Я подняла листок плотной бумаги, в то время как Райан нажал кнопку автоответчика.

Пока я читала, звучал сахарный голос:

— Сообщение для Гершеля Каплана. Подтверждение бронирования билетов на субботу двадцать шестого февраля. Рейс «Эр Канада» номер девять пять восемь ноль. Вылет из Международного аэропорта Торонто в двадцать три пятьдесят. Напоминаем, что в связи с усиленным контролем безопасности необходимо приехать в аэропорт для регистрации как минимум за три часа до вылета. Желаем вам приятного полета.

— Каплан улетел в Израиль, — сказал Райан.

— Они с Мириам Феррис гораздо ближе, чем мы думали, — заметила я. — Взгляни.

Райан подошел ко мне. Я протянула ему бледно-желтый листок.

Герш!

Ты счастлив, словно в несбыточном сне. Я видела это в твоих глазах. Удовольствие и радость уносят за грань воображения.

Не злись. Не смущайся. Не бойся. Мы двигаемся медленно, словно команда корабля, борющаяся с морской стихией. Но волны отступят. Это будет нашим триумфом!

С любовью М.

Я указала на выпуклые инициалы на бумаге — М.Ф.

— У аббревиатуры могут быть другие значения.

— Марка бумаги, сокращение.

— Морган Фриман. Маршалл Филд. Миллард Филмор. Морган Фэрчайлд.

— Впечатляет. — Я подумала. — Масахиса Фукасе.

Пустой взгляд.

— Японский фотограф. Потрясающе снимает ворон.

— Фотографии Фэрчайлда поражают не меньше.

Я закатила глаза.

— Нутром чувствую, это написала Мириам. Но когда? Здесь нет даты. И к чему?

— Чтобы поддержать Каплана в тюрьме?

Я указала на последнюю строчку.

— «Это будет нашим триумфом».

— Значит, хотела подговорить его выпустить пару пуль в муженька.

Внезапно в комнате стало темно и холодно.

— Время звонить в Израиль, — произнес Райан.

Вернувшись, мы разошлись по своим кабинетам. В лаборатории я отделила правую бедренную кость скелета, спустилась в кабинет номер четыре, где обычно проводятся вскрытия, и поместила кость на стол.

Надев маску и вооружившись пилой, вырезала из центра два дюймовых кубика. Затем вернулась в лабораторию и позвонила Джейку — как всегда, разбудив его посреди ночи.

Я рассказала ему о замечаниях Бержерона по поводу странного зуба.

— Как чей-то зуб мог попасть в челюсть этого скелета?

— Я предполагаю, что зуб вставили во время раскопок в пещере. Корни приблизительно подходят, и кто-то — например, рабочий — вставил его в челюсть.

— А позже Хаас приклеил его.

— Ну да. Или кто-нибудь из музея. Наверное, просто ошибка.

— Ты приготовила образцы для ДНК-теста?

Я повторила свои слова по поводу подобной процедуры.

— Все равно я хочу сделать этот тест.

— Ладно. Это же твои деньги.

— И датирование с помощью радиоуглеродного анализа.

— Радиоуглерод срочный или обычный?

— А в чем разница?

— В сроках и нескольких сотнях долларов.

— Срочный.

Я назвала Драму лаборатории, в которые собиралась обратиться. Он согласился и дал номер своего счета.

— Джейк, если датирование радиоуглеродом покажет, что скелет стар настолько, как ты предполагаешь, я буду вынуждена связаться с израильскими властями.

— Только позвони мне первому.

— Обязательно. Но я хотела бы…

— Спасибо, Темпе. — Быстрый вздох. Я почувствовала, что Джейк собирается мне что-то сказать. — Возможно, мы на пороге большого открытия.

Я не стала давить на Джейка. Нужно было подготовить образцы, чтобы утром не терять на это время.

После разговора я вышла в Интернет и скачала форму договора на проведение ДНК-теста.

Странный зуб и кости принадлежали разным индивидуумам. Я не хотела, чтобы назначали два анализа. Присвоила первый номер странному зубу, второй — вырезанному квадратику и еще один — зубу, который извлек Бержерон.

Зарегистрировала второй зуб и второй квадратик на радиоуглеродный анализ.

Закончив с бумажной работой, попросила Дениз отправить экземпляры костей и зубов в соответствующие лаборатории.

И все. Больше ничего нельзя было сделать.

Шли дни. Окна замерзли. Двор покрылся снегом.

В моей работе наступило типичное зимнее затишье. Никаких туристов, никаких детей в парках. На земле снег, на реке лед. Птицы притаились в ожидании весны. С ее приходом все оживет, а пока все замерло.

Во вторник утром я купила книгу Ядина о Масаде. Прекрасные иллюстрации, десятки глав о дворце, купальнях, синагогах и манускриптах. Но Джейк оказался прав. Ядин выделил едва ли страницу для описания останков из пещеры, сопровождаемую только одной картинкой. Трудно поверить, что работа вызвала такие споры в свое время.

К полудню Райан выяснил, что Гершель Каплан прибыл в Израиль 27 февраля. Теперешнее местонахождение неизвестно. Его разыскивает израильская полиция.

Райан позвонил в среду днем и спросил, не хочу ли я с ним пойти кое-что уточнить у Кортни Пурвайенс.

— Уточнить — что?

— Ничего особенного, спросим об одном из компаньонов Ферриса, парне по имени Клингман. Он сказал, что заглянул проведать Ферриса в ту пятницу, но не нашел его.

А, к черту! Мне все равно нечем больше заняться.

Райан забрал меня около четырех.

Пурвайенс жила в типичном для Монреаля доме в Сен-Леонарде. Серый кирпич. Синяя отделка. Металлическая лестница.

Вход в подъезд с кафельным полом цвета талого снега. Сбоку от внутренней двери висели таблички с вписанными от руки фамилиями. Пурвайенс жила в квартире 2-В.

Райан позвонил в дверь. Отозвался женский голос. Мой приятель представился. Видимо, этого оказалось недостаточно. Пока Райан разъяснял, кто мы такие, я изучала фамилии других жильцов.

Пурвайенс попросила нас подождать.

Райан обернулся. Должно быть, я улыбалась.

— Что смешного?

— Посмотри на эти имена. К примеру, вот здесь, 1-А. Как это переводится на французский?

— Сосна.

Я постучала по 1-В.

— «Олива» по-итальянски. 2-А. «Дуб» на латышском. Прямо какое-то собрание лесоводов.

Райан засмеялся и кивнул.

— Чего только нет в твоей голове, Бреннан.

— Потрясающе, правда?

Раздался сигнал, мы вошли и поднялись на второй этаж.

Когда Райан постучал, женщина еще раз спросила, кто пришел. Он ответил. Залязгал миллион замков, дверь отворилась. Показался нос. Дверь захлопнулась. Сняли цепочку. Дверь распахнулась снова.

Райан представил меня как коллегу. Пурвайенс кивнула и пригласила нас в крошечную комнату с немыслимым количеством мебели. На каждой полке, каждом столе и вообще на любой горизонтальной поверхности располагались какие-то безделушки.

Пурвайенс смотрела «Закон и порядок». В этот момент героиня сообщала злобному полицейскому, что не знает подозреваемого.

Выключив телевизор, женщина уселась напротив Райана. Блондинка небольшого роста, полноватая, далеко за сорок.

Пока они беседовали, я изучала квартиру. Гостиная переходила в столовую, столовая — в кухню. До чего же бестолковая планировка. Ванную и спальню связывал маленький коридорчик. Кроме комнаты, где мы находились, дневного света не было нигде больше часа в день.

Я перевела взгляд на Райана и Пурвайенс. Сейчас солнечные лучи падали ей на лицо, и она казалась удивительно красивой.

Мой приятель стал расспрашивать Пурвайенс о Гарольде Клингмане. Пурвайенс объяснила, что он владеет магазином в Галифаксе. Ее пальцы теребили бахрому декоративной подушки.

— Его визит не показался вам необычным?

— Мистер Клингман часто заглядывал на склад, когда бывал в Монреале.

— В пятницу вы отсутствовали по причине болезни?

— Насморк.

Я поверила. Пурвайенс шмыгала носом. Кашляла. Теребила подушечку. Так и хотелось предложить ей платок.

— Вы говорили ранее, что Феррис перед смертью пребывал в дурном настроении. Нельзя ли чуть поконкретнее?

Пурвайенс пожала плечами: