Веселый очень скоро привязался к Ивану Дмитриевичу Папанину, а потом и к остальным членам экспедиции. Он повсюду ходил за ними, а они постоянно угощали его лакомством. То дадут сушеной рыбы — юколы, то сунут кусок колбасы... На острове экспедиция выжидала летной погоды.

Наконец, был получен благоприятный прогноз погоды, настал день отлета. И тут собаку ждала первая крупная неожиданность. Ее друзья сели в один самолет, а Веселого схватили и бесцеремонно засунули в другой. Металлическая дверца со звоном захлопнулась, и Веселый обнаружил себя среди груды различных мешков, ящиков и тюков, которые везли на полюс. Жалобно повизгивая, пес попробовал поскрести дверцу лапой, но из этого ничего не вышло. Машина загудела, затряслась, потом встряхивание прекратилось, и Веселый оказался в воздухе.

Самолет летел все дальше и дальше, держа курс прямо туда, куда указывала стрелка компаса, а Веселый сидел запертый в этой летучей клетке и ничего не знал. Не знал, куда его везут и зачем, не знал, что никогда больше не увидит родной остров...

Машину вел суровый и неразговорчивый летчик Мазурук. Случилось так, что из-за сильной облачности и низкого тумана Мазурук пролетел над местом посадки и сел по другую сторону полюса, в американском секторе Арктики. Взлететь сразу не удалось, и несколько дней собака провела в обществе молчаливого командира воздушного корабля и его помощников.

Папанинцы беспокоились о своем пятом товарище.

— Как Веселый? — запрашивал по радио Папанин.

— Веселый чувствует себя превосходно, — отвечал Мазурук.

И действительно, пес не унывал. Он перезнакомился с членами экипажа везшего его самолета; день он торчал на льду, а на ночь забирался в самолет. Летчики кормили его, забавлялись его прыжками, на которые Веселый был большой мастер.

Через несколько дней Мазурук вновь поднял стальную птицу в воздух и опустил ее точно в предназначенном месте, где уже находились другие самолеты экспедиции. Все пятеро участников будущей зимовки снова соединились.

Все шло хорошо до того момента, когда настало время самолетам возвращаться на Большую землю. Веселый быстро освоился на льдине, да она тогда и мало чем напоминала безжизненную пустыню закованного в ледяной панцырь полярного моря. На льду выросла большая палатка с надписью «Северный полюс», похожая издали на домик; поодаль установили ветряк, с помощью которого должны были заряжаться аккумуляторы, питавшие током рацию; в другом краю площадки оборудовали ледяной склад. Возник целый поселок, — это там, где еще никогда не ступала нога человека.

Люди хлопотали круглосуточно, не зная отдыха и сна, стараясь как можно лучше благоустроить зимовку, чтобы папанинцы ни в чем не испытывали неудобства. Среди людей, мешаясь, попадая под ноги, с лаем носился шумный, озорной Веселый.

Но когда наступила минута расставанья, Веселый заволновался. Люди садятся в самолеты, а его не берут. Прощальные поцелуи, объятия. Кто-то шутливо трясет собаке лапу, приговаривая: «Ну, счастливо оставаться, Веселый! Смотри, будь молодцом!» Собака не понимала слов, но инстинкт говорил ей, что происходит что-то важное, необычайное, имеющее значение для всей ее жизни.

И тут нервы собаки не выдержали — Веселый закатил «истерику», как говорил потом Папанин. С отчаянным визгом Веселый бросался от одного человека к другому, попытался забраться в самолет, но его оттуда выдворили; однако он не угомонился, только отпустили — снова кинулся туда... Оставят! Забудут! Чтобы он не попал под крутящиеся винты машин, Ивану Дмитриевичу пришлось удерживать его за ошейник. Но и находясь в руках Папанина, пес продолжал рваться и визжать. Он успокоился лишь тогда, когда улетели все самолеты и пес убедился, что остался на льдине не один. С этого момента все его внимание целиком сосредоточилось на четырех зимовщиках, с которыми отныне была тесно связана его жизнь.

Начались будни зимовки. Спустилась бесконечно-длинная полярная ночь; заунывно запела полярная вьюга; только радио связывало лагерь зимовщиков со всем остальным миром, с Родиной.

Казалось, все вокруг застыло в мертвой неподвижности; в действительности льдина, на которой расположилась станция, дрейфовала, медленно передвигалась к югу.

Четверо отважных непрерывно вели научные наблюдения; этим были заполнены все дни. Иногда, захватив ружье, Иван Дмитриевич в сопровождении Веселого отправлялся на разведки вокруг станции, с каждым разом увеличивая радиус прогулок.

Первое время Веселый отдавал предпочтение Папанину, который являлся для него как бы главным хозяином, но потом, постепенно, пес стал делить свою привязанность поровну между всеми.

Родившийся и выросший на Крайнем Севере, не знающий других климатических условий, кроме тех, какие существуют за полярным кругом, Веселый превосходно перенес долгую полярную ночь; не смутило его и северное сияние, порой игравшее в вышине всеми цветами радуги. Иногда Веселый задавал «концерт»: когда всходила луна, он забирался на какой-нибудь высокий торос поблизости от лагеря и целыми часами лаял на нее... Неизвестно, что он хотел выразить этим. Впрочем, это особенность всех собак Севера — лаять на луну. Не отсюда ли возникло и их название — лайки?

Веселый резко менялся, начиная проявлять сильное беспокойство, доходившее порой до острого возбуждения, когда происходили очередная подвижка и сжатие льдов. Воздух наполнялся грохотом и треском; торосившиеся льды громоздились друг на друга; там, где еще вчера было ровное место, неожиданно возникала ледяная гора с острыми выступающими зубцами; при неверном, призрачном свете луны вся местность вокруг приобретала фантастический вид. В такие ночи беспокоился не один Веселый: не спали все зимовщики.

На случай каких-либо непредвиденных осложнений (ведь не надо забывать, что под ногами зимовщиков была многокилометровая морская глубина, от которой их отделял лишь слой льда) Папанин часть запасов переложил на удобные сани-нарты, тщательно упаковал их, и нарты всегда стояли готовые к тому, чтобы их потащили в сторону.

Большую заботу зимовщиков представляло поддержание в порядке ледяного поля, послужившего аэродромом. Предполагалось, что обратно отсюда они улетят тоже на самолетах. Поле покрывалось ропаками — мелким острым льдом; приходилось их счищать. Для этой работы приспособили и Веселого. Его впрягли в небольшие санки, санки загружали обломками льда, и он отвозил его на край поля.

Ни разу зимовщики не пожалели, что взяли с собой собаку. Напротив, она скрашивала их однообразное житье-бытье, развлекала, приносила практическую пользу. Они крепко сжились со своим четвероногим товарищем, у каждого из них он занял какое-то место в сердце, и не случайно в дневниках у всех четверых можно найти строки, посвященные Веселому.

Из дневника начальника экспедиции И. Д. Папанина. 4 июля 1937 года.

5 октября.

Из дневника Ширшова. Конец декабря 1937 года.