Михаилы напоминают тёмным Арлегам: «Не забудьте отворить двери ада, выпустить людей».

Спрашивает кто-то: «Что же вы хотите, чтобы все люди умерли?»

«Нет, — отвечают Михаилы, — мы говорим только об уже умерших».

И говорят тёмные Арлеги: «Что же, придется выдержать бой с Князьями Тьмы. Дадим им знание, и тёмные Леги пойдут за нами. Куда же направить души, в аду сущие?»

Отвечают им: «А разве мало обителей, хотя бы в области Серафов? Новые Земли создайте, которые промежуточными обителями будут между старыми землями и землями пяти измерений».

«Если надо будет, все, что надо, сделаем, — отвечают тёмные Арлеги. — Невозможное не мыслится для тех, кто выше Эонов стать желает».

Я помню себя на какой-то планете, но не на нашей Земле. Эту планету нельзя было видеть нашими глазами, глазами людей, её нельзя было осязать, и она не имела свойств притягивать тела. Такое свойство нашей Земли показалось бы невероятным чудом жителям этой, не имевшей силы притяжения планеты. Не зрением, не вкусом, не осязанием, а как-то совсем иначе воспринималось жителями этой планеты все то, что на ней было. Воспринималось особыми пятью чувствами, нам людям не свойственными. Наши пять чувств, пять чувств людей были неизвестны жителям этой странной планеты. На этой планете не было тех измерений, которые измерениями длины, широты и высоты называются, и они заменялись какими-то другими измерениями.

Мудрецы этой планеты говорили мне, что их души обитали когда-то совсем на другой планете и были облечены телами, имевшими совсем другие пять чувств и совсем другие измерения, чем те, которые людям известны. Мудрецы говорили, что эти души или поднимутся кверху или перейдут на новую планету, в той же плоскости находящуюся, как наши, все названные «землями». Эти души будут располагать опять-таки пятью, но только новыми чувствами, и снова и снова все на новые «земли» будут переходить души, воплощаясь в тела с пятью, каждый раз новыми чувствами и тремя опять-таки новыми измерениями.

Эти переходы будут длиться до тех пор, пока в горнилах разных жизней душа не сожжет в себе все те несовершенства, которые она воспринимала через свое тело, давая ему слишком много воли.

И так, как бы описывая горизонтальные гигантские концентрические овалы около нашего мироздания, совсем новые планеты принимают на себя души умерших людей; и на каждой новой планете души входят в новые тела, обладающие новыми пятью чувствами и знающие новые три измерения (кроме времени, которое не изменяется на всех планетах).

Жизнь на любой из этих планет не может быть воспринята жителями нашей Земли. И пока человек, все той же душой обладая, будет жить несправедливой жизнью, он не поднимется выше и все по планетам горизонтальных кругов будет странствовать.

Каждый космос, Золотую Лестницу, составляющий, имеет свои, рядом лежащие космосы, и там живут те, для которых окончился срок пребывания на одной из планет или в одном из пространств космоса, но которые не достигли еще необходимой для дальнейшего подъема степени совершенства.

И вот на одной из этих планет я ощущал твое присутствие, мой друг на Земле. И я, и ты, и многие другие, ранее на Земле бывшие, хотя и в других формах и образах, хотя и в других измерениях и обладая другими чувствами, творили все-таки людские дела, жили жизнью людей и мы, двое, были большими друзьями. Мы оба боролись с теми, кто не считал свободу высшим добром, кто не считал благом отсутствие страдания и лишений у людей.

Мы оба хотели постигнуть не только то, чего не бывает, но и то, что не могло быть на нашей планете… Но мы оба не выдержали тяжелой борьбы, изменили служению добру и снова, не поднявшись, в мире того же числа чувств и измерений очутились. Мы смертью ушли в тот мир, где ты сейчас находишься. И для того, чтобы подняться, а не кружиться по концентрическим кругам, нам надо согласовать нашу жизнь с жизнью высших миров; надо сорвать с глаз повязку незнания и суметь вырваться из скорлупы невежества.

Надо (а это тебе и мне легко) здесь, на Земле, узнать то, что нужно для того, чтобы подняться.

Помни также: нелепы мои и твои утверждения, что существует только то, что мы видим. Мы видим, что солнце ходит вокруг Земли, а этого нет. Мы не можем утверждать, что нет того, чего мы не видим: мы не видим бактерий, а они существуют. Мы и здесь далеки от добра, и это очень плохо: силой воли и ума надо сделать так, чтобы приблизиться к добру, т. е. творить его.

Разбуди меня! Разбуди скорее! Тяжелая угроза нависла здесь надо мной и я не хочу пережить её ужасы!..

Три потока звезд вращаются вокруг трех далеко друг от друга отстоящих гигантских шаров холодного огня, которые, в свою очередь, вращаются вокруг мистического солнца. На нем живут мудрые змеевидные. Недалеко от этого солнца, как бы греясь в его лучах, раскинули свои обители тёмные Арлеги и частью живут своей жизнью, частью внимательно присматриваются к тому, что происходит на гигантском мистическом солнце. А на нем живут мощные Серафы с шестью крыльями, по два на плечах, груди и спине и с телом из яркого голубого огня, суживающегося по мере удаления от груди и напоминающего собой комету, повернутую широким концом к звезде-голове Серафа.

Но они смотрят не на Серафов, они ждут появления на мистическом солнце Эонов, на земли первой бесконечности опускающихся и оставляющих на солнце мистическом 9/10 своей, мистическим же блеском сияющей души, дабы не испепелил этот блеск существ, сущих в тех низах, куда слетают Эоны. Тёмные Арлеги не трогаются с места, когда Эоны на земли нашей бесконечности нисходят, многое из своей мистической сущности на мистическом солнце оставляя. Но когда оставшаяся часть Эона, которая в Нем целым является, как всем целым является и та часть, которая как Христос сошла, — когда оставшаяся часть, или часть этой части (тоже равная целому), окруженная сиянием, как кругом, улетает от солнца мистического в другую бесконечность, в невероятной дали от нашей находящуюся, — тогда срываются одиннадцать тёмных Арлегов и несутся за кругом сияющим.

Появляется Эон на громадной планете другой бесконечности и идет по ней, сияя ярким белым блеском; и опускаются на эту планету тёмные Арлеги и идут за ним в качестве учеников, красноватым блеском сверкая. Учит Эон великому учению любви обитателей планеты, холодным блеском сверкающей, но плохо понимают Его обитатели этой планеты, сердца которых иссушены планетным огнем были. Учит Эон любви всепонимающей и потому говорит, что прощены будут гонители учения и учеников Его, только на мгновение, считая вечность и мгновение равнозначущими, отсрочится подъем жестоких.

Учит Эон, что не из боязни наказания, которое обещает Он не допустить, но и из любви не только к живущему, но и к существующему, надо исходить, изживая жизнь на этой планете в мирах и веках. Справедливость и та должна пасть перед любовью. Только свобода может сравниться, встать рядом своим блеском и сиянием с любовью и справедливостью. И только та справедливость, которая не является местью, а наградой является, должна славиться живущими. Жаль тех, которые живущих благ жизни лишают и себе эти блага захватывают, ибо долго они будут в низах странствовать, к верхам не имея возможность подняться. Жаль лицемеров, много думающих о себе, жаль тех, кто учит суеверию, ибо задержится их подъем в миры прекрасные. Жаль, не умеющих прощать, жаль мстительных, ибо не могут они тотчас же войти в миры высокие. И вас жаль, князья мира сего, ибо власть в руках существ миров низших — медленный яд, от которого в страшных мучениях будут жить самоотравившиеся властители в мирах нездешних.

Вознегодовали правители, до которых дошли сведения о том, что не склонял перед ними головы своей Эон Любви и шедшие за Ним одиннадцать учеников Его, и приказали они схватить и подло жестокими казнями убить их. Знали правители, что во многих местах появляются ученики Учителя, уча не признавать власти кесаря и слуг его, не уважать никакой власти, и раньше, чем учителя, приказали схватить и казнить их. И схватили слуги тиранов тёмного Арлега, которого Рамиром называли, и положили его на стальные доски и другими стальными досками прикрыли его и невероятные тяжести набросали на верхнюю доску, решив раздавить его тело… И увидели, что шел к ним Рамир, окруженный толпой вооруженного народа и, остановившись в нескольких шагах от них, учил народ учению Эона, прибавляя к этому учению, что насилию надо противопоставлять насилие же, но только до тех пор, пока не прекратилось первое.