Ни признаков пустоты, ни следов чьей-то работы найти не удавалось. О том, что за ним самим остаются при этом далеко видимые следы, Павлик уже не думал. Он заранее предвидел это. Ночь была вся его. И за эту ночь он должен был найти, что искала здесь или только приметила Аня..
Время для него окончательно перестало существовать.
Он удалялся и вправо, и влево от намеченной прямой, возвращался к кустам на окраине и уползал за тридцать метров… Потом опять начинал от опушки, придерживаясь линии «секвойя – луна…»
Наверное, прошел не один час.
Короткий свист со стороны улицы Буерачной едва не прослушал. И замер в ожидании. Костя должен был свистеть два раза… Но повторения не последовало. И Павлик стал убеждать себя, что, подавая такой неопределенный сигнал, Костя лишь выразил свое беспокойство о нем. Но тревога уже не оставляла Павлика… Вдобавок начало закрадываться в душу отчаяние. Ибо рушились планы его… Ибо ему казалось днем, что именно отсюда начнет разматываться ниточка Аниной тайны…
Однако была, наверное, какая-то закономерность в том, что именно теперь, в этот трудный для себя момент, он изо всей силы дернул за ветку вереска перед собой. Ему надоело переползать, он уже ободрал колени, руки и в злости хотел подтянуться на животе, когда почудилось что-то необычное в податливости вереска… Ветка, за которую держался Павлик, начиналась от самой земли, почти от комелька, и потому куст не мог согнуться – он подавался весь, целиком!
Горло перехватило спазмом. А сердце даже приостановилось на мгновение, потом ударило вразнобой, когда Павлик, став на колени и ухватившись обеими руками за куст, уже выворачивал его на себя. Сначала тот едва подавался, а потом легко лег на землю, вскрыв под собой углубление, которое, будто крышкой, запечатывалось промерзлым комом земли, что держался на обрубленных корнях вереска.
Павлик пошарил в углублении, и рука его наткнулась на шершавый брезент.
Теперь он действовал хотя и торопливо, даже лихорадочно, но четко: извлек четыре брезентовые сумки, похожие в темноте на обыкновенные мешки, пошарил еще, убедился, что в тайнике больше ничего нет, и, отползая с сумками прочь от ямы, даже поднял кустик вереска в его прежнее положение…
Но пробираться до поворота, где Жужлица и сосновый бор подходили близко к садам, не хватило терпения. Отошел метров на сто, сто пятьдесят в обратном направлении, убедился, что луна скрылась надолго, и пополз к садам напрямую, через огороды…
Костин силуэт близ дома Кузьмича угадал сразу.
Тихонечко свистнул.
Вдвоем перемахнули через штакетник. И опять на том же месте, откуда расходились недавно, присели рядом на землю, спиной к штакетнику, помолчали, тяжело дыша.
– Ты что долго?! – справедливо упрекнул Костя. – Откуда мешки?! Я уж не знал, что думать!
Павлик ответил вопросом:
– Где этот – баптист Викин?
– Ушел! Откуда мешки у тебя?.. Ушел через Жужлицу. Я ждал, ждал…
– Он тебя не видел?
– Нет… Не должен, – поправился Костя.
– Почему не должен?
– Да так, чепуха… – Костя на секунду замялся. – Иногда казалось, будто кто с другой стороны, из леса, на меня смотрит… Но это так, от страха, – признался он.
– А домой не вернулся?! – быстро спросил Павлик.
На этот раз он не думал над решением, оно пришло само, как-то сразу, когда в поисках носового платка нащупал в кармане ключ от Викиного дома. А может, в голове его какой-то недремлющий уголок сознания продолжал работать все время в одном направлении, и теперь, когда первый шаг к разгадке Аниной гибели Павлик уже сделал, он искал возможности последующих шагов…
Если баптист стремился к лесу, он почти наверняка замешан во всех этих событиях… А к тому же Павлику не давала покоя мысль, что напрашивалась ему всякий раз при виде загадочного Викиного постояльца… Надо было еще раз проверить баптиста.
И Павлик, схватив один мешок, уже лез через забор.
– Я быстро, Костя! Я только подброшу ему – и назад!
– Павка! Ты слышишь?! Павка! – хотел удержать его Костя. Но Павлик уже метнулся в проход за оградой Мелентьевых. Оставив без присмотра остальные мешки, Костя бросился следом.
Но увидел от угла, как Павлик нырнул во двор Вики, и справедливо рассудил, что лучше взять на себя охрану улицы, откуда могла явиться опасность.
Павлик действовал быстро, хотя и наполовину бессознательно. Только сейчас он понял, что это злость туманит ему голову: ярость, которая не находила выхода. Сомнений в Аниной гибели уже не было. И нужен был виновник этой гибели. Теперь же! Немедленно!.. Как будто Павлик мог сладить с ним… А впрочем, ведь рядом был Костя.
Открыв наружную дверь, он положил мешок у самого порога, так, что, входя в дом, нельзя было не споткнуться о него. И снова закрыл дверь на ключ.
Только за штакетником, когда опять уселись на землю, Костя дал волю своему недовольству: они как будто и в самом деле поменялись ролями, потому что он, Костя, все это время действовал на побегушках, как маленький.
Павлик наконец объяснил ему, откуда и что за мешки и зачем он подбросил один баптисту.
– Да ты, Павка, прямо гений… – серьезно заключил Костя.
Похвала не вызвала у Павлика никаких чувств. Да и похвалил Костя довольно грустно. Спросил после паузы:
– Будем ждать теперь?
– Ждать… – кивнул Павлик. – Пусть даже он утром придет – я буду ждать.
На бугре
Три дня назад события примерно так и развивались, как их представлял себе Павлик. После нападения на инкассатора бандиты решили спрятать деньги. И Аня видела их в какой-то момент…
Павлик поймал себя на том, что думает во множественном числе: бандиты… А три дня назад от Зареченского поселка удалось уйти и спрятаться в гараже Мелентьевых одному Илькиному брату… Дальнейшие события объяснялись бы просто, если бы можно свалить все на него. Но Илькин брат, отсиживаясь в чужом дворе, и сам не знал, где находятся деньги, то есть вот эти мешки, что лежали сейчас под ногами у Павлика. Он был ранен и кому-то передал их перед тем, как спрятаться…
Намеки на это проскальзывали вчера во время разговоров неизвестного сначала с Илькиным братом в гараже, потом с баптистом. Но сегодня в голове у Павлика от этих разговоров сохранилась лишь изрядная неразбериха. Было слишком много недосказанности. И слишком много намеков.
Илькин брат говорил «вы», когда предупреждал, чтобы его деньги не присвоили. А неизвестный ссылался только на Гурзика… И, если он не врал в гараже, прятал деньги под вереском и попался Ане на глаза Гурзик.. Он же и встретил ее потом…
Поиски тайника, пока он еще не был найден, казались Павлику самым важным шагом к разгадке Аниной гибели. Теперь стало понятно, что он, этот шаг, пока ничего до конца не проясняет. Находка только подтвердила то, в чем Павлик был уверен и раньше… Убийца оставался неизвестен.
Оттого и захлестнула вдруг Павлика злая обида, что после стольких надежд на сегодняшнюю ночь, долгих раздумий, риска все загадки остаются загадками… Оттого и пришло – как соломинка, за которую хватается утопающий, – внезапное решение подбросить мешок баптисту.
Только сейчас Павлик почувствовал усталость и понял, что промерз до костей. Горели ободранные колени. А пальцы рук не слушались, как чужие… Но распускаться было нельзя. И Павлик осторожно, чтобы не видел Костя, засунул руки в рукава пальто. Костя ведь совсем не мерз, хотя сидел без головного убора.
Он говорил, что станет ждать хоть всю ночь, до утра… А утро было уже не за горами. Небо зримо светлело на востоке, и облака в той части горизонта оказались далеко не такими мрачными, какими представлялись в темноте.
Хорошо, что Костя, теперь уже посвященный в основные события, взял инициативу на себя и не дал расслабиться, верно рассудив, что здесь, за штакетником, их с первыми проблесками зари станет видно чуть ли не с противоположной стороны Жужлицы… Потащил Павлика искать более подходящее место для засады.