И на мгновенья передышки —

За самосвалом — самосвал,

Что в точку!

В душу!

Наповал!

Так путь воде закрыл завал.

И оператор с киновышки

Хватился поздно —

Кадр пропал.

И знать, для сходного конфуза,

На верхотуре выбрав пост,

Отваги полный, член Союза

Художников сидел, как дрозд.

Высоким долгом, не корыстью,

Он в эти движим был часы —

У Ангары своею кистью

Перехватить ее красы.

Но жалок был набросок смутный,

Не поспевала кисть вослед

Реке, менявшей поминутно

Своей волны летучий цвет…

И я над кипенью студеной,

В числе растроганных зевак,

Стоял, глазел, как пригвожденный…

Начальник подошел.

— Ну, как?

Поэма будет? Чем не тема! —

И я, понятно, не простак,

Ответил:

— Вот она, поэма! —

Он усмехнулся:

— Так-то так…

Под нами шла река, стихая.

Мы понимали — он и я:

Поэма, верно, неплохая,

Да жаль: покамест — не твоя…

Тем часом мост махал флажками.

Не остывая, длился бой.

Вслед за кубами — сундуками

Пошел в отгрузку дикий камень,

Бетонный лом, кирпичный бой…

Уже бульдозеры, направив

На перемычку лемеха,

Пошли пахать песок и гравий,

На ней сближая берега.

Уже слабел напор в запруде.

Но день тревожен был и труден,

Дождем грозился тяжкий зной.

Как на лугу, спешили люди,

С последней справиться копной.

Курил начальник, глядя в воду,

Предвестьем скрытно удручен.

Он знал, что не бюро погоды,

Нет, и за дождь ответит он.

Седой крепыш, майор запаса,

По мерке выверенной сшит,

Он груз и нынешнего часа

Нес, как солдату надлежит.

Мол, тяжелей — как без привычки,

А наше дело — не впервой.

И в гром работ на перемычке

Ворвался праздный, гулевой

Гром сверху.

Капли забренчали

По опорожненным бортам…

— Ну, хлопцы, не было печали.

Держись!.. —

И все держались там.

Закиселилась, как трясина,

На съезде глинистая грязь…

Свалив свой груз, одна машина

Вдруг задом, задом подалась

К воде.

Мотор завыл натужно…

— Ребята! — вскрикнул бригадир.

Вцепились. —

Раз — два!

Взяли!

Дружно! —

В боях испытанный буксир.

Вздохнули все, расправив спины.

Не веря сам, что он живой,

Водитель вылез из кабины,

Как из-под крышки гробовой,

И огляделся виновато.

Тут смех и ругань:

— Эх, тулуп! —

И вывод, может, грубоватый:

— Механизация, ребята,

Проходит тот же через пуп…

И все веселыми глазами —

И пожилые и юнцы —

Блестели, хоть и не сказали

Тех слов:

«А что — не молодцы?»

Короткой сверзившись напастью

Дождь оторвался от земли.

И в вечер сумерки ненастья

И в ночь без грани перешли…

Победа шла с рассветом ранним,

Облитым с ночи тем дождем.

Река еще текла в проране,

Но тихо было под мостом.

Теперь она была похожа

На мелкий в каменистом ложе

Разгон теряющий поток.

Потом —

На горный ручеек,

Что мог перешагнуть прохожий,

Не замочив, пожалуй, ног.

Осталось двум бульдозеристам

Завалов влажным и зернистым

Угомонить и тот ручей,

Что был меж них чертой ничьей.

Лицом к лицу — попеременно —

То задний ход,

То вновь вперед…

На них двоих уже вся смена

Глядела — кто же перейдет.

Сближая гравий планировки,

Вели тот спор между собой

Один — в заношенной спецовке,

Другой — в тельняшке голубой.

Ждала, глядела, замирая,

Вся смена, сбившись на мосту,

Тому и этому желая

Скорее выйти за черту.

Был налицо их пыл горячий:

Кому открыть по гребле путь.

Но с виду — словно той задачей

Не озабочены ничуть.