— Пол-литра… — бормотал он, загибая мизинец, — премиальные… — согнулся безымянный, — стол… — средний, — стул… — указательный.

Удобства прежней работы уложились всего в трех пальцах. Преимущество новой было очевидным.

— Где протестовать?

— Неподалеку, у памятника Ленину.

Протестант сразу поскучнел. Постоять возле деда Ильича и подготовить общественное мнение к его сносу, конечно, можно, но дело это временное, хлипкое. Вот на исполком работать — служба верная и постоянная, опять же уважение к тебе питают, куревом снабжают. И вообще, Федор — человек занятой и свободным временем располагает разве что до обеда и с учетом двух выходных. Так что каждое дежурство обойдется заказчику в бутылку на рыло. Торговаться у Федора не было времени.

— Договорились, — сказал бригадир, полагаясь на самогонные склады баптиста. — Оплата сдельная?

— Почасовая, — предупредил подрядчик, — работать будем в первую смену, потому как во второй половине дня трудящиеся домой идут, как раз мимо исполкома, и, значит, чтоб нас видели. Служба у нас такая, сами понимаете. Ну а в выходные, если захотите, можем и к Ленину выйти. С премиальными, конечно.

— Орудия труда ваши?

— Само собой. Орудия — наши, слова — ваши. Чего желаете? Какие требования будем выдвигать?

Федор развернул засаленный лист бумаги, наслюнявил карандаш и приготовился писать.

— А что у вас есть?

— Всякое есть, — с достоинством ответил пикетчик — для отводу глаз можно "Мы с вами не согласные!", из радикальных лозунгов вот вам — "Все козлы!". Годится?

— Нет, это не пойдет. Не будем преждевременно будоражить общественное мнение. Давайте что-нибудь умеренно-либеральное. Вот про рулевого подойдет, "демократа" замените "коммунистом". "Коммунист — рулевой инфляции!" А? Ударим по больному месту. На первое время сгодится.

Обсудив еще кое-какие детали, Федька-пикетчик нахлобучил лыжную шапочку, набрал горсть сигарет и ушел на службу. Обеденный перерыв закончился, пришла пора стоять за идеалы.

В человеке должно быть все прекрасно. И прежде всего — фамилия. Со стоящей фамилией можно писать статьи и стихи, не скрываясь под псевдонимом; можно смело жениться, одаривая своей фамилией супругу и потомков; можно запросто заходить в любые учреждения и беззастенчиво смотреть в глаза его сотрудников. И если в учреждении посетителя попросят назваться, то обладатель стоящей фамилии отвечает быстро и гордо:

— Наполеонов.

Но другой посетитель на то же самое требование отзывается не сразу. Он краснеет, отводит куда-то взгляд, и всем становится ясно, что этот гражданин носит менее звучную фамилию.

— Фамилия? — настаивает служащий.

— Бля… Бляхеров, — робко сознается гражданин.

— Па-прашу не выражаться! — возвышается служащий. — Как фамилия?

— Бляхеров.

— Это я бля херов?! Да ты сам бля херов! Хулиган!

— Да нет, я и есть Бляхеров. Фамилия такая.

Догадавшись, наконец, что посетитель нисколько не настроен хулиганить и только все больше конфузится, служащий, как назло, вдруг теряет слух. Лицо его приобретает уксусное выражение.

— Так как, вы говорите, ваша фамилия? — ехидно переспрашивает он.

— Я ведь сказал, — шепчет меркнущий гражданин.

— Как, как? — орет служащий, так чтобы слышно было в коридоре и в соседних кабинетах. — Бляхеров?

— Да, да, тише, пожалуйста.

— Не слышу! Говорите громче! Бляхеров? Я правильно говорю?

— Да, да, ради бога, зачем так кричать?

— Ну тогда я так и пишу: Бля-хе-ров. Да? Такая у вас фамилия? Такая?

Посетитель застенчиво кивает и молчит, ибо нет ему никаких оправданий.

Порой лучше носить вечный прыщ, чем неудобную фамилию. Неудобные фамилии причиняют массу неудобств, и потому многие граждане вынуждены подыскивать себе новые. Причин тому множество. Одни хотят сменить национальность, другим надоели прилипшие с детства обидные клички, третьи желают эмигрировать и благополучно прижиться за границей. Так Цукерман становится Сахарковым, Дурноляп — Мудроумом, Бобуридзе — Фельдманом и т. д. А посему угадать по фамилии гражданина его этническую принадлежность становится крайне трудно.

Но еще труднее определить профиль фирмы по ее названию. Фирм развелось так много, а достойных названий осталось так мало, что стали брать какие есть. Но в них тоже надо вложить какой-то смысл. Иногда вкладывают так глубоко, что даже те, кто его вкладывал, потом сами не могут найти. И остается только гадать, что может скрываться за тем или иным названием. Человек средней сообразительности, к примеру, не сразу придет к выводу, что "Кобельное развитие" — это клуб собаководов, а "Буревестник" — рекламное агентство. И надо обладать уж вовсе богатым воображением, чтобы догадаться, что "Медведь" — это бюро добрых услуг, а "Ускоритель" — вывеска кооператива по уходу за престарелыми и лежачими больными. А вот мысль о том, что "Братья Громовы" — это ассоциация повивальных бабок, может прийти в голову только человеку с изворотливым умом, да и то с третьей попытки.

И как носитель фамилии Бляхеров не обязательно должен быть нехорошим человеком, так и название "Реставратор" вовсе не обязывает фирму чинить древние утюги и прочие предметы антиквариата. Об этом знают почти все, и потому, когда в Доме творчества обосновалась новая фирма "Реставратор ЛТД", на прием пришло всего три старухи, пожелавшие сдать в ремонт свои наследственные примусы. Владимир Карпович долго и обстоятельно втолковывал нежданным клиентам, что "Реставратор" ничего не реставрирует и название это ничего не значит. Старухи суетились грозились подать жалобу в исполком, после чего товарищ Коняка их попросту разогнал. Так началась деятельность подпольного райкома, укрывшегося за легальным названием, тайный смысл которого был известен только его членам.

Если до недавних пор в тихих Козяках действовали и бездействовали устаревшие кооперативы, скучные малые и совместные предприятия, разнокалиберные торговые фирмы и даже один концерн, то теперь в стане коммерческих структур свое достойное место — заняло общество с ограниченной ответственностью (000). Контора "Боже упаси" канула в Лету. К неудовольствию Куксова, новое руководство уволило прежнюю машинистку, фигура которой показалась Потапу чересчур вызывающей, и наняло новую. Каждая женщина, как известно, красива по-своему, но новая секретарша оказалась неприятным исключением из этого правила. Она не была красива ни по-своему, ни как-нибудь по-другому. Свой выбор председатель объяснил так: "Некрасивая секретарша — залог продуктивной работы коллектива". Хотя ей не было и тридцати, подпольщики стали называть ее Петровной. Таким образом, в кабинете № 6 воцарилась здоровая атмосфера, расширился штат и сменилась вывеска, которая дребезжала при малейшем колебании двери.

Чаще всех дверьми хлопал Христофор Ильич. Получив задание саботировать производство, Харчиков особенно себя не утруждал — дело ладилось само собой. Подводили поставщики, отмежевывались смежники, воротили нос потребители. Завод металлоизделий скрипел на последнем издыхании. Тем не менее! Начальник сбыта валился с ног, особенно при встрече, с председателем. Каждый раз, когда Мамай навещал штаб-квартиру, Христофор Ильич вбегал вслeд за ним, устало падал на ближайший стул, говорил "уф-ф" и слабым голосом просил пить. Казалось, он только что сражался в сабельном бою.

Поначалу ему сочувственно подавали стакан комнатной воды, но Харчиков брезгливо отворачивался, говорил, что рассиживаться ему тут некогда, и куда-то, ненадолго убегал. При виде такого усердия соратники конфузились, стыдясь своего безделья. В производственной запарке Христофор Ильич пребывал ровно до того дня, когда Мамай вытащил его за ухо из очереди в кинотеатр. После такой оказии производственник стал заглядывать в офис значительно реже, и если случайно натыкался на Потапа, то бормотал "Уф-ф" очень тихо. Просить воды он остерегался.