— Вы его найдете?

— Непременно. Причем обоих сразу, — пообещал Потап, одеваясь.

Буфетов недоуменно пожевал губами, пытаясь понять, что за "обоих" постоялец имеет в виду, и, не найдя ответа, отправился пить утренний чай.

Когда он наливал себе третью чашку, бригадир уже входил в приемную козякинского радиоцентра.

— Здравствуйте, — сказал он, осмотревшись.

Приемщица, стройная косоглазая девица, окинула посетителя равнодушным взглядом.

— Здр-др-др… здр… — попробовала ответить онa, но, не осилив первого слова, замолчала и как-то лукавo улыбнулась.

Потап с беспокойством стал оглядываться, надеясь отыскать кого-нибудь еще. Но в комнате, до потолка заставленной аппаратурой, больше никого не было.

— У меня объявление, — пояснил он. — О пропаже.

— Об-об-об… — вновь попыталась вступить в pазговор косоглазая.

Подождав из вежливости с минуту, Мамай нетерпеливо прервал ее старания:

— Девушка, берете или нет? О пропаже?

— Со-со-собаки? — справилась наконец девица.

— В определенной степени.

— Пи-пи-пи… пи-пишите.

Мамай взял бланк, подышал на ручку и торопливо написал:

ПРОПАЖА

Пропал из дома гр-н Буфетов Геннадий Феофиловичь. Его пpиметы: рост 175 см., возраст 25–39 лет, кудрявый, смуглый, губы толстые, нос приплюснутый. Был одет: шапка кроличья, меховая куртка, штаны, ботинки 42 размера. Особые приметы: очень кудрявый, очень смуглый. Может выдавать себя за негpa. Знающим местонахождение гр-на Буфетова Г.Ф. обращаться за вознаграждение по адресу: ул. П.Морозова д.12АБ, кв.96. в любое время.

— Готово. — протянул Мамай бланк. — Сколько с меня?

— Оп-оп-оп…

Клиент застыл в выжидательной позе, всем своим видом демонстрируя, что с пониманием относится к проблемам девушки и готов ждать столько, сколько нужно.

— …Оп-оп-оплата производится п-п-по с-се-секу-дам, — добилась своего приемщица.

— И почем секунда?

— П-п-п…

— Не говорите! Лучше напишите на бумаге… Ого! Судя по расценкам, вы вещаете на всю Европу и Забайкалье. Ну что делать, по секундам так по секундам…

Чекист посмотрел на часы, засекая время, набрав побольше воздуха и на одном выдохе, скороговоркой огласил объявление.

— Все, — заключил он, слегка запыхавшись. Ровно двадцать три секунды. Если с выражением то двадцать четыре. Выражение, разумеется, я тоже оплачу.

Потап порылся в карманах, собирая всю наличность, но, пересчитав деньги, с досадой обнаружил, что сможет оплатить не больше двадцати секунд.

— Знаете что, — предложил Мамай, несколько конфузясь, — шапку, штаны и куртку давайте вычеркнем. Я не помню точно, был ли он в шапке, когда уходил, или нет.

— А ш-ш-штаны?

— За штаны тоже не ручаюсь. Может, он и без них ушел. Он немного со странностями, так что вычеркивайте всю одежду. Вот деньги за оставшиеся двадцать. Получите — распишитесь.

Косоглазая уставилась на клиента одним оком со строгостью, какую не смогли бы выразить два глаза одновременно. Она отстранила деньги, касясь на свои часы и принялась читать.

— Пр-пр-пропажа. Пр-пр-пропал из д-д-дома…

— Вы что, проверяете грамматические ошибки? — натянуто улыбнулся клиент.

— …Г р-гр-гр-гражданин Б-б-б-буф-фетов…

— Послушайте, что вы делаете? Какой еще "гр-р-р-р"! Вы так до обеда не управитесь! Дайте-ка лучше я.

— Н-н-не м-м-мешайте. Вр-вр-время идет.

Улыбка мигом слетела с лица Потапа.

— Что? Какое время! Какое время! Вы что, еще и время читаете?!

— Г-г-г-геннадий Ф-ф-феоф-филович…

— Минуточку… Мину-уточку! Позвольте! Я не понял!

Не обращая внимания на протесты клиента, примемщица хладнокровно работала над текстом.

— У… у вас д-д-две м-м-минуты ч-ч-е-тырнадцать с-с-секунд.

— Какие две минуты? — разозлился Потап, понимая что его пытаются надуть с самого утра. — Какие минуты?… У вас же, пардон, дефекты речи! Дайте мне кого-нибудь другого и книгу жалоб! Кроме вас есть еще кто-нибудь? Позовите!

— Е… есть. Н-н-но она н-н-немая. М-м-мол-чит, на м-м-олчит в-вам м-м-минут н-на д-д-двадцать. З-з-вать?

— Не надо! Дайте мне мое объявление, я сделаю сокращения.

Под сокращение попали рост пропажи, возраст и еще некоторые приметы.

На сей раз косоглазая освоила текст за минуту пятьдесят секунд.

Мамай схватил ручку и остервенело принялся кромсать объявление вдоль и поперек. Урезать пришлось отчество гр-на Буфетова, обещание о вознаграждении и оставшиеся приметы. Зачеркивать особые приметы было никак нельзя — пропавший потерял бы свою индивидуальность.

Объявление с трудом уложилось в сорок секунд.

Чекист посерел и молча сократил еще несколько строк. В окончательном варианте оно выглядело так:

Пропал человек наподобие нeгpa. Жил: ул. Морозова, 12АБ, кв.96.

— За сколько одолеете? — напряженно спросил он, чувствуя при этом даже какой-то азарт.

Два предложения приемщица одолела за тридцать секунд.

— Тридцать секунд! — вышел из себя Потап, утратив всякую деликатность. — Тридцать секунд! Куда я попал? Это культурное заведение или дом инвалидов? Одна — немая, другая — косая, да еще дерет за это деньги с трудящихся! За что вас только здесь держат?

— За это как раз и держат, — без запинки ответила девица, когда клиент, хлопнув дверью, удалился.

Мамай отправился на поиски редакции газеты "Правильным путем". Он выяснил у прохожих адрес и уже взял нужный курс, как вдруг остановился и медленно пошел в обратном направлении. Он отчетливо осознал, что чуть было не совершил непростительную глупость и теперь пытается совершить ее во второй раз. Эфиоп пропал, и с этим фактом надо просто примириться, а не предавать огласке. Что подумают райкомовцы, увидев объявление о пропаже товарища Степана! Но рано или поздно отсутствие его нужно будет как-то объяснять. Куда он мог деться? Сбежал, подлец, забоялся. Ну и черт с ним! Пусть прозябает в нищете. Папуас — он и в Африке папуас.

Подул северный напористый ветер, от которого, сразу захотелось спрятаться.

Потап поднял воротник пальто, втянул голову и не спеша побрел к центру. Вскоре его одинокая фигура затерялась в лабиринте неказистых козякинских построек.

За всю свою творческую жизнь Игнат Фомич Сидорчук внес немалый вклад в сокровищницу мировой культуры. К тому моменту, когда козякинское дарование получило срочный заказ от товарища Мамая, человечество имело возможность наслаждаться двумя сотнями добротных рисунков, вьполненных рукою мастера, сборником его поэтических произведений под названием "Пером, как мечом", бесчисленным количеством напевов и мелодий, сочиненных все тем же маэстро, и даже одной симфонией.

Но к большому недоумению Игната Фомича, неразумное человечество отнеслось к его творениям довольно пассивно и использовать предоставленную возможность никак не торопилось. И совершенно напрасно. Только человек, ничего не соображающий в искусстве, мог быть равнодушен к работам диссидента. Особенно наглядно его недюжинный талант проявлялся в живописи. Чего стоил хотя бы "Философский пейзаж", над которым Игнат Фомич корпел день, ночь и половину следующего дня до обеда. На листе ватмана был изображен зеленый луг, синее небо и идеально круглое желтое солнце (такой округлости мастер добился, приложив пятак и обведя его карандашом). В центре картины, прямо на лугу, сидел философ Спиноза, которого художник для пущего сходства изобразил со спины. Мыслитель вглядывался, в синюю даль и о чем-то мыслил. О чем именно не знал даже автор пейзажа. Быть может, он думал о смысле жизни, а может, сожалел о зря переведенном ватмане, на котором можно было начертить великолепный шестигранный болт. Но как бы там ни было, рисунок получился замечательный.