравится, как они поступили, но это всего лишь бизнес. Тут нет ничего личного.

– Ты так думаешь? – угрюмо спросил он.

– Ну конечно! И еще остаются Сэм, Джефф, Хью, Элисон, Ричард и Симона.

Джеймс застонал. Кати продолжала перечислять:

– И все твои пациенты.

– Те из них, кто не в родстве с Салли и кто не собирается бросить меня и перейти к Саймону и Малкольму.

– Джеймс, перестань видеть вещи в черном цвете! – воскликнула Кати. – Ты сильно преувеличиваешь. Все будет чудесно.

Кати стала беспокоиться, что дела и правда зашли слишком далеко. Не потому, что ей стало жаль Джеймса, – она едва терпела теперь его присутствие и все время сдерживалась, чтобы не выкрикнуть обвинения ему в лицо. Нет, она беспокоилась, что если он и впрямь так боится предстоящего праздника, то задуманное ими публичное унижение может не возыметь необходимого эффекта, на который они – ну, по крайней мере, она, потому что Стефани, судя по всему, раскисла – рассчитывали. Бить лежачего вполовину не так забавно, как свалить стоящего, а потом уже всласть попинать его ногами.

Тут Кати ничего не могла с собой поделать. Все ямки, которые она для него вырыла, все стрелы, которые выпустила, принесли ей большое утешение. Не ее вина, если неприятности Джеймса набирают обороты. Она же не знала, что он захочет рассчитать Салли или что Саймон и Малкольм уйдут! Эти вещи произошли исключительно по вине самого Джеймса.

Кати уже несколько дней не разговаривала со Стефани. От той приходили сообщения и было несколько пропущенных звонков, но Кати как-то не собралась перезвонить. Ей не хотелось опять выслушивать уговоры не наваливаться чересчур на Джеймса. У нее создалось отчетливое впечатление, что Стефани струсила. А это просто смешно, особенно если вспомнить, что идея мести принадлежит ей. Без Стефани Кати просто сказала бы Джеймсу, что между ними все кончено, потому что он, оказывается, женат, и велела бы ему выметаться. Но Стефани убедила ее, что они имеют право мстить, что преступник должен понести наказание, и, по правде сказать, она была права!

Месяц назад или около того, когда Кати впервые узнала правду о двойной жизни Джеймса, она почувствовала себя опустошенной, никчемной, преданной. Теперь она ощущала силу, которой прежде не находила в себе. Она стала хозяйкой своей жизни, и Джеймс уже был бессилен причинить ей боль.

Стефани еще не открыла Майклу полную правду о положении дел с Джеймсом. До сих пор она старалась быть откровенной, рассказала, что замужем, что узнала об измене мужа и сейчас находится в процессе расставания с ним, но так и не объяснила, почему не рассталась сразу же, как только разоблачила его. И Стефани понимала, почему медлит, – она чувствовала, что Майкл не одобрил бы ее. Он зрелый человек и решит, что она играет в глупые детские игры. И не примет ее намерения развестись всерьез. Несмотря на то что его бывшая жена направо и налево рассказывала всем друзьям о его недостатках, он подчеркнуто гордился тем, что вышел из ситуации достойно. Потребность быть на высоте стояла на первом месте в его системе ценностей. Майклу никогда не пришло бы в голову устроить праздник с целью разоблачить неверного супруга перед друзьями и коллегами, а уж тем более воплотить это в жизнь. Майкл был поборником правильных поступков.

Поэтому Стефани знала – он сильно переживает из-за того, что случилось в пятницу. Они договорились не форсировать событий, пока Стефани не разберется со своей семейной жизнью, и увлечься под влиянием момента, словно он безответственный подросток, не входило в его намерения. Тем более оказаться пойманным врасплох. После ухода Наташи он покинул ее так быстро, словно не мог оставаться с ней ни минутой дольше. Это окончательно усугубило ситуацию, и Стефани чувствовала себя глупо, неловко. Ей даже было стыдно. То, что между ними произошло, стало казаться чем-то жалким, вульгарным. Дешевым.

Он все-таки позвонил ей, чтобы узнать, в силе ли остается договоренность встретиться вечером. Они поговорили коротко и по-деловому, словно собирались устроить конференцию. И вот Стефани ждала его в баре отеля «Сохо», сидя за стойкой на высоком стуле, и неуверенно потягивала коктейль.

Майкл пришел через пять минут и извинился, переводя дыхание, – поезда в метро шли с большими интервалами. Стефани отметила, что выглядел он превосходно. Она глупо нервничала. Он обнял ее и ласково поцеловал. Ее нервы тут же успокоились. Все будет хорошо, просто замечательно. Как здорово, что Майкл старается вести себя как ни в чем не бывало.