Пересекая Жужлицу, Павлик двинулся не той, всегдашней тропинкой, что вела к дому Ани, а бессознательно избрал левую, которой вовсе еще не пользовался. И когда поднялся на взгорок, подошел к «Запорожцу» со стороны домов, чтобы машина оказалась между ним и Аниными окнами.

– Ты чего убежал тогда? – Илька улыбался опять непринужденно, весело, как если бы все, что было связано с печальными событиями на Жужлице, там и осталось для него: под горкой за сосновым бором, возле полыньи.

– Так, – невнятно ответил Павлик, – вспомнил одну вещь…

Илька проследил за его взглядом.

– А! Это к Викеньше! – пояснил он про парня на том берегу.

– К какой Викеньше?

– Да Викеньша тут одна у нас! Девка там живет. Не видел?

К парню на той стороне подошел с двустволкой через плечо сторож Алексей Кузьмич. Видимо, растолковал ему, что, как, и они двинулись по направлению Жужлицы: угреватый парень впереди, Кузьмич, вроде конвоира, за ним. До сегодняшнего дня Павлик не видел у него оружия…

– Хочешь покататься, а?! – внезапно предложил Илька.

– Не знаю… – растерялся Павлик.

А Илька прямо жаждал сделать ему приятное.

– Прокатимся! Знаешь как?! Это мы в момент! – Со двора вышел на улицу двоюродный брат Ильки, Николай Романович, весь какой-то начищенный, немножко парадный, от этого и благодушный. Илька сразу метнулся к нему. – Покатаешь Павлуху, а, Никола? – И объяснил Павлику: – Мне до магазина надо! А тебе ж – хоть куда!

Взгляд Николая Романовича, когда он посмотрел на Павлика, всего на одно мгновение сделался уплывающим, как тогда у забора, когда он испугал Павлика. И если минуту назад Павлик никуда не собирался ехать, теперь уже знал, что если его возьмут, он поедет…

– Дружок твой, значит? Зовут-то я уж и забыл как…

– Павел… – ответил немножко непривычно для себя Павлик.

– Павел? Ну, это звучит! – похвалил Николай Романович и перевел взгляд на противоположную сторону улицы, где расхлябанной походкой, прикрыв отворотами пальто галстук, уже прошагал мимо них угреватый Викин знакомый, а теперь взбирался от реки Алексей Кузьмич.

– Готов?! – окликнул его Николай Романович и, не дожидаясь ответа, распахнул дверцу «Запорожца». – А ну, садись, головорезы!

Павлик бросил боязливый взгляд на Анины окна и первым нырнул в машину, на заднее сиденье, Илька привычно вскарабкался за ним.

А когда на сиденье рядом с хозяином втиснулся разомлевший от ходьбы, неповоротливый в своем тяжелом полушубке Кузьмич, машину разом переполнил густой сивушный дух.

– Гляди, – радостно похвалился Илька, трогая ладошкой ковровое покрывало. Павлик заставил себя улыбнуться. Потом, заметив, что Николай Романович рассматривает его в зеркальце над ветровым стеклом, отодвинулся в угол, к самому окошку, и стал глядеть на улицу. Илька тоже прильнул к стеклу.

Разговаривали взрослые.

– На магарыч-то прихватил? – спросил, шутливо косясь на соседа, Николай Романович.

– Ну, а то! Какой же ремонт без магарыча! – И, приподняв между колен ружье, Кузьмич стал пробовать курки: взводил со щелчком, потом осторожно спускал. Его-то он и вез ремонтировать. – Еще тебе с меня будет за подвоз! – похвалился Кузьмич. – Гляди токо, прихвати обратно!

– Ну! Обещал? Чего ж еще, – успокоил его Николай Романович.

Кузьмич стал припоминать свои охотничьи трофеи, потом вздохнул, что теперь охота уже не та, ни с того ни с сего вспомнил про Гришку – Григория Матвеича, мужа Васильевны, – что не вовремя он «загибаться» стал – сезон скоро. Николай Романович утешил его, что Матвеич отойдет, не впервые болеть ему…

Около гастронома, не проехав Буерачную, остановились высадить Ильку. Павлик потянулся было за ним, тот решительно удержал его:

– Ты катайся! Никола сейчас назад! Меня послали, а тебе что?

Ехали долго, окраинами, и остановились у какой-то невзрачной хибары с мазаными, в желтых потеках стенами.

– Ну вот! – обрадовался Кузьмич. – Когда бы я дотопал?

Николай Романович, прикрывая за ним дверцу, напомнил :

– Я вечерком тогда заскочу!

– Буду тут, гляди! – пообещал Кузьмич, зачем-то показывая бутылку из нагрудного кармана. Разворачивая машину, Николай Романович тронул рукой в перчатке овальное зеркальце над ветровым стеклом, так что Павлик стал ему опять видим.

На это раз ехали какой-то ближней дорогой, через центр. Долго молчали оба. Только на подъезде к Буерачной Николай Романович поинтересовался:

– Тоже катаешься на санках?

– Катаюсь… – ответил Павлик, внутренне отчего-то сразу подбираясь.

– Вот видишь, как вы неосторожно…

Павлику почему-то казалось, что говорит Николай Романович одно, а в насмешливых, острых глазах у него – другое.

Он промолчал на этот раз, поскольку ответа и не требовалось.

– Слышал от Ильки: дружил ты с этой девочкой… Крепко дружили?

– Да…

– Чего ж она одна пошла на речку?.. А?

Павлику захотелось вдруг соврать что-нибудь неожиданное, со значением… Но сказал правду:

– Не знаю…

– И не предупредила тебя?

– Нет… Обещала прийти, но не пришла, – сказал Павлик.

– Зачем обещала?

Этот странный вопрос на мгновение опять возбудил у Павлика желание ошарашить своего собеседника каким-нибудь неожиданным ответом. Но и полуправда, которую он сказал, получилась во многом двусмысленной:

– Обещала рассказать мне что-то!

Глаза Николая Романовича ускользнули от Павлика, потому что машина подъезжала к реке, и надо было свернуть с дороги ближе к домам.

– Эх, дети вы, дети… – жалостно вздохнул он.

Павлику стало почему-то стыдно.

– Ну, вот и приехали! – заключил Николай Романович и открыл для Павлика дверцу. – С нашим Илькой ты не ссорься, он парень хороший! Буду летом вас на рыбалку возить!

Павлик покраснел, чего за ним уже давно не замечалось, и сказал «спасибо».

Дома тем временем произошли значительные перемены в настроении Кости и Вики. Она заскучала, а он уже не знал, чем ее и развлечь. Хотя рассказчик Костя был отменный.

Когда Павлик вошел, Вика, кутаясь в пуховую шаль Татьяны Владимировны, сидела на кушетке. А Костя, опершись ногой на поваленный табурет, стоял перед ней в позе чтеца-декламатора, очевидно, только что прервав какое-то повествование, с помощью которого надеялся развеселить Вику. По выражению его лица Павлик понял, что это ему не удалось.

– Послушай, Павка… – начал и, в задумчивости ероша волосы, на секунду запнулся Костя. – Можем мы отсюда выбраться, а?.. Незаметно!

– Если сначала через сады… – сказал Павлик. – Потом в обход…

– А зачем? – сразу оживилась Вика.

– В кино пойдем! – И Костя дернул себя за волосы, как бы ставя на этом точку. Вика от радости подпрыгнула на кушетке.

– Ну, конечно, не в самый центр… – на всякий случай заметил Костя. – А где поменьше ходят. Найдем! Все равно нам кой-чего подкупить надо. – И объяснил Павлику: – Не понравился ей наш суп.

– Какой там суп, – возмутилась Вика. – Одна вода!

Павлик не знал, что сказать на это: суп был как суп, вполне съедобный… Вика тем временем уже сбросила на кушетку шаль и спустила ноги, разыскивая на полу свои беленькие туфли.

– Мороженого поедим, Павлик!

– Мне нельзя…

– Мороженого нельзя?!

– В кино, на вечерний сеанс… Не пустят.

– Ой! А я уже два года хожу! – удивилась Вика.

Павлик не стал объяснять, что ему совсем не до кино сейчас..

– Как же ты один? – спросила Вика.

– Я буду дома, – сказал Павлик. Он вспомнил, что они собирались проверить папку или портфельчик Викиного квартиранта, и вопросительно взглянул на Костю. Тот как будто понял его.

– Ты, пожалуйста, не обижайся, Павка. Мы особенно шлендать не будем. Закупим кой-чего съедобного. А то ведь на эту проклятую картошку весь день уходит! Забежим в кино.

– Пойдем в «Пролетарий»! – подхватила Вика.

– Вот именно! – возразил тот. – Я говорю, куда-нибудь подальше от центра, а она – в самый центр!