В тоске по юности моей

И в муках разрушенья

Прошедших невозвратных дней

Припомнив впечатленья.

Одно из них я полюбил

Будить в душе суровой,

Одну из множества могил

Оплакал скорбью новой…

Я помню: занавесь взвилась,

Толпа угомонилась -

И ты на сцену в первый раз,

Как светлый день, явилась.

Театр гремел: и дилетант,

И скептик хладнокровный

Твое искусство, твой талант

Почтили данью ровной.

И точно, мало я видал

Красивее головок;

Твой голос ласково звучал,

Твой каждый шаг был ловок;

Дышали милые черты

Счастливым детским смехом…

Но лучше б воротилась ты

Со сцены с неуспехом!

Увы, наивна ты была,

Вступая за кулисы,-

Ты благородно поняла

Призвание актрисы:

Исканья старых богачей

И молодых нахалов

Куплеты бледных рифмачей

И вздохи театралов -

Ты всё отвергла… Заперлась

Ты феей недоступной -

И вся искусству предалась

Душою неподкупной.

И что ж? обижены тобой,

Лишенные надежды,

Отмстить решились клеветой

Бездушные невежды!

Переходя из уст в уста,

Коварна и бесчестна,

Крылатым змеем клевета

Носилась повсеместно -

И всё заговорило вдруг…

Посыпались упреки,

Стихи и письма, и подруг

Нетонкие намеки…

Душа твоя была нежна,

Прекрасна, как и тело,

Клевет не вынесла она,

Врагов не одолела!

Их говор лишь тогда затих,

Как смерть тебя сразила…

Ты до последних дней своих

Со сцены не сходила.

В сознаньи светлой красоты

И творческого чувства

Восторг толпы любила ты,

Любила ты искусство,

Любила славу… Твой закат

Был странен и прекрасен:

Горел огнем глубокий взгляд,

Пронзителен и ясен;

Пылали щеки; голос стал

Богаче страстью нежной…

Увы! Театр рукоплескал

С тоскою безнадежной!

Сама ты знала свой удел,

Но до конца, как прежде

Твой голос, погасая, пел

О счастье и надежде.

Не так ли звездочка в ночи,

Срываясь, упадает

И на лету свои лучи

Последние роняет?..

(Ноябрь 1854, апрель 1855)

Я сегодня так грустно настроен,

Так устал от мучительных дум,

Так глубоко, глубоко спокоен

Мой истерзанный пыткою ум,-

Что недуг, мое сердце гнетущий,

Как-то горько меня веселит -

Встречу смерти, грозящей, идущей,

Сам пошел бы… Но сон освежит -

Завтра встану и выбегу жадно

Встречу первому солнца лучу:

Вся душа встрепенется отрадно,

И мучительно жить захочу!

А недуг, сокрушающий силы,

Будет так же и завтра томить

И о близости темной могилы

Так же внятно душе говорить…

( Апрель 1855)

Душа мрачна, мечты мои унылы,

Грядущее рисуется темно.

Привычки, прежде милые, постыли,

И горек дым сигары. Решено!

Не ты горька, любимая подруга

Ночных трудов и одиноких дум,-

Мой жребий горек. Жадного недуга

Я не избег. Еще мой светел ум,

Еще в надежде глупой и послушной

Не ищет он отрады малодушной,

Я вижу всё… А рано смерть идет,

И жизни жаль мучительно. Я молод,

Теперь поменьше мелочных забот

И реже в дверь мою стучится голод:

Теперь бы мог я сделать что-нибудь.

Но поздно!.. Я, как путник безрассудный,

Пустившийся в далекий, долгий путь,

Не соразмерив сил с дорогой трудной:

Кругом всё чуждо, негде отдохнуть,

Стоит он, бледный, средь большой дороги.

Никто его не призрел, не подвез:

Промчалась тройка, проскрипел обоз -

Всё мимо, мимо!.. Подкосились ноги,

И он упал… Тогда к нему толпой

Сойдутся люди – смущены, унылы,

Почтят его ненужною слезой

И подвезут охотно – до могилы…

(январь или февраль 1853 г.)

Я рано встал, недолги были сборы,

Я вышел в путь, чуть занялась заря;

Переходил я пропасти и горы,

Переплывал я реки и моря;

Боролся я, один и безоружен,

С толпой врагов; не унывал в беде

И не роптал. Но стал мне отдых нужен -

И не нашел приюта я нигде!

Не раз, упав лицом в сырую землю,

С отчаяньем, голодный, я твердил:

"По силам ли, о боже! труд подъемлю?"-

И снова шел, собрав остаток сил.

Всё ближе и знакомее дорога,

И пройдено всё трудное в пути!

Главы церквей сияют впереди -

Недалеко до отчего порога!

Насмешливо сгибаясь и кряхтя

Под тяжестью сумы своей дырявой,

Алчбы и жажды бедное дитя,

Голодный труд, попутчик мой лукавый,

Уж прочь идет: теперь нам розный путь.

Вперед, вперед! Но изменили силы -

Очнулся я на рубеже могилы…

И некому и нечем помянуть!

Настанет утро – солнышко осветит

Бездушный труп… Всё будет решено!

И в целом мире сердце лишь одно -

И то едва ли – смерть мою заметит…

(между 1853 и 1855)

Пышна в разливе гордая река,

Плывут суда, колеблясь величаво,

Просмолены их черные бока,

Над ними флаг, на флаге надпись: слава!

Толпы народа берегом бегут,

К ним приковав досужее вниманье,

И, шляпами размахивая, шлют

Пловцы родному берегу прощанье,-

И вмиг оно подхвачено толпой,

И дружно берег весь ему ответит.

Но тут же, опрокинутый волной,

Погибни челн – и кто его заметит?

А если и раздастся дикий стон

На берегу – внезапный, одинокой,

За криками не будет слышен он

И не дойдет до дна реки глубокой…

Подруга темной участи моей!

Оставь скорее берег, озаренный

Горячим блеском солнечных лучей

И пестрою толпою оживленный,-

Чем солнце ярче, люди веселей,

Тем сердцу сокрушенному больней!

(между 21 мая и 7 июня 1855)