— А куда деваться? — спросила Сара.

— У меня такое чувство, что я могла бы захотеть расстаться, заявить, что сделаю это, а на самом деле была бы не способна даже стронуться с места. Достать чемоданы! Сложить вещи! Поделить книги! Как можно все это выдержать?

— Приходится, когда ничего лучше уже придумать нельзя.

— Это все равно что перебирать вещи умершего: ужасно, а никуда не денешься, надо, — добавила Ева.

Мария задумалась: с ее прекрасной разделенной любовью она то и дело задевала и ранила сердца менее счастливых подруг. И все же не удержалась от вопроса:

— А что делают потом, чтобы снова полюбить? Ведь слова те же и жесты те же…

— Какая ты сложная! — бросила Ева.

— Она романтик, — вступилась за Марию Мелюзина. — Я хочу понять, я сама такая же.

— Вдобавок она влюблена! — пояснила Луиза.

Бланш поднималась по ступеням, ведущим в ресторанный зал. В этот час женская компания уже переходила к десерту. При виде пирогов на их лицах появились недовольные мины: они не желали полнеть. До Бланш долетал их смех. Она безотчетно остановилась, словно желая передохнуть, прежде чем вступить в шумный тесный кружок подруг, которые, в сущности, для того и собираются вместе, чтобы поболтать, убедиться, что все на этом шарике не вечно, всем одинаково нелегко, все ждут от других преданности, любви и понимания. «Кто там сегодня?» — прикинула Бланш про себя. Она забыла, кого ей назвала Сара. Не хотелось видеться со злопыхательницами, которые расспрашивают вас о ваших невзгодах, только чтоб порадоваться им. Бланш не была уверена, что столкнется лишь с подругами (вернее, знала, что подруги там будут в меньшинстве). Она сделала над собой усилие, чтобы прийти на эту вечеринку, запрещая себе распускаться, раскисать, как запретила себе продолжать совместную жизнь с мужем, раз и навсегда приняв решение.

В полумраке над верхней ступенью появились сперва ее рыжие волосы, затем голова, грудь и все остальное. Это была женщина среднего возраста, крепкого телосложения, обладавшая статью, прекрасной грудью и ангельским лицом. Те, кто знал о ее польских корнях, называли ее «славянка». Она спешила, запыхалась и не включила свет. Денек у нее выдался хуже некуда: множество хнычущих детей, наплыв мамаш с младенцами, хотя она столько раз просила их не приходить в тот день, когда она занимается школьниками. Она даже набросилась на одну мамашу, чей сосунок напустил слюней на новое ковровое покрытие ее кабинета. Под глазами у нее набухли мешки, а цвет лица указывал на заядлую курильщицу. Она не курила, просто постоянно недосыпала. И все же не стала пренебрегать сегодняшней вечеринкой. Подумав о всяких домыслах и сплетнях за спиной, она решила прийти, пусть ей и хотелось обратного: проводить все вечера вдвоем с дочкой. Этому вечеру, кроме того, она обрадовалась задолго до того, как испытала усталость. Она и прежде не прочь была появляться иногда в клубе, но боялась столкнуться с Жилем. А сегодня его не должно быть, она это знала, он сам сказал ей, что у него свидание с женщиной.

Он ей об этом сказал, как и обо всем остальном. Красное пальто, улыбка, любовь с первого взгляда, электрические разряды, взгляды, сомнение, незадача с тем, что та женщина замужем, приглашение — принятое, — неодолимая тяга к ней, странное ощущение, что она разделяет его чувство, назначение свидания, ожидание. Все, даже имя: Полина. Зачем ему понадобилось внедрить в ее сознание имя той, другой? — расстраивалась Бланш. Она не переносила болтливых мужчин. Лучше беречь сокровенное про себя. Обычно Жиль скрывал от нее свои похождения. Потому она за него и вышла, ни о чем не догадываясь. Видно, на сей раз случилось что-то из ряда вон Полина… Как на беду, кое-что нельзя пропустить мимо ушей, так и западает в память. Что она могла ответить.

— Красивое имя.

— Думаешь, она придет? — озабоченно спросил он у жены, забыв о неуместности вопроса. Для нее эта новая стадия доверия, близости была столь неожиданна и необычна, так необъяснимо больно было видеть собственного мужа, влюбленного в другую, что она подумала: «Расстаешься дважды: первый раз — когда любовь умерла, и второй — когда чувство возрождается. И первый из двоих, кто снова влюбляется, вонзает кинжал в того, кто остался лежать. И все же это не обязательно война. Кого любишь, от того и терпишь». Ей доводилось часто удостовериваться в этой истине, наблюдая матерей с детьми. Любовь, привязанность — наши терновые венцы.

— Думаешь, она придет? — все повторял Жиль, для которого остальное перестало существовать.

— Ну откуда мне знать?

Он раздражал ее тем, что бездумно заставлял страдать. Судя по его собственным терзаниям, он переживал не очередную интрижку, а подлинную страсть. Словом, она уже знала, что Полина любима, тогда как сама Полина этого еще не знала.

— Ты женщина, знаешь, как ведут себя женщины, — продолжал допытываться Жиль.

— Не все же женщины одинаковы! — запротестовала она. После чего произнесла фразу, в которой сквозило неодобрение: — Я бы так скоропалительно на свидание не согласилась.

Она сказала это, еще ничего не зная о другой, хотя сама находила романтичным и заманчивым с головой уйти в страсть, забыв о предосторожностях. Но не могла удержаться, чтобы не царапнуть другую, еще неведомую. Мелочно, ничего не скажешь! «Я способна считать это мелочным, но не способна промолчать…» Она была настоящей женщиной: ревнивой, соревновательной. Впрочем, Жилю всегда нравились излишне женственные натуры вплоть до худших их образчиков.

— А сколько этой Полине лет?

Ей хотелось это знать, но тут он почему-то промолчал.

— Бланш! — поднялась ей навстречу Ева. — А мы уже думали, ты не придешь.

— Было много внеочередников, так что пришлось сдвинуть все ранее запланированные приемы.

— Выглядишь усталой, — ласково встретила ее Мария, — почему же ты не пошла домой отдыхать?

— Мне приятно заглянуть сюда.

Она собиралась признаться «Я ни с кем не вижусь», но удержалась, боясь расплакаться: она была так измотана, что любой пустяк мог вызвать у нее слезы.

Она обвела взглядом всех присутствующих.

— Все на месте, нет только Полины, с которой я хотела тебя познакомить, — сказала Мелюзина.

— Да, знаю, — ответила Бланш, продолжая думать о Жиле.

— Ты знаешь, где она? — спросила Луиза.

— Кто?

— Полина!

— Нет! Не знаю! Я думала, ты говоришь о Жиле. Где он — я знаю.

Возможно, что бессознательно она уже соединила их и ясно увидела своего мужа и эту Полину. Луиза подумала: «Бланш пришла в уверенности, что не встретит здесь Жиля». А Мелюзина вдруг возьми, да и скажи:

— Странно, Полина никогда не пропускает наши вечеринки.

Может, тут-то Бланш и догадалась, что та самая Полина, которую она встречает в клубе и в детском саду, и есть та женщина, что околдовала ее мужа. Инстинкт подсказал ей и дополнительный вопрос:

— А Марка тоже нет?

— Он смотрит со всеми бокс. Твой муж ведь тоже обожает бокс? — спросила Ева.

— Да.

Как она страдала, слыша эти слова: «Твой муж»! Он всегда будет ее мужем. Пройдет немало времени, прежде чем другая узнает, сколько радости может ему доставить матч по боксу, что эта радость незабываема. «Давай поставим еду на поднос и вместе посмотрим поединок, а потом я сам все уберу, тебе не придется ничего делать». Она же отказалась от этого чуда — с кем-то вместе идти по жизни. Когда рядом с женщиной мужчина, она уверенно себя чувствует везде: и в столкновении с миром, и перед лицом чужих людей, и в лабиринте городских улиц. Она не была уверена, что одарена способностью жить одна. Когда-то она умела со всем справляться сама: переезжать, устраивать жизнь на новом месте. Может, возраст был такой? Правда, она знала, что это ненадолго. Мысли Бланш не останавливались ни на минуту, голова четко соображала, соединяя воедино Жиля, ее саму, Сару, загадочную незнакомку, одиночество. Пытка кончилась только на работе в ее кабинете. Среди подруг она бывала неизбежно возбуждена.