Да, это мне уже сказала Сидзукэ. Думаю, с твоей подачи.

Полагаю, она со своим простодушием и прямотой сделала это куда лучше, чем удалось бы мне.

И почему мне об этом не сказали раньше? В ее изложении это скорее напоминало проклятие, чем дар.

Мне много что следовало бы уже давно тебе рассказать. Одно умолчание вело к другому, другое — к третьему, и так далее.

Макото пожал плечами.

А какая разница? Все равно провидицей станет Сидзукэ. У меня никаких видений не было.

И у нее тоже. Это свойство проявляется совершенно непредсказуемым образом. Оно часто раскрывается в период созревания, особенно у женщин. А может раскрыться и намного позже. Не существует способа определить, кто из вас это будет.

И я полагаю, что способов подготовиться к этому нету тоже, — сказал Макото.

Только один — просто принять мысль о том, что такое возможно, — отозвался Гэндзи.

Князь умолк и молчал так долго, что Макото решил, что разговор окончен. Он уже решил было отправиться на другой участок огорода, когда Гэндзи заговорил снова.

Насчет признания: я готов признать тебя. И готов объявить своим наследником вместо Сидзукэ.

Макото рассмеялся. Он знал, что это невежливо, но не удержался.

Вопрос не в признании, князь Гэндзи. Я нуждался в нем двадцать лет назад. Теперь в нем нет никакого смысла. Что же касается наследника — у вас уже есть наследница, и вполне подходящая.

И Макото принялся помогать Горо насыпать бордюр.

Горо, — сказал Макото.

Горо, — улыбнувшись, ответил Горо.

Макото, — сказал Макото.

Все так же продолжая улыбаться, Горо сказал: «Кими», и снова сосредоточил внимание на входящее в землю лезвии мотыги.

Макото улыбнулся Гэндзи.

Я твердо намерен до отъезда научить его говорить мое имя.

Если он это сделает, то назовет тебя своим преемником, и тогда ты уже не сможешь уехать.

Макото и Гэндзи посмотрели друг на друга. Макото рассмеялся. Гэндзи лишь улыбнулся — как обычно, легко и едва заметно.

Дети из деревни Яманака часто играли среди развалин старинного храма, расположенных на холме над их долиной. Большинство из них боялись этого места. Здесь всегда раздавались какие-то странные звуки, и если они и не были на самом деле стонами терзаемых душ, завыванием призраков и злобным хихиканьем демонов, то достаточно походили на таковые, чтобы дети навоображали себе все эти кошмары. Это-то и было одной из причин, по которой они сюда приходили, поскольку они, как и все дети, любили побояться — если могли перестать бояться прежде, чем страх сделается нестерпимым. Еще одна причина заключалась в том, что Кими, их заводила, любила играть здесь. А ей это нравилось потому, что она, хоть и была одной из самых младших и самых маленьких в этой компании, была еще и одной из двух детей, которые не боялись этого места. Вторым был Горо. Горо не боялся потому, что он был дурачком, как и его мать, деревенская дурочка. Он не выглядел ребенком, поскольку был крупнее любого мужчины в селе, намного крупнее, да и лицом походил скорее на мужчину, чем на ребенка. На самом деле, он бы уже мог считаться мужчиной, но вел себя настолько по-детски, что у детей никогда даже и не возникало вопроса, отчего он водится с ними.

Однажды, когда они пришли на холм, чтобы поиграть, один из детей вдруг завопил:

Смотрите! Призрак!

У остатков каменной стены, некогда окружавшей храм, виднелся смутный силуэт. Некоторые дети, которые попугливее, кинулись было наутек.

Ничего это и не призрак! — возразила Кими. — Это человек.

Человек сидел настолько неподвижно, а одежда его была настолько неяркой и выцветшей, что казалось, будто он проступает из стены, словно тень. Он был старый, бритоголовый, со впалыми щеками и невозмутимым взглядом ярких глаз. Рядом с ним на земле лежали коническая соломенная шляпа и деревянный посох.

Ты кто? — спросила Кими.

Отрекшийся и паломник, — отозвался неизвестный.

Кими знала, что отрекшийся — это тот, кто ушел от мира. А паломник — это тот, кто странствует в поисках просветления или во искупление какого-то прегрешения. У них в деревне никогда не было ни тех, ни других. У них вообще никого не было, кроме бедных крестьян. Все, что они делали, и сами они принадлежало их господину. Впрочем, бедные крестьяне и не искали просветления, поскольку изможденные люди, постоянно живущие на грани голода, куда больше нуждаются в пище и сне, чем в мудрости. И они не путешествовали во искупление прегрешений, поскольку даже если бы у них и было время путешествовать — а этого времени у них не было, — все равно вся их жизнь была искуплением за грехи, совершенные неведомо когда, то ли в одной из прошлых жизней, то ли в какой другой. Если этот старик — отрекшийся, возможно, его жизнь изменила встреча с Буддой, или с богом, или с демоном. Возможно, он может рассказать что-нибудь интересное.

А от чего ты отказался? — полюбопытствовала Кими.

Почти от всего, — ответил монах.

А где ты путешествовал?

Почти нигде.

Нет, так дело не пойдет. Кими решила спросить что-нибудь попроще.

Как тебя зовут?

Дзенген, — сказал старый монах.

А что значит «Дзенген»?

А что значит любое имя?

Ну, вот мое имя означает «несравненная», — пояснила Кими. — Его зовут Горо, только на самом деле он не Горо. Это мы так сокращаем имя Горосуку, которое означает «мошенник». Уж не знаю, почему его так зовут. Он никогда не мошенничает. А что означает «Дзенген»?

А что значит любое имя? — снова повторил Дзенген.

Я же тебе сказала, что означает мое имя. «Несравненная». — Кими уже засомневалась, то ли этот монах святой, то ли чокнутый. Их частенько трудно было различить, особенно когда дело касалось монахов, исповедующих дзен — а судя по его имени, этот старик был как раз из них. Хотя мог быть и просто сообразительным сумасшедшим.

А что означает «несравненная»?

Ну, я думаю, это означает, что никто не может сравниться со мною.

А что это значит, что никто не может сравниться с тобою?

А что вообще что-нибудь значит? — спросила Кими. — Если ты и дальше будешь задавать вопросы, ты можешь задавать их вечно и так никогда и не получить ответа.

Старый монах сложил руки в гассё, буддийском жесте приветствия, поклонился и сказал:

Добро пожаловать.

Добро пожаловать? Я теперь должна поблагодарить тебя?

Тебе решать, что тебе делать и чего не делать, — отозвался старый монах.

А за что я должна тебя благодарить?

Если ты и дальше будешь задавать вопросы, ты можешь задавать их вечно и так никогда и не получить ответа.

Именно это я тебе только что и сказала.

Спасибо, — сказал Дзенген и снова поклонился.

Кими рассмеялась. Затем она поклонилась в ответ, сложив руки точно так же, как это делал он. Она все еще не поняла, что этот старик, святой или чокнутый, но он был занятный. Никто в их деревне не разговаривал так, как он.

Добро пожаловать.

Здесь был храм, — сказал старый монах.

Да, давным-давно. Еще до того, как я родилась.

Монах улыбнулся.

Да, действительно давно. Ты знаешь, как он назывался?

Мама его называла Му-как-то-там. Наверное, она шутила.

Одно из значений слова «му» было «ничто».

Старик прищурился. Он распутал свои ноги, лежавшие до этого в позе лотоса, и встал.

Возможно ли это? — произнес он.

Он взглянул на стеру, на камни фундамента, затерявшиеся в траве, на упавшую багку главного зала, теперь уже почти сгнившую.

Я нахожусь в княжестве Ямакава.

Да, — подтвердила Кими. — Наш господин — князь Хиромицу. Он — не очень влиятельный князь, но он — союзник…