Через некоторое время то же самое ущелье и господствующие над ним вершины вторично предстали взору, но уже под другим ракурсом — сверху и сбоку. И снова ничего утешительного. Геолог опять указывал куда-то, но и на этот раз командир никого и ничего не увидел. Видимо, те люди находились где-то в расщелине и были скрыты каким-нибудь выступом.
Рассолов передал управление второму пилоту и, приказав ему продолжить облет массива, снова вплотную взялся за планшет, время от времени вглядываясь вниз сквозь боковой блистер.
Приняв наконец решение, командир вскинул голову, обернулся, и они с геологом встретились взглядами. Роман смотрел в упор, не мигая, и в его казавшихся больными глазах прочитывались и беспокойный вопрос, и требование, и мольба — насколько вообще подобному субъекту могла быть хоть чуточку присуща способность кого-либо о чем-то умолять. Вертолетчик чертыхнулся про себя: парень явно ничего не смыслит в вертолетах; видимо, они представляются ему чем-то вроде летучей мыши, которая, уцепившись когтями за скалу, может повиснуть на ней хоть вниз головой… Подумав так, он тут же обозлился: «Оправдываешь себя, командир. Этому типу и знать-то не надо, на что способна твоя машина — на то он и геолог. Но ему важно знать, на что способен ты, вот в чем дело!»
— Могу предложить одно, — он приблизил планшет к лицу геолога; из-за рева двигателя приходилось почти кричать, поэтому голос его против воли звучал почти рассерженно. — Самое близкое, где я могу приземлиться, это вот тут, — Рассолов ткнул пальцем в карту. — Ближе нет ничего подходящего, сам видишь…
Выбранное вертолетчиком место находилось в верховьях долины Гулакочи. Как на глазок определил Роман, километрах в пяти от места ЧП. Это по прямой. Но по пути надо перевалить через хребет. Роман на миг представил себе все это: подъем, спуск… неизбежные сюрпризы рельефа, которые на карте не отобразишь, с воздуха не увидишь… носилки с Асей, полуживой Валентин… Нет, дело выглядело абсолютно безнадежным, чего вертолетчик, сидя в своем перемещающемся по воздуху мягком кресле, мог и не понимать. «Простим ему, — с внезапным великодушием подумал Роман. — Откуда этому пижону знать, что такое ходить по горам. У него ж сидячая работа, а он небось думает себе: «рожденный ползать — летать не может!» Второй вариант — обойти этот хребет. Прикинув расстояние, Роман безнадежно хмыкнул: проще четверым взять на плечи носилки с Асей и топать непосредственно на Гулакочинскую разведку.
— Ну? — в самое ухо рявкнул вертолетчик. — Как решаем?
— Летим обратно, — отвечал Роман, повинуясь скорее интуиции, чем рассудку.
Вертолетчик помедлил, выжидательно глядя на него, но Роман молчал. Тогда тот резким движением отвернулся, что-то при этом проговорив. Похоже, что выразился.
«А правильно ли делаю? — мгновеньем позже спросил себя Роман. — Ведь уходим же от них, уходим! Покидаем! И время теряем! Возвращаемся к исходному. А решения никакого… О черт, хоть бы подсказал кто!.. Нет, кроме меня, решать некому… так уж получилось… Давай, московский парень, на тебя вся надежда!.. Конечно можно бы посадить вертолет там, в верховьях Гулакочи, выгрузиться и двинуть всей командой через хребет… Пять километров — не проблема. Правда, превышение — дай бог… А потом?.. Нет, это была бы видимость, что мы что-то делаем, пытаемся, видите ли… По существу — обман и самообман…»
В голове царила метельная путаница, мельтешенье, однако где-то в полумраке подсознания, как кристалл в толще породы, затаилось нечто смутное, не до конца еще прояснившееся. Не то мысль, не то чувство. Подобное состояние Роману было знакомо: случается, месяцами крутишь какую-нибудь проблему и так, и этак, и кажется, что не ухватить ее ни с какого боку, а потом однажды выясняется, что в подсознании-то анализ уже давно проведен и результат уже готов, но только все никак не мог стать мыслью, отлиться в слова.
Роман взглянул на часы и с некоторым облегчением отметил: «Э, так ведь в общем-то еще утро, а казалось, что времени прошло!.. Будем надеяться. Как говорит Пал Дмитрич, карта не кобыла — к утру повезет».
На уровне глаз величественно проплыли и остались позади освещенные солнцем вершины массива, и протянувшимися от него щупальцами теперь внизу шли отроги, нагие, мягко бугристые, где-то там, возле чуть угадываемой реки, сбегающие на нет. А потом и сама река, Гулакочи, вся в мерцающих блестках солнечной ряби, выделилась из невнятицы затуманенного далью ландшафта. Затем на ровном клочке речной террасы возникла как бы беспорядочная стайка камней, скатившихся некогда с нависающего над ними горного хребта. Однако еще несколько минут полета превратили эти камни в дома поселка, и вот уже сделались различимы бурые тесемки разбегающихся дорог, дымы из печных труб, слюдяные высверки оконных стекол.
«Вот уже и вернулись, а те все еще там… — от захлестнувшей его бессильной злости, стыда и возмущения Роман даже скрипнул зубами. — Сволочи мы все, а я — больше всех!»
Порывисто обернувшись, Роман отыскал взглядом бортмеханика, кивнул, предлагая поменяться местами. И он уже встал, сделал шаг вниз, в грузовую кабину, когда давешнее его неуловимое подсознательное «нечто» обрело как бы осязаемость. Научная работа приучает к четким определениям, однако на сей раз Роман даже не пытался их искать. С него было достаточно того, что он вдруг осознал: в этом деле с ЧП отнюдь не он один является тем, «кому больше всех надо». Где-то сейчас отстукиваются радиограммы, звонят телефоны, кто-то у «кого-то запрашивает, кто-то кому-то докладывает. Экспедиция, районное руководство, управление… «И это еще не все, — подумал Роман. — С каждым часом будет подключаться все больше и больше народу. Иначе и быть не может. В конце концов, не в такое время мы живем и не среди таких людей, идешь ты пляшешь!..»
Захар Машеренков, в очередной раз измерив шагами коридор конторы экспедиции, взглянул на часы и всерьез засомневался: остановились, что ли? Было только без двадцати одиннадцать. Будто кто заморозил время! Остановившись перед дверью радиорубки, он чуть поколебался — зайти или нет, — но потом вдруг решительно развернулся и зашагал к кабинету начальника экспедиции.
— А, п-проблема! — доброжелательно-иронически приветствовал Ревякин и, встав, пожал ему руку. — Хотелось бы похвастаться, да нечем: происшествие у нас…
— Да-да, знаю! — перебил его Захар. — Кое-что мне рассказал ваш радист, но вот подробности…
— Какие там подробности, — махнул рукой Ревякин. — Не знаешь, что ли, как оно бывает в маршрутах…
Геофизик сокрушенно кивнул:
— Как не знать… И ведь парень-то серьезный — я его еще по университету знаю…
Звякнул телефон. Начальник поднял трубку.
— Ревякин, — назвался он и умолк, слушая. — Ясно, Константин Кузьмич… Да, все понимаю, однако нам оттого не легче… Да, думайте, думайте, а мы со своей стороны что-нибудь… Конечно, связались и еще будем связываться… Добро, будем держать друг друга в курсе… Пока!
Собеседник отключился, однако Ревякин, отведя руку, некоторое время взирал на квакающую трубку, будто видел ее впервые.
— Диспетчер звонил, — проговорил он, не меняя позы. — Что-то там у них не получилось… Пилот не смог сесть… Высота, сложный рельеф, а у него нет этого… права на подбор, посадку… и вообще! — Тут он, словно спохватившись, со стуком почти кинул трубку на аппарат. — Одно к одному! Как назло!.. Придется снова звонить в райком…
— Минуточку! — Захар, привстав со стула, шагнул вперед и навис над Ревякиным, словно хотел сообщить ему некую зловещую тайну. — Послушайте, ведь у меня же вертолет… И у пилота второй класс… лихой парень, он сделает!.. Сейчас переговорим с диспетчером и все оформим…
— Да? — Лицо у Ревякина как бы вмиг посветлело. — Слушай, действительно… Звони Кузьмичу!..
Через пятнадцать минут Захар на экспедиционном «газике» подкатил к своему МИ-4. По пути пришлось заехать в аэрофлотовскую гостиницу за командиром экипажа. Второй пилот, бортмеханик и два техника-геофизика в ожидании команды к вылету уже с раннего утра находились на летном поле.
