Когда Ламанш ушел, я велела своей ассистентке Дениз произвести рентгеновский анализ челюсти скелета. Затем спустилась к предполагаемому ребенку.

На первый взгляд останки представляли собой две маленькие и неполные теменные кости. На вогнутой поверхности виднелся сосудистый рисунок — результат близкого расположения внешней поверхности головного мозга. Все объяснилось после очистки. «Костями» оказались два куска скорлупы кокосового ореха. Венозным рисунком — затвердевшая грязь.

Когда я доставила отчет в кабинет секретаря, Дениз вручила мне маленький коричневый конверт. Я поместила содержимое в проектор.

Один лишь взгляд укрепил меня в подозрении, что зуб вставной. Причем сделано это было не очень квалифицированно. Рентген показал, что корни не совсем подходили в свои отверстия.

Там было что-то еще.

Возраст зуба. Степень его остроты. Понятно. Я отметила различия во внешнем виде. Но есть признаки, меняющиеся со временем. Чем старше зуб, тем изношеннее дентин в полости коронки и канале.

Не нужно быть стоматологом, чтобы определить: первый верхний коренной зуб светлее остальных.

Я позвонила Марку Бержерону. Его секретарь попросил оставаться на линии. Я слушала «Тысячу строк», напоминающую «Сладкую Каролину». Представила пациента с запрокинутой головой, открытым ртом и слюноотводом. Хорошо, что это не я.

Марк ответил на середине «Аристократки». Мы договорились встретиться днем.

Когда я запаковывала череп, позвонил Джейк.

— Ты получил сообщение? — спросила я.

— Я выехал из гостиницы в субботу и ночным рейсом улетел в Тель-Авив.

— Ты в Израиле?

— В Иерусалиме. Что случилось?

Я рассказала ему о разнице между скелетом на фотографии и скелетом в моей лаборатории, потом описала отклоняющийся от нормы коренной зуб.

— И что это значит?

— Сегодня я встречаюсь с дантистом.

Последовала долгая, очень долгая пауза.

— Вытащи этот зуб и один или два других.

— Зачем?

— Для ДНК-теста. Кроме того, я попрошу тебя отломать кусочек бедренной кости. Сможешь?

— Если Феррис и Лернер не ошиблись, то этим костям почти две тысячи лет.

— Ведь возможно получить митохондриальную ДНК у старой кости, верно?

— Конечно. И что потом? Судебный анализ основывается на сравнении ДНК — к примеру, жертвы и членов его семьи. С чем ты собираешься ее сравнивать в нашем случае?

Снова пауза — в стиле Джейка.

— Раскопки ведутся каждый день. Никогда не знаешь, что может быть найдено. Выделяются деньги. Я лично получил на это грант. Что там с расой?

— А что с ней?

— Помнишь недавнее дело, когда специалисты утверждали, что преступник белый, а работники лаборатории — что черный?

— Ты имеешь в виду дело Деррика Тодда Ли в Батон-Руж? Тест на ядерную ДНК.

— Такой тест можно провести с древними костями?

— Надо будет просить разрешение. Это большое поле для изучения — д-ДНК.

— Д-ДНК?

— Древняя ДНК. Ребята в Кембридже и Оксфорде пытаются выделить ДНК древних материалов. Здесь, в Канаде, есть один институт под названием «Палео-ДНК лаборатория», находится в Тандер-Бей.

Я вспомнила недавнюю статью в «Американском вестнике генома человека».

— Группа французских ученых опубликовала доклад о ядерной и митохондриальной ДНК, определенной у скелета двухтысячелетнего возраста, найденного в древних захоронениях в Монголии. Джейк, но даже если мы и выделим ядерную ДНК, расовая идентификация будет очень приблизительной.

— Насколько приблизительной?

— Есть одна компания во Флориде, которая обещает провести тест, расшифровывающий варианты расовых смешений. Они утверждают, что могут определить индоевропейцев, коренных американцев, восточных азиатов, южных африканцев.

— И все?

— Пока да.

— Для нас это бесполезно.

— Именно, — согласилась я.

Еще одна пауза.

— Но ДНК-тест все-таки может определить принадлежность странного зуба другому индивидууму?

— Вероятность невелика.

— Но шанс есть.

— Безусловно, — признала я.

— Кто проводит подобные тесты?

Я рассказала.

— Встреться с дантистом, выслушай, что он скажет по поводу странного зуба. Затем возьми образцы. И отрежь достаточно кости для радиоуглеродного анализа.

— Следователь это не оплатит.

— Я заплачу сам.

Я уже застегивала куртку, когда вошел Райан. Как всегда, с шокирующими новостями.

— Мириам Феррис и Гершель Каплан родственники?!

— Свояки.

— Свояки?..

Я никак не могла сообразить.

— Это звание обычно присваивается после свадьбы. — Райан мило улыбнулся. — Надо отдать дань твоему антропологическому прошлому.

Я попыталась включить логическое мышление.

— Мириам Феррис была замужем за братом жены Гершеля Каплана?

— Бывшей жены.

— Но Мириам отрицает, что знакома с Капланом.

— Мы спрашивали о Кесслере.

— Это один из его известных псевдонимов.

— Непонятно, верно?

— Если Каплан — член семьи, Мириам должна его знать.

— Вероятно, — согласился Райан.

— Она бы узнала его на вскрытии.

— Если Мириам видела этого парня.

— Ты действительно думаешь, что Каплан и Кесслер — одно лицо?

— Ты же опознала его на фото, — сказал Райан, заглядывая в коробку на моем столе.

— Брат жены Каплана еще жив?

— Бывшей жены. До развода он приходился Каплану шурином. Впрочем, это не столь важно: он все равно умер от диабета в девяносто пятом.

— Таким образом, Каплан развелся с женой и остался один. Муж Мириам умер, и она тоже осталась одна.

— Ага. Смерть Ферриса разбередила старую рану. Что в коробке?

— Несу череп к Бержерону, чтобы он высказал свое мнение по поводу зубов.

— Его пациентам это понравится, — сказал Райан и скорчил безумную гримасу.

Я закатила глаза.

— Когда состоялась свадьба Мириам и Авраама Ферриса?

— В девяносто седьмом.

— Достаточно быстро после смерти первого мужа.

— Некоторые вдовы легко отходят от потрясения.

Мириам произвела на меня совсем другое впечатление, и я взяла это себе на заметку.

— Как давно развелся Каплан?

— Во время второго срока заключения в Бордо.

— Ясно.

— Я проверил досье Каплана. В тюрьме вел себя хорошо, проявил искреннее желание исправиться, за что и скостил себе половину срока.

— Значит, за ним закрепили полицейского по надзору за условно освобожденными?

— Майкла Гинсона.

— Когда его выпустили?

— В две тысячи первом. По словам Гинсона, Каплан с тех пор занимается честным бизнесом.

— Каким?

— Связанным с аквариумными рыбками и морскими свинками.

Я удивленно моргнула.

— Он открыл зоомагазин?

Райан кивнул.

— У него собственный дом с магазином на первом этаже.

— Он все еще отмечается в полиции?

— Ежемесячно. Образцовый подопечный.

— Восхитительно.

— Всегда точно в срок. Кроме последнего раза. Он не позвонил и не появился четырнадцатого февраля.

— В понедельник, следующий после убийства Ферриса.

— Верно.

— Бержерон уже ждет меня.

Райан посмотрел на часы:

— Встретимся внизу в два тридцать?

— Я принесу «Чаппи».

Офис Бержерона находится в многоэтажном здании на пляс Виль-Мари. Он делит его с партнером, неким Бугенвиллером, чья фамилия вызывает у меня какие-то винные ассоциации.

Я припарковалась на подземной стоянке и на лифте поднялась на семнадцатый этаж.

Бержерон был занят с пациентом, поэтому я присела в комнате ожидания, поставив коробку под ноги. Напротив возвышалась какая-то громадная женщина, которая читала «Домохозяйку». Когда я потянулась за журналом, она подняла глаза и улыбнулась. К дантисту я бы пропустила ее без очереди и лишних разговоров.

Через пять минут женщину пригласили в кабинет. Думаю, она там долго не пробудет.