Бредет обочиной дороги Туда ли, нет — не знает сам, И счет в отчаянной тревоге Ведет потерянным часам. Один в пути — какой он житель! Догнать, явиться: виноват, Отстал, взыщите, накажите… А как наказан, так — солдат! Так свой опять — и дело свято. Хоть потерпел, зато учен. А что еще там ждет солдата, То все на свете нипочем… Изведав горькую тревогу, В беде уверившись вполне, Я в эту бросился дорогу, Я знал, она поможет мне. Иль не меня четыре года, Покамест шла войны страда, Трепала всякая погода, Мотала всякая езда. И был мне тот режим не вреден, Я жил со всеми наравне. Давай—ка, брат, давай поедем: Не только свету, что в окне. Скорее вон из кельи тесной, И все не так, и ты хорош, — Самообман давно известный, Давно испытанный, а все ж — Пусть трезвый опыт не перечит, Что нам дорога — лучший быт. Она трясет и бьет, А — лечит. И старит нас, А — молодит. Понять ли доброму соседу, Что подо мной внизу в купе, Как сладко мне слова: «Я еду, Я еду», — повторять себе. И сколько есть в дороге станций, Наверно б, я на каждой мог Сойти с вещами и остаться На некий неизвестный срок. Я рад любому месту в мире, Как новожил московский тот, Что счастлив жить в любой квартире, Какую бог ему пошлет. Я в скуку дальних мест не верю, И край, где нынче нет меня, Я ощущаю, как потерю Из жизни вы бывшего дня. Я сердце по свету рассеять Готов. Везде хочу поспеть. Нужны мне разом Юг и север, Восток и запад, Лес и степь; Моря и каменные горы, И вольный плес равнинных рек, И мой родной далекий город, И тот, где не был я вовек; И те края, куда я еду, И те места, куда — нет-нет — По зарастающему следу Уводит память давних лет… Есть два разряда путешествий: Один — пускаться с места вдаль; Другой — сидеть себе на месте, Листать обратно календарь. На этот раз резон особый Их сочетать позволит мне. И тот и тот — мне кстати оба, И путь мой выгоден вдвойне. Помимо прочего, при этом Я полон радости побыть С самим собою, с белым светом, Что в жизни вспомнить, что забыть… Но знай, читатель, эти строки, С отрадой лежа на боку, Сложил я, будучи в дороге, От службы как бы в отпуску, Подальше как бы от начальства. И если доброй ты души, Ты на меня не ополчайся И суд свой править не спеши. Не метусись, как критик вздорный, По пустякам не трать огня. И не ищи во мне упорно Того, что знаешь без меня… Повремени вскрывать причины С угрюмой важностью лица. Прочти хотя б до половины, Авось — прочтешь и до конца. Семь тысяч рек
Еще сквозь сон на третье полке Расслышал я под стук колес, Как слово первое о Волге Негромко кто-то произнес. Встаю — вагон с рассвета в сборе, Теснясь у каждого окна, Уже толпится в коридоре, — Уже вблизи была она. И пыл волненья необычный Всех сразу сблизил меж собой, Как перед аркой пограничной Иль в первый раз перед Москвой… И мы стоим с майором в паре, Припав к стеклу, плечо в плечо, С кем ночь в купе одном проспали И не знакомились еще. Стоим и жадно курим оба, Полны взаимного добра, Как будто мы друзья до гроба Иль вместе выпили с утра. И уступить спешим друг другу Мы лучший краешек окна. И вот мою он тронул руку И словно выдохнул: — Она! — Она! — И тихо засмеялся, Как будто Волгу он, сосед, Мне обещал, а сам боялся, Что вдруг ее на месте нет. — Она! — И справа, недалеко, Моста не видя впереди, Мы видим плес ее широкий В разрыве поля на пути. |
