– Хорошо, – пообещал Даффи. – Счастливого Рождества.

Прежде чем вернуться в гостиную, она поднялась к Мэгги.

– Не беспокойся, – обратилась она к дочери. – Он выходил на связь с Даффи, так что с ним все в порядке. Наверное, занят.

– Мне не нравится, когда он звонит нам, а мистер Стрикланд записывает это на пленку, – нахмурилась Мэгги.

– А почему бы нет? – спросила Энн, думая при этом, что причина достаточно хорошо известна ей самой.

– Мне просто не нравится, и все.

Энн не нашла слов, чтобы приободрить дочь.

– Я возвращаюсь вниз. Ты можешь не спускаться, если не хочешь, – разрешила она Мэгги.

– Они и вправду какие-то странные, – оживилась она.

Встреча с Памелой могла стать поучительным и назидательным примером для Мэгги, решила Энн, и, кроме того, воспитывала в ней доброжелательность, особенно необходимую в эти дни. В будущем же надо позаботиться, чтобы Стрикланд больше не приводил эту девицу с собой.

– Она что, действительно одного со мной возраста?

– Нет конечно, – ответила Энн.

– Я спущусь вниз.

В гостиной у Браунов Стрикланд готовился записывать и снимать на пленку рождественский телефонный разговор.

– Он не будет звонить, – сообщила Энн. – Он сейчас занят и желает всем счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества? Вот так? И никаких поэм? Никаких цитат?

– У него перехлест вокруг фока.

– Это хорошо или плохо?

– Это крайне неприятная штука.

Она доставала подарки, Стрикланд снимал на пленку.

– Я не хочу сейчас открывать свой, – заявила Мэгги. – Я подожду.

Энн приготовила ей в подарок резную шкатулку для украшений с изображением кита и моржа на крышке.

– Надеюсь, что у него все о'кей. Я помню ту лодку. Она такая маленькая, – вздохнула Памела.

Стараясь сохранить улыбку на унылом лице, Мэгги вышла из комнаты. Памела смотрела ей вслед.

– Он справится, – заверила Энн.

Они сидели в тишине. Энн налила всем еще спиртного. Памела прикорнула на подушке возле камина.

– Мне кажется, ему пришлось повидать кое-что в Наме, – предположил Стрикланд.

– Да, – подтвердила Энн. – Была кое-какая работенка.

– Мне известно, что он занимался там связями с населением. А вот о своем участии в боевых действиях он никогда не рассказывал.

– Формально он и не участвовал в боях. Он был приписан к эскадрилье Управления тактической авиацией. «Такроны», как называли эти эскадрильи, обычно входят в состав морских десантных сил. Они работают с палубной авиацией. Во Вьетнаме же они использовались на суше. Это держалось под большим секретом. И до сих пор еще держится.

– Было ли это связано с особым риском?

– Так я слышала, – ответила она. – Но только не от Оуэна. Он никогда не рассказывал, насколько это было опасно.

– Тогда понятно, почему ему наскучило продавать яхты, – проговорил Стрикланд.

Она вдруг почувствовала, что не может отделаться просто вежливой шуткой.

– Я надеюсь, что по-человечески вы понимаете его. Во всяком случае, хотелось бы верить в это.

– Мне приходилось иметь дело с военными фанатами.

На мгновение его слова заставили ее похолодеть.

– Военные фанаты, – повторила она. – Вы так называете этих парней, Рон? Для меня это звучит оскорбительно.

В его ответном взгляде не было и намека на угрызения совести.

– Я не хочу, чтобы вы злились на меня. Это было бы неправильно.

– Неужели? – спросила она. – А я как раз злюсь. Что же в этом неправильного?

– Потому что я ваш друг и вы нравитесь мне. Я отношусь к вам с уважением. В моих словах нет ничего неуважительного по отношению к вам, потому что я имею в виду свой собственный опыт. Я тоже был там.

– Не изображайте из себя ветерана, пожалуйста. Вы были там в качестве репортера. А это совершенно другое.

– Эй, – произнес он потеплевшим голосом, – на моей груди нет ни одного лживого волоска, леди. Впрочем, у меня их вообще немного. Как известно, ваш муж работал там с прессой. И у меня тоже были свои черные деньки.

– Расскажи ей об «LZ Браво», Рон. – Памела пришла в себя и смотрела на них ясными глазами. Она лежала, скрючившись, на широкой красной подушке, сложив на плечах сжатые в кулаки руки. – Расскажи, что произошло.

– «LZ Браво», – пояснил Стрикланд, – это мой фильм о Вьетнаме.

– Я знаю, – отозвалась Энн. – Насколько я понимаю, антивоенный. Или, как говорят сейчас, с критической позицией.

– После съемок у меня были маленькие неприятности.

Памела поощряюще захихикала.

– Парни чуть не убили его.

– Когда я делал этот фильм, я был молод. И имел свой взгляд на происходившее. Все мы старались противопоставить что-то преобладавшему в то время военному фанатизму.

– И что же, кому-то не понравился ваш стиль?

– У меня не было проблем с теми, кого я снимал. Они не очень-то жаловали меня, но мирное сосуществование нам удавалось. Я не имел ничего против них. И даже сочувствовал им. Когда съемки были закончены и я торчал в Кучхи, ожидая отправки вместе с двадцать пятой дивизией, мне пришлось познакомиться с некими тоннельными крысами. Хоть я и не имел для этого ни малейшего желания. Они же знали обо мне только понаслышке.

– И что же случилось? – спросила Энн. Стрикланд насупил брови и сделал глоток виски. Речь его стала сбивчивой.

– Тоннельные к… крысы, это были низкорослые человечки. Они ходили во вьетконговские штольни в шахтерских касках и имели пистолеты с глушителями. У некоторых были ножи с выстреливающимися лезвиями. Такие крошечные, смуглолицые хищники. Рахитичные заморыши. Вообще-то они больше походили на мангуст, чем на крыс.

– Рикки-Тикки-Тави, – подсказала Памела.

– Они решили сыграть злую шутку и затащили меня в одну из горячих штолен, использовавшихся Национальным фронтом освобождения. Вход в нее был закрыт плетенкой из бамбука и похож на люк. В глубине пещеры была ловушка с колом, измазанным человеческими испражнениями. Они привязали меня к нему и оставили на всю ночь.

Энн смотрела в свой стакан.

– Это была долгая ночь, – проговорил Стрикланд, – но и ей наступил конец. Кончается даже самая беспросветная ночь.

– Даже самые долгие ночи имеют конец, – согласилась Памела.

Энн протрезвела.

– Как много страшного произошло. Как много пострадало людей. Там.

– Точно подмечено, – сказал Стрикланд. – И это едва ли худшее из того, что было. В действительности штольня, наверное, не была такой уж горячей.

– Все равно это не могло быть приятным.

– Не могло и не было, – согласился Стрикланд. – Но я нахожу утешение в том, что я делал свою работу. Когда идешь за правдой по пятам, нередко получаешь по зубам. От нее же. Выдающаяся пословица.

– Да, я понимаю, – заверила Энн.

– Поэтому я все еще здесь, – проговорил Стрикланд. – И все еще иду за ней.

Поскольку трезвых среди них не было, Энн оставила Памелу со Стрикландом у себя на ночь. Было слышно, как Памела бродит в гостевой комнате, где она расположилась, но ничего не произошло. Стрикланд спал на диване в кабинете.

Перед сном Стрикланд раздал привезенные с собой подарки. Памеле досталась шерстяная лыжная шапочка с бордовой окантовкой из Финляндии. Тут же надев ее, она стала похожа на очаровательного сорванца, но почему-то из прошлого столетия. Энн получила альбом с репродукциями картин «прерафаэлитов».

Энн вручила им свои подарки. Календарь с яхтами – Стрикланду, Памеле – кусочек ароматного мыла.

На следующее утро Энн проснулась с больной головой и смутными воспоминаниями о ночных разговорах. Альбом, подаренный Стрикландом, лежал на комоде. В нем было несколько поразительных картин: «Благовещение» Миллеса, «Леди Шарлотта» Холмана Ханта. Они были прекрасны, но чем-то смущали.

Стрикланд варил внизу кофе.

– С меня достаточно рождественских праздников дома, – сообщил он. – В следующем году отчалю в Тегеран.

– С вами было приятно встретить Рождество.

– Правда?

– Да, хотя поведение у вас было не из лучших.