И как только он переступил порог кабинета, Богданов шепнул Кириллу:

– Я его где-то видел.

– Здравствуйте, – проговорил Юродивый осипшим голосом.

И в ушах Кирилла вдруг прозвучали когда-то сказанные глухие и далекие слова: «Пускай показнится и задушится».

– А-а-а, – невольно протянул он, и тут же перед ним ярко встала картина: извилистая горная дорога, удар в затылок, падение с лошади, затем чьи-то руки взяли Кирилла и понесли в сторону… потом туго затянутая петля на шее, бред… больница. – А-а-а, – протянул он и, бледнея, поднялся, пошел навстречу Юродивому. – Да мы с вами, кажется, давно знакомы?

– Не кажется, а знакомы, – ответил Юродивый. – Несколько раз виделись. Последний раз в Полдомасове. Я речь говорил.

– А еще? В более интимной обстановке – не виделись ли?

– Ах, вы о том… Ну, там вряд ли вы меня видели. Ведь тогда я вас ударил молотком по затылку. Крепкий у вас затылок. Медный.

– Говорят, медный бывает только лоб. Ну, что ж вы хотели нам сказать?

Юродивый-Подволоцкий указал, что по происхождению он галичанин, являлся одним из руководителей так называемой «Военной организации Украины», центр этой организации находился в Киеве, организация эта существовала уже несколько лет и состояла почти целиком из «поддельных коммунистов», прибывших из-за границы, главным образом из Польши.

– Члены нашей организации вступали в партию коммунистов за границей и с партийным билетом в кармане перебрасывались на Украину. Здесь они находили своих друзей, бывших боротьбистов, которые когда-то целиком вошли в коммунистическую партию под лозунгом: «Сольемся, разольемся и зальем большевиков». Две основные задачи стояли перед нами: первая – разложить партийные организации за границей, и вторая – подготовить вооруженное восстание на Украине в первую очередь и смежных с ней республиках – во вторую… – И Подволоцкий развернул перед Кириллом и Богдановым картину действий «Военной организации Украины», в которую входили не только те, кто прибывал из-за границы, но и украинские так называемые «националисты», «боротьбисты», «укаписты». Оттуда, с Украины, нить организации тянулась дальше – во все крупные города Союза в Москву. – Свои люди сидели не только в сельских советах, деревенских ячейках, но мы стремились посадить своих людей и в Академию наук, и в Совнарком, и в Коминтерн.

Богданов, слушая Подволоцкого, все время шагал по кабинету и трепал свои лохматые волосы, еле удерживаясь, чтобы не выкрикнуть: «Какие мы были слепые! Как это мы всего этого не видели?…»

Он послал записочку Кириллу:

«Кирилл! Об этом надо немедленно же передать в Центральный Комитет партии Украины. Ведь это же целая сеть».

Кирилл в перерыве сказал:

– Брось. Ты думаешь, Подволоцкий дурак? Так вот тебе все и выложил. Торгуется. Надо полагать, что он нам открыл то, что уже известно ГПУ Украины.

И после перерыва Кирилл, совсем не удивленный показаниями Подволоцкого, сказал ему:

– Мы вам дали много времени на рассказы о том, что делает вообще ваша организация. Теперь вы расскажите-ка мам, что делали вы.

– А я делал то же, что и каждый член нашей организации, – ответил Подволоцкий и заметно сник, но тут же выправился и снова с достоинством посмотрел на Кирилла.

– Видите ли, вы слишком многое берете на себя. Слишком героями выставляете себя, – спокойно заговорил Кирилл. – Ведь нам же известно, что при такой ломке, какую производит в стране наша партия, неизбежны и ошибки и издержки. Мы же знаем, что крестьянин, который привык жить в своем хозяйстве, при своем загончике, идя в коллектив, колеблется, отступает и наступает. А вы и эти колебания-отступления приписываете своим действиям, или, вернее, воздействиям. Уж слишком героями себя рисуете.

Подволоцкий улыбнулся и, презрительно скосив глаза, проговорил:

– Там, где рана, там и микроб. Мы ваши ошибки превращали в наши боевые участки.

«Попал в кон», – подумал Кирилл и неожиданно спросил:

– А Жаркова вы знали?

Подволоцкий снова презрительно скосил глаза.

– Это вопрос не совсем умный. Я также могу вам задать вопрос: а Сергея Петровича Сивашева вы знаете?

– Ну, да. Это я к тому, что вот Жарков в своих показаниях говорит, что вы бывали у него в кабинете, в крайкоме партии, и читали там документы. Что это он – на вас все сваливает, жизнь себе выторговывает?

Подволоцкий еле заметно дрогнул, а Богданов взглянул на Кирилла, зная, что Жарков в своих показаниях вовсе не упоминал фамилии Подволоцкого.

– Да. Я бывал у него в кабинете. Читал документы, – сказал Подволоцкий. – И отправлял за границу. Что вы от меня еще хотите?

– Мы от вас вообще ничего не хотим, – проговорил спокойно Кирилл и хотел было встать.

Глаза у Подволоцкого-Юродивого блеснули, будто у волка, когда к его клетке подносят кусок мяса и тут же отнимают.

– Ага, – сказал про себя Кирилл и продолжал: – Вы сами захотели нам рассказать. А так ведь мы о вас уже все знаем. Например, нам известно, что вы лично убили секретаря районного комитета партии, – Кирилл сделал длинную паузу, будто думая о чем-то другом, и резко кинул: – Василия Брускова, он же Шлёнка. Так? Ага! Вот видите, какая у нас осведомленность. И мы можем с вами распрощаться. Прощайте.

Губы у Подволоцкого-Юродивого побледнели, глаза забегали.

– Погодите, – сказал он. – Я вам скажу то, чего вы еще не знаете.

«Не умен. Трус…» – подумал Кирилл и снова сел.

– Слушаем.

– У вас работает Бах, – начал Подволоцкий-Юродивый и, увидав, как Кирилл качнулся, не в силах сдержать своего изумления, улыбнулся так же, как только что улыбался Кирилл. – Бах – ваш враг. Что вы на это скажете?

Кирилл оправился.

– Просто не поверю: хотите в петлю вместе с собой затащить и Баха.

Подволоцкий встал, зашагал по кабинету твердо, уверенно и зло.

– Знаете что, если бы я был на воле, я потребовал бы от вас ответа за оскорбление. Я офицер. – Он еще несколько секунд расхаживал по кабинету, затем присел и сказал: – Я человек не глупый и понимаю, что главное сказано и молчание теперь – не спасение. А я хочу жить. Я понимаю, мы перед вами многоголовый политический труп, который никакими силами воскресить нельзя.

– И на этом спасибо. Баха! Баха давайте! Иначе я вас пристрелю. Здесь же, как пса. Понимаете, господин офицер?

– Вы шутите?!

Кирилл, поняв, что Подволоцкий-Юродивый играет им, выхватил маузер из стола и проговорил:

– Я вот сейчас над вами такую шутку сыграю…

Глаза у Подволоцкого-Юродивого снова заблестели, но он спокойно сказал:

– Бах – троцкист. Боротьбисты, бухаринцы, зиновьевцы, троцкисты – все, кто против вас, все с нами. – И Подволоцкий-Юродивый рассказал все сначала: и то, как он вместе с Плакущевым участвовал в уничтожении лошадей, и то, как он принимал участие в полдомасовском восстании, и то, как он потом перекинулся на строительство, где встретился с Бахом. – Бах знал о нашей организации. Вам этого мало? Бах должен был убить вас на охоте. Он должен был еас убить в тот момент, когда раздастся выстрел в Москве. Надеюсь, вас и это интересует? – Подволоцкий снова улыбнулся. – В Москве мы готовили крупное дело. Дело это было поручено мне и Жаркову.

Кирилл нажал кнопку, раздался звонок, в кабинет вошли люди в военных шинелях.

– Уведите. И немедленно ко мне Баха.

Бах в кабинет не вошел, а впрыгнул. Прыгающей походкой он подбежал к столу и, чуть нагнув голову, из-под пенсне удивленно глянул на Кирилла и Богданова. И показался он Кириллу в это время коротеньким, маленьким и юрким, как рыбешка-оголец.

– Партийный билет сюда, – проговорил Кирилл и, не глядя на Баха, протянул руку.

– В чем дело? – тявкнул Бах.

– А вот в чем, – и через стол, со всего размаха, не помня себя, Кирилл ударил Баха по лицу.

Бах отлетел в сторону и, скользя по паркетному полу, пронзительно закричал:

– Не буду… Ой, я больше не буду… – и пополз, шаря руками пенсне, цепляясь за ноги Кирилла.