Слишком рано придется тебе повзрослеть,
Твое детство закончилось здесь и сейчас.
Вокруг замка — враги, за воротами — смерть,
Отдавай, королева, свой первый приказ.
Она слезы со щек утирает,
Гарнизон на стенах собирает.
— А дальше я забыла, — вздохнула девушка, отворачиваясь от окна. Она была красива эльфийской холодной красотой. Светло-русые волосы, светло-серые глаза — словно весенний лед. Серебристое платье, чтобы еще больше подчеркнуть бледность и хрупкость эльфийки, похожей на фарфоровую статуэтку. Казалось, тронь — и она разобьется.
— Я тебе напомню, — послышался еще один женский голос, и Марчис повернул голову, чтобы посмотреть на говорившую. Аларинка. Темная эльфийка, полная противоположность своей светлой родственнице. Создавалось впечатление, что девушек специально выбирали по контрасту друг с другом. Черные гладкие волосы заплетены в две косы, только две пряди выбиваются из прически по обе стороны лица — золотистого цвета, будто бы темная позаимствовала эти пряди у той принцессы из баллады. И золотистые глаза, с характерным для аларинцев разрезом. Бордовое платье с глухим воротом, туфли на низком каблуке. Перевязь для метательных ножей — крест накрест на груди. Только никаких ножей у аларинки не было.
Примерно так воспитанники Колыбели представляли себе Единственную.
Вот из вражьего войска вещает гонец
Его голос над полем притихшим звенит.
Пусть принцесса идет с их вождем под венец,
И тогда пощадят ее город они.
И принцесса, решившись, кивает
И одна за ворота шагает.
Голос эльфийки переливался серебряными колокольчиками. Голос аларинки звенел скрещенными в бою клинками.
В тот же день предводитель женился на ней
Он не вспомнил о том, что жене обещал.
Он игрушкою сделал принцессу своей
Ну а город ее на расправу отдал.
Город пламенем ярким пылает
И принцесса от горя рыдает.
Четвертым в комнате оказался похожий на подростка темнокожий феари. Он едва достал бы Марчису до плеча. Огромные голубые глаза на темном лице смотрелись жутковато. Феари сидел на таких же шкурах, как маг, в другом углу. Казалось, он не видел и не слышал, что творится вокруг.
— Говорят, после этого она закололась кинжалом, — сообщила аларинка, закончив петь.
— Как ее звали? — в глазах светлой эльфийки блестели слезы. Печальная баллада тронула девушку до глубины души — обитатели Виаллари всегда отличались чувствительностью. Какую грустную песню ни возьми, все написаны эльфами. Тут тебе и несчастная любовь, и обреченная красота, и вечная разлука. Какой народ, такие и песни. Так издавна повелось — эльфы поют о высоких чувствах, темные о славных подвигах и несокрушимых клинках, люди — о королях и героях. Йоны не поют вовсе. Сайг и аккуры славятся длинными песнями-сказками и песнями-легендами, в которых бережно сохраняется прошлое расы. Неугомонные кочевники феари поют о дороге и вечном зове зеленых хиссийских равнин. Ну а от обитателей Синейской пустоши ничего, кроме похабных частушек, ждать не приходится.
— Хороший вопрос, — усмехнулась темная, — я меня-то не помню, как зовут, а ты хочешь услышать имя из давно забытой легенды. Вон у человека спроси, может он знает.
И аларинка перевела насмешливый взгляд на Марчиса.
— Добро пожаловать обратно в наш замечательный мир, — шутливо поклонилась она. — Ну и слабая же у вас раса! Позже всех оклемался. Даже безмозглый берсерк-йон и тот пришел в себя раньше, чем ты!
Марчис напрягся, оглядываясь в поисках йона. Память о прошлом все еще была подернута туманом, но название расы невольно заставляло подобраться, как перед битвой. Йон нашелся в другой части комнаты, за стекленистой дымкой магического щита. Неприятно костлявый мужчина лет сорока по человеческим меркам лежал у стены на шкурах, закинув руки за голову и глядя в потолок. Птичий профиль, характерный для расы, пегие взъерошенные волосы. И алое пятно на правой щеке, выдающее в мужчине берсерка. Стоит йонскому вождю отдать мысленный приказ, и этот ходячий скелет пойдет крушить все на своем пути. Марчис искренне понадеялся, что заточивший их всех здесь по крайней мере позаботился о том, чтобы заблокировать ментальную связь пленника с предводителем самой непредсказуемой расы на Виннее.
Прекрасных леди за щитом не нашлось. Помимо йона у стен разместились сайг и аккур. Первый, молодой рыжеволосый парень, что-то плел из тонких кожаных ремешков — Марчису с его места не было видно, что именно. Вечно эти сайг что-нибудь мастерят. А мальчишка-аккур в ипостаси взъерошенного волчонка лежал у самого щита, положив голову на лапы, и разглядывал компанию по ту сторону преграды. Маг понял, что это именно оборотень, а не обычный зверь, когда его глаза встретились с карими человеческими глазами маленького аккура.
— Так много яда, леди, — отозвался Марчис, только чтобы что-то сказать. — Неужели мы с вами знакомы и я успел вам так сильно насолить?
— Просто не люблю вашу расу, — пожала плечами аларинка и, потеряв интерес к собеседнику, отвернулась.
Марчис и не рвался общаться, ему было над чем подумать. Прежде всего хотелось все-таки вспомнить, кто он, и почему сидит взаперти в столь разношерстной компании. Магу очень не нравилось, что в темнице были собраны представители всех рас материка.
Марчис напрягал память и гонялся за населявшими ее тенями, но тщетно. Ему удалось вспомнить только одно слово. Или название?
Магнамара.
Глава 21
— Это то, что я думаю? — подозрительно покосившись на сооружение в центре крохотной площади, спросил Шактаяр.
— Несомненно, — тоном знатока столичных достопримечательностей ответила я. — Это виселица.
— Очень милое украшение городского пейзажа, — усмехнулся темный, проводя лошадь вокруг шестиугольного постамента. — Нужно будет посоветовать градоначальнику Каэра поставить парочку на центральных площадях.
— Она не действующая, — поспешил успокоить аларинца Эш, без особого восторга разглядывая резной каменный столб из светлого камня и четыре крюка в виде змеиных голов, устремленных в сумеречное небо.
— А жаль, — с искренним сожалением вздохнул Шактаяр.
Юч обрадовался виселице, как родной. Он несколько раз объехал вокруг нее, что-то высматривая то на столбе, то на постаменте, то на четырех узких ступенях. И, наконец, решительно устремился в одну из арок, уводящих с площади. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.
Ночь уже окончательно завладела столицей, растекаясь вязкой темнотой по узким мощеным улочкам, когда Юч остановил лошадь перед неприметным двухэтажным зданием. Оно ничем не отличалось от прочих городских построек, кроме таблички около высоких дверей. Синим по белому на гладкой плите было выведено: «Гильдия Поваров». На дверях был выцарапан странный знак — треугольная спираль. Больше похоже на магическую руну, чем на символ повелителей кастрюль и поварешек. Возможно, это какой-то защитный знак, чтобы нежеланные гости не вторглись без спроса на чужую территорию. С двух сторон от двери горели ровным зеленоватым светом магические факелы. Неплохо повара живут, большинство жителей окрестных домов и простыми-то факелами не удосужились обзавестись. А фонарей, как на центральных улицах, в этом районе и вовсе не наблюдалось, городские власти явно экономили на обитателях окраин. Так что последний отрезок пути нам освещало только кольцо огней, висевшее над головами и следовавшее за нами, как привязанное. Творение Натэи, неприятно напоминавшее ритуал Купола, после которого якобы погиб Марчис.