- Так он сумасшедший, и не понимал, что делает? - Лаврову самому стало неприятно оттого, сколько глупой надежды было в этих словах.
Он вдруг понял, что за чем-то ищет повод отсрочить казнь.
- Нет, - Паук покачал головой, и его глаза блеснули торжеством ученого, сделавшего великое открытие, - Не знаю, в чем дело, но мальчик вменяем. Он предельный, но голова ясная. Есть чуть-чуть мании величия, но с такими способностями положение, как говорится, обязывает.
- Как же его сломали с такими способностями? - хмуро поинтересовался Лавров, опять возвращаясь мыслями к взрыву на АЭС, к смерти Лары.
- Думаю, методами контрразведки, - опять проявил эрудицию врач, - У них это называется "троянский конь". Конь этот, знаешь ли, принес воинам греческого царя Агамемнона успех, когда война с Троей, казалось, была проиграна. Вот и этот метод действует также. Сначала пытают человека физически, морально. А потом, когда он думает, что он уже выдержал все, что только можно, что ему уже ничего не страшно, даже смерть, тут-то они и делают свой ход конем.
Он замолчал, делая очередную затяжку. Лавров не торопил. Его кольнуло предчувствие. Это было ощущение того, что он стоит на пороге какого-то неприятного открытия.
- Человек все выстрадал, готов умереть, - продолжал доктор, выдыхая ароматизированный дым, - а ему вдруг и говорят, например: "А мы знаем, где живут твои жена и дети. Хочешь их увидеть прямо сейчас"? Действует безотказно. Даже самые крепкие ломаются, как сухая веточка. В "Дельте", считается, состоят люди без прошлого. Но прошлое есть у всех. Сато, небось, папой с мамой припугнули. После таких издевательств выдержать еще и страх за родственников мало кому под силу.
- Ладно, я понял, хватит, - хрипло пробормотал Лавров.
- Я к чему веду, - не придав значения изменившемуся голосу собеседника, продолжал Паук, - Жалко его выбрасывать в космос. Может, в свете обстоятельств, которые я открыл, отмените смертную казнь и отдадите его мне?
- Чтобы ты и твое гестапо еще в нем поковырялось, - мрачно кивнул Лавров, - На его месте я бы выбрал смертную казнь.
- Не надо меня выставлять врачом-убийцей, - ничуть не обидевшись, фыркнул Паук, - Не хочешь, как хочешь. А жаль. Такой уникальный случай пропадает.
Лавров раздраженно дернул подбородком, слушая Паука. Жена доктора несколько лет назад умерла от лейкоза, детей их брак после себя не оставил. Возможно, в этом была одна из главных причин хладнокровного любопытства, с которым Паук изучал окружающих, находя их "занятными". Но, так или иначе, он помог Лаврову кое-что обнаружить: с Сато обошлись так же, как и с ним. Только уровень воздействия был другой - адекватный выносливости телепата. Позволив собеседнику идти дальше по бетонному покрытию взлетной полосы, Лавров остался стоять на месте, придавленный нежданными колебаниями. "Что я должен делать"?
Что следует делать? А если доктор Паук ошибается, и все было не так, как он думает? Мысли скакали в разные стороны, Лавров не знал, на чем остановиться. "Нужно убедиться", - решил он.
Спустившись в подвал и подойдя к решетке камеры, Лавров увидел Сато в его любимой позе - он сидел с ногами на матрасе, положив ладони на колени. При появлении Лаврова, вошедшего торопливыми шагами, он поднял глаза, и в них читался немой вопрос: "Уже"? По себе Лавров знал, тот, кто ждет смерти, задает этот вопрос постоянно.
- Чем они вас взяли? - без предисловий спросил Лавров, - Чем заставили? Грозили убить родителей?
Сато медленно опустил глаза.
- Кто у вас там был? - тихо задал он встречный вопрос.
- Дочь, - с усилием выдавил Лавров, - Лариса. Двадцать девять лет.
Сато судорожно замотал головой, обхватив ее руками.
- Что, расхотелось знать? - едко осведомился Лавров.
Телепат замер, продолжая держаться за голову, потом медленно положил ладони обратно на колени.
- Неважно, чем мне угрожали, - глядя на свои ступни, проговорил он, - Я все равно мог сказать "нет", но не сказал. В разное время, в разных местах были люди, которые поступали иначе. А я не герой, умереть ради чужих людей у меня духу не хватило.
- Сейчас есть возможность это исправить, - горько заметил Лавров.
Сато кивнул.
- Я даже рад, что все, наконец, закончится, - прикрыв глаза, проговорил он, - Не говорю, что мне не страшно, но все так, как должно быть. Я и так получил от судьбы незаслуженный подарок: несколько месяцев нормальной жизни. Я встретил очень хороших людей, которые меня приняли, не смотря на то, кто я есть. Разлука с ними - единственное, что меня тяготит.
Телепат опустил голову на колени и замолчал. Плечи его едва заметно задрожали. Лавров, наконец-то, увидел слезы и отчаяние своего врага.
- Надеюсь, вам станет легче, - не поднимая головы, сказал Сато, - Мне-то уж точно станет.
Он снова замолчал и замер. "Ну, чего ж ты не радуешься и не торжествуешь, Вениамин"? - спросил себя Лавров. Слезы, которые он видел, были вызваны не страхом перед наказанием, как он мечтал, а муками нечистой совести. Меньше всего Лавров мог подумать, что человек с черным пятном вместо лица страдает.
- Может, вы хотите о чем-то попросить? - спросил Лавров, подождав еще и видя, что телепат все также не двигается.
Сато поднял голову. Глаза у него были красными, но сухими.
- Отпустите моего спутника. Он честный хороший человек и ничего не знает об этом деле. И дайте мне попрощаться с ним.
- Хорошо, - разрешил Лавров и вышел.
Лавров поднялся на верхний полуподвальный этаж, где находилась его комната. Своей он считал ее только условно. Не жилье, а так, место, чтобы переночевать во время работы трибунала. Обстановка состояла из кровати, кресла и стола. Уюта не было никакого. Наверху, в скосе потолка был вмонтирован люк с откидной стеклянной крышкой, служащий подобием окна. Стеклянный квадрат был заполнен небом. Оно было ярким и чистым. Время перевалило за полдень, и свет уже начал уходить, перемещаясь вслед за солнцем. Комната покрывалась тенями. Пока еще голубоватыми и прозрачными. Соратники еще не вернулись, немногочисленные служащие разошлись по своим местам, на космодроме стало очень тихо.
Сев на кровать, Лавров вдруг обнаружил-таки в кармане сигареты и снова закурил. Он прислушался к тишине вокруг и внутри себя. Внутренняя тишина была тревожной. Как во время прогулки с Пауком по взлетной полосе, когда он стоял на пороге неприятного открытия. Теперь, когда открытие было сделано, Лавров знал, что его гнетет. Оказывается, все это время он жил, не замечая, что совершил предательство. Спасая жизнь Лары, Лавров выдал своих товарищей, сообщив все, что могло бы помочь схватить их. Но благополучно забыл об этом, погрузившись в свои переживания, в боль и ярость. После смерти дочери он всегда считал себя жертвой. Того взрыва на АЭС, того подвала, где его пытали, войны с Земным альянсом. И он так привык к этой мысли, что ему и в голову не приходило, что стоит сожалеть о содеянном, как сожалеет Сато. А ведь только то, что партизаны вовремя ушли с консервного завода и вернулись, чтобы отбить Лаврова у врага, спасло их и самого Лаврова от последствий его предательства. Сложись все чуть иначе, в камере этажом ниже мог бы сейчас сидеть он сам. Сейчас, зная подробности случившегося с Кристофером Сато, Лавров вспоминал, произошедшее с ним, и не мог не сравнивать. "Ты поступил так же, как он. Он всегда мучился совестью, а ты нет. Его вина заслуживает смертной казни. А твоя?"
Охранник, который привел Хоши в подвал, не рискнул подойти ближе. Он так и остался у двери, напряженно выпрямившись и поглядывая с брезгливым любопытством. Судя по тому, как выглядел Хоши, обращались с ним хорошо. Когда он увидел Криса за решеткой, его лицо застыло.
- Господин! - выдохнул он испуганно, подбегая к камере, - Они с вами что-то сделали?
- Нет, - Крис постарался говорить так, чтоб его голос успокаивал, - Пока нет.
- Как это пока? - растерянно пробормотал Хоши.
Он не понимал, что происходит, и не знал, что думать и делать. Увидеться им с Крисом разрешили только через решетку. Телепат подошел ближе, сквозь прутья взял Хоши за плечи.
