Разносит дуновенье прозы…

Но уж запели соловьи,

Иди гулять – до сна недолго!

Гляди, как тихо катит Волга

Свои спокойные струи,

Уснув в песчаной колыбели;

Как, нагибаясь до земли,

Таскают бурлаки кули,

А воробьи уж налетели

И, теребя мочалу, нос

Просунуть силятся в овес.

Куда ни взглянешь – птичье племя!

Уснув под берегом реки,

Чернеют утки, как комки,

Но, видно, им покушать время:

Проснулись – поплыли гурьбой,

Кувырк! и ног утиных строй

Стоит недвижно над водой.

На всём лучи зари румяной.

Как ожерелье, у воды

Каких-то белых птиц ряды

Сидят на отмели песчаной,

И тут же сотни куликов

Снуют с оглядкой вороватой;

Все белобрюхи, без хохлов,

А почему ж один хохлатый?

Не долиняв, с весенних пор

Сберег он пышную прибавку

И ходит важно, как майор,

С мундиром вышедший в отставку,

Недостает счастливцу шпор!

Не любишь птиц – гляди бездумно,

Как приближается паром,

Неторопливо и нешумно;

А там, на берегу другом,

Под легким матовым туманом,

Как будто войско тесным станом

Расположилось на ночлег:

Не перечтешь коней, телег!

Под каждым стогом-великаном

Толпа… И слышны голоса,

Стыдливый визг и хохот женский.

Но потемнели небеса -

Спи мирно, житель деревенский!

Ты стоишь сна… Идем домой,

Закрыты ставни – всё спокойно.

Что ж медлит месяц золотой?

Темно. Ни холодно, ни знойно, -

Так ровно-ровно дышит грудь.

Но слышишь, что-то заскрипело!

Калитку отворив чуть-чуть,

Выходит девушка несмело.

Она глядит по сторонам,

Но вот увидела – и к нам

Шаги проворно направляет.

Ты улыбнулся, ты молчишь…

Вдруг "ах!" – и быстро исчезает.

Ошиблась, милая! Так мышь,

С испугу пискнув, убегает,

Заметив любопытный глаз.

Пору любви, пору проказ,

Чем нашу молодость помянем?

Не побежать ли нам за ней?

Не подстеречь ли у дверей?

Нет, только даром мы устанем.

Народ уснул – пора и нам.

Одно досадно: по ночам,

Должно быть, переспав нещадно,

Собака воет безотрадно -

Весь город чьей-то смерти ждет,

Толкуют набожно и тихо.

И ведь случается – возьмет

Да и скончается купчиха,

Перед которой глупый пес

Три ночи выл, поднявши нос.

Тогда попробуй разуверить.

"Да как ты смеешь сам не верить?" . .

Молчи – предатели они!

Люби покой, природу, книгу

И независимость храни,

Не то среды поддайся игу

И лямку общую тяни.

Но есть и там свои могилы,

Но там бесплодно гибнут силы,

Там духота, бездумье, лень,

Там время тянется сонливо,

Как самодельная расшива

По тихой Волге в летний день.

Там только не грешно родиться

Или под старость умирать.

Куда ж идти? К чему стремиться?

Где силы юные пытать?

Храни господь того, кто скажет:

"Простите, мирные поля!" -

И бедный свой челнок привяжет

К корме большого корабля…

Кому судьба венец готовит,

Того вопрос: куда идти? -

Не устрашит, не остановит;

Кого на жизненном пути

Любовь лелеет с колыбели,

Незримо направляя к цели, -

И тот находит путь прямой.

Но кто ни богом не отмечен,

Ни даже любящей рукой

Не охранен, не обеспечен,

Тот долго бродит как слепой:

Кипит, желает, тратит силы

И, поздним опытом богат,

Находит у дверей могилы

Невольных заблуждений ряд…

К чему бы жизнь ни вынуждала,

И даже разницы путем

Не зная меж добром и злом,

Я по теченью плыл сначала,

Лишь гордость иногда спасала…

Бог весть куда бы прихоть волн

Прибила мой убогий челн:

Сбирались тучи, путь был труден,

А я упорен, безрассуден, -

Ждала тяжелая борьба.

Но вдруг распутала судьба

Загадку жизни несчастливой -

Я полюбил, дикарь ревнивый…

О ты, кого я с ужасом бежал,

Кому с любовью рвался я в объятья,

Кому чистосердечно расточал

Благословенья и проклятья, -

Тебя уж нет! На жизненной стезе

Оставив след загадочный и странный,

Являясь ангелом в грозе

И демоном у пристани желанной, -

Погибла ты… Ты сладить не могла

Ни с бурным сердцем, ни с судьбою

И, бездну вырыв подо мною,

Сама в ней первая легла…

Ругаясь буйно над кумиром,

Когда-то сердцу дорогим,

Я мог бы перед целым миром

Клеймом ответить роковым

Твой путь. Но за пределы гроба

Не перешла вражда моя,

Я понял: мы виновны оба…

Но тяжелей наказан я!

Года чредой определенной

Идут, но время надо мной

Остановилось: страж бессменный

Среди той ночи роковой,

Стою… ревниво закипаю,

И вдруг шаги… и голос твой…

И вопль – и с криком: "Не прощаю!.. "

Всё помню с ясностью такой,

Как будто каждый день свершаю

Убийство… Тот же, тот же сон

Уж двадцать лет: молящий стон,

Безумный крик, сверканье стали…

Прочь, утонувшие в крови

Воспоминания любви!

Довольно сердце вы терзали.

Скорее в душную тюрьму!

Оттуда сердцу моему

Единый в жизни луч отрады

Мерцает… Так огонь лампады

До вечной сени гробовой

Горит над каждою головой…

2

Безлюдье, степь. Кругом всё бело,

И небеса над головой…

Еще отчаянье кипело

В душе, упившейся враждой,

И смерти лишь она алкала,

Когда преступная нога,

Звуча цепями, попирала

Недружелюбные снега

Страны пустынной, сиротливой…

Среди зверей я зверем стал,

Вином я совесть усыплял

И ум гасил…

В толпе строптивой

Меж нами был один: его

Не полюбили мы сначала -

Не говорил он ничего,

Работал медленно и мало.

Кряхтя, копается весь день,

Как крот, – мы так его и звали, -

А толку нет: не то чтоб лень,

Да силы скоро изменяли.

Рука, нетвердая в труде,

Как спицы ноги, детский голос,

И, словно лен, пушистый волос

На голове и бороде.

Оброс он скоро волосами,

Питался черствым сухарем,

Но и под грубым армяком

Глядел неровней между нами.

Его дежурный понукал,

И было нам сначала любо

Смотреть, как губы он кусал,

Когда с ним обходились грубо;

Так удила кусает конь,

Когда седок его пришпорит.

В глазах покажется огонь,

Однако промолчит – не спорит!

Бывало, подойдем гурьбой,

Повалим, будто ненароком,

Кричим: "Не хочешь ли домой?"

Он только поглядит с упреком

И покачает головой.

Не пьет, не балагурит с нами.

Но скоро час его настал…

Был вечер; скрежеща зубами,

Один из наших умирал.

Куда деваться в подземельи?

Кричим: "Скорей! мешаешь спать!"

И стали в бешеном весельи

Его мы хором отпевать:

"Умри! нам всем одна дорога,

Другой не будет из тюрьмы!.. "

Вдруг кто-то крикнул: "Нет в вас бога!" -

И песни не допели мы.

Глядим: добро б вошел начальник, -

Нет, просто выступил вперед

Наш белоручка, наш молчальник,

Смиренный, кропотливый Крот.

Корит, грозит! Дыханье трудно,

Лицо сурово, как гроза,

И как-то бешено и чудно

Блестят глубокие глаза.

Смутились мы. Какая сила

Ему строптивых покорила -

Бог весть! Но грубые умы

Он умилил, обезоружил,

Он нам ту бездну обнаружил,