Как так? Исход этой битвы решило огнестрельное оружие. Что тогда сделали мечи, кроме как продемонстрировали свою полную неэффективность?

Когда враги пошли на штурм наших позиций, — сказал Таро, — мы встретили их мечами, и мы победили их.

Кажется, память окончательно тебе изменила. Ты уже забыл, как зарывался в кровавую грязь, чтобы укрыться от пуль? Ты не помнишь, как прятался за искромсаными тушами наших лошадей?

Таро не совсем неправ, мой господин, — сказал Хидё.

Должно быть, я присутствовал при каком-то другом сражении. Пожалуйста, расскажите мне о вашем.

Все те тысячи пуль, что выпустили враги, не убили нас, — сказал Хидё. — В конце концов им пришлось пойти на нас в атаку с мечами.

Ты был там, и у тебя язык поворачивается сказать такую нелепицу? Ты наглядно демонстрируешь, почему время самураев минуло. Проблема не в мечах у вас за поясом, а в мечах у вас в голове.

Самураи тысячу лет защищали Японию, — сказал Таро.

Скорее грабили, чем защищали.

Господин, — сказал Таро, — это скверная шутка.

Шутка? Отнюдь. Мы тысячу лет превосходно резали и угнетали тех, о ком вроде как должны были заботиться. Если поставить с одной стороны убитых, а с другой — убийц, кого будет больше?

Мы сражались друг с другом, — сказал Таро. — Мы не воевали против крестьян.

Да ну? На каждого самурая, павшего в битве, сколько приходится затоптаных, заколотых, зарубленых или просто замореных голодом и непосильной работой крестьян? Пять? Десять? Скорее сотня или две. Мы упражнялись во владении мечом. Они, в основном, в умирании.

Такова судьба крестьян, — сказал Хидё. — Они должны принимать ее, как мы принимаем нашу.

Сомневаюсь. Вот французские крестьяне ее не приняли. Они восстали и отрубили головы своим аристократам.

И Гэндзи улыбнулся, как будто эта мысль доставляла ему удовольствие.

Здесь этого произойти не может, — сказал Таро. — Мы — цивилизованный народ. У нас даже крестьяне принадлежат к более высокому рангу. Им такое даже в голову не придет.

Да, я полагаю, ты прав. Печально, не правда ли?

Это повод скорее для гордости, чем для печали, — сказал Таро.

Возможно. А возможно, и нет. Вместо того, чтобы ожидать прихода нашего собственного Царства Террора, было бы разумнее смело совершить перемены и отменить нас, наши владения и весь этот древний принцип господ и вассалов.

Господин! — хором воскликнули Хидё и Таро.

Гэндзи рассмеялся.

Есть такое чужеземное выражение: «Пища для размышлений». Если вы будете меньше беспокоиться и больше питаться, это пойдет на пользу вам обоим.

Его слова были ядом, а не пищей. Князь смеялся, но Таро знал, что Гэндзи имеет в виду ровно то, что сказал.

Теперь же, оглядываясь назад, Таро понял, что именно в тот самый миг он перестал быть верным вассалом князя Гэндзи.

Его первая попытка убить Эмилию провалилась. Вторая не провалится.

Вы уверены, что уже достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы сесть? — спросила Ханако.

Вполне, — отозвалась Эмилия. Теперь, когда она находилась в восстановленной хижине настоятеля, ей было неловко за то, что она так по-дурацки свалилась в обморок. Никаких причин для подобной реакции не было. Из того, что красивая молодая женщина, которую она встретила в лесу, не принадлежала к числу обитательниц храма, еще не следовало, что она видела призрак. Женщина могла прийти сюда из деревни, хотя, пожалуй, она выглядела слишком хорошо одетой для крестьянки. Возможно, это была какая-то прохожая, ненадолго отставшая от своих спутников.

Спасибо, — Эмилия поблагодарила Ханако и приняла чашку с чаем. — Как я уже говорила, она была необыкновенно красивой. Особенно примечательными были глаза. Они ближе к западному типу, чем к азиатскому. Но я думаю, в этом ничего особенного нет. В конце концов, все мы люди, и не так уж сильно отличаемся друг от друга.

Вы сказали, что у нее были очень длинные волосы, — сказала Ханако, — почти до земли.

Да. Насколько я могу судить. Она находилась в тени, а я стояла на свету. Ее трудно было разглядеть.

Она казалась… — Ханако запнулась, подбирая точное слово. — Она казалась расплывчатой?

Ну, не то, чтобы расплывчатой… Игра света и тени часто обманывает зрение. А узор ее кимоно мешал еще больше.

Узор ее кимоно?

Да. — Эмилия была благодарна Ханако за подобную заботу об ее здоровье. Однако же ход и подробность ее распросов казались Эмилии несколько странными. — Он был очень похож на листву деревьев, среди которых она стояла. И из-за этого она почти сливалась с рощей.

Ханако побледнела. Взгляд ее сделался каким-то отрешенным, и она покачнулась. Эмилии на миг даже показалось, что Ханако тоже сейчас потеряет сознание. Но та все же удержалась, хотя и оперлась руками об пол, чтобы не упасть.

Что случилось? — спросила Эмилия.

Ханако ответила не сразу. Она не знала, что сказать. Что будет лучше для Эмилии, знать или не знать? Она была убеждена, что Эмилия видела госпожу Сидзукэ, принцессу-ведьму, которая то ли спасла клан на заре его существования, то ли наложила на него проклятие, не избытое до сих пор. Или, быть может, верно было и то, и другое. Большие глаза, длинные волосы, полупрозрачность — именно ее Эмилия ошибочно приняла за узор на кимоно. Она просто видела сквозь нее. Все произошло в точности так, как и предсказывал свиток — встреча состоялась в монастыре Мусиндо, в старой келье, что служила ей домом в годы детства. Тогда, быть может, и прочие упоминающиеся в нем предсказания окажутся правдой.

Лишь те, в ком есть кровь Окумити, могли видеть госпожу Сидзукэ. Раз Эмилия видела ее, значит, оставалась лишь одна возможность, какой бы невероятной она ни была.

Тот день, когда уехала госпожа Хэйко, — сказала Ханако. — Шесть лет назад.

Я прекрасно его помню, — отозвалась Эмилия. Тогда она в последний раз видела Хэйко и Мэттью Старка. Их корабль в час прилива отплыл в Калифорнию.

Госпожа Хэйко сказала мне нечто такое, чему я не поверила. — Ханако поколебалась и добавила: — Но теперь верю.

Был Новый год по японскому календарю, первое новолуние после зимнего солнцестояния, в шестнадцатый год царствования импервтора Комэй. Хэйко не верилось, что она еще когда-либо увидит родную землю.

Пусть волны храбрости несут вас вперед, — сказал Гэндзи, — и пусть волны памяти принесут вас домой.

Произнося эти слова, он смотрел прямо ей в глаза.

Шестеро друзей собрались вместе перед отплытием «Вифлеемской звезды». Гэндзи, Хэйко, Хидё, Ханако, Эмилия и Старк поклонились и осушили маленькие, предназначенные для церемоний чашечки сакэ. Год пролетел быстро, и за это время многое изменилось.

Хидё, гуляка, игрок и бездельник, стал главой телохранителей князя. Он проявил мужество в яростных сражениях на перевале Миё и у стен монастыря Мусиндо. Никто не разглядел подобных достоинств, скрытых в той ленивой бездари, какой прежде был Хидё. Никто, кроме князя Гэндзи, который неожиданно для всех повысил Хидё в ранге.

Господин Хидё, — произнес Гэндзи. — Хорошо звучит, не правда ли?

Когда Хидё был назначен на должность главы телохранителей, он был одновременно с этим наделен землей. А следовательно, теперь его следовало именовать господином.

Лицо Хидё сделалось красным, словно седалище горной макаки.

Я никак не могу к этому привыкнуть, мой господин. Я чувствую себя самозванцем.

Все рассмеялись — по-доброму. Все, кроме Гэндзи. Он заговорил, и то, что он говорил тихо, лишь подчеркивало серьезность его слов.

Ты ни в коем случае не самозванец. Я не знаю более искреннего человека, чем вы, господин Хидё. И думаю, что я за всю жизнь не встречу никого, кто превзошел бы вас в этом отношении, разве что, быть может, будды и боги.

Кровь мгновенно отхлынула от лица Хидё, а глаза увлажнились, и плечи поникли. Бесстрашный и стойкий в битве, он так легко давал волю слезам в волнующие моменты, что подчиненные прозвали его «командир Кабуки».