За многие годы я часто думал об этом, имея возможность наблюдать за привычками этого удивительного человека, и дал бы два ответа на этот вопрос: ирландская сентиментальность и истинная внутренняя увлеченность.

Я видел в Уэлче проявление и того и другого.

Никогда в этом не было фальши.

Уэлч позвонил мне, узнав о несчастье с моей тещей. Перед операцией по удалению груди ей вводили антикоагулянт, у нее образовался тромб, и она скончалась! Я был просто убит горем и сказал ему тогда: «Может быть, вы не выносите свою тещу; а я свою любил».

Джек расспросил, как все произошло. «Какое средство ей вводили? Почему не стали вводить повторно после проведения операции?» У него был патологический страх перед болезнями и приемом лекарств. Потом он добавил: «Эти чертовы доктора! Вам следует пойти домой и побыть рядом с женой».

Спустя несколько лет мне действительно пришлось быть рядом с женой; и Джек, и исполнительный офис, и медицинский департамент GE очень меня поддержали в эти минуты.

Мы приехали в торговый центр, чтобы купить сандалии, шляпы и солнцезащитные средства перед нашей поездкой на Багамы. Разделившись на группы – Бет с дочерью, а я с одним из сыновей, – мы пошли делать покупки, договорившись встретиться через час, чтобы вместе поехать домой.

Ровно в три никого не было. Прошло еще сорок пять минут.

Мы с сыном метались вокруг парковки, пока не появилась дочь со словами, что в книжном магазине маме стало плохо и ее увезли на обследование в больницу.

Мы не думали ни о чем плохом, когда ехали в больницу Бриджпорта.

Бет было уже лучше. Ей сделали компьютерную томографию. Доктор пригласил меня в отделение экстренной медицинской помощи, предложил присесть, что было недобрым знаком, и сказал, что у Бет опухоль мозга. И действительно, это оказалась злокачественная астроцитома.

Мы отменили поездку и согласились на операцию, которую должны были сделать через три дня, потом была химиотерапия и лучевая терапия, благоприятных прогнозов никто не давал.

Мне было очень тяжело. Я занимался работой, но больше слонялся по офису, а потом не мог найти себе места и дома. По электронной почте мне приходили теплые письма от руководства нижнего и среднего звена, где они писали, что молят бога за то, чтобы все обошлось. Они беспокоились за Бет, ведь многие из них были знакомы с ней.

Джек тоже звонил озабоченно и с некоторой нервозностью.

Один из врачей, работавших в GE, Кен Гроссман, сопровождал нас после операции на консультацию со специалистами.

Проходили месяцы, назначали лучевую и химиотерапию, а Бет только смеялась, а потом сказала, чтобы я перестал слоняться, попросил отгул и отправился поиграть в гольф, пока не похолодало.

Я так и сделал, взяв с собой молодого, подающего надежды Марка Вэйчена. Мне удалось отвлечься от всего.

Находясь на одиннадцатой лунке на площадке ти, я услышал сигнал пейджера и позвонил Дайане, своему администратору.

– Звонил мистер Уэлч. Интересовался состоянием Бет. Вы не хотите перезвонить ему?

До отставки Джека оставались последние недели, он уже отходил от дел, а Джефф Иммельт уже натягивал вожжи.

Я догадывался, что меня скоро рассчитают, потому что Джеффу не нужны были спичрайтеры. Моя скромная персона становилась слишком дорогостоящим и не очень привлекательным украшением корпорации.

Я хотел попросить Джека о последнем одолжении – это было первое обращение с моей стороны – поддержать меня в просьбе о предоставлении наиболее выгодного социального пакета. Я обратился к моему партнеру по гольфу Марку:

– Звонил Джек, спрашивал о Бет. Могу я перезвонить ему сейчас или подождать, пока получу то, что мне причитается?

– Повремените, пока не сформулируете, чего вы хотите. (Сорокатрехлетний новичок учит специалиста по вопросам коммуникации, как говорить с президентом компании!)

Я так и поступил. Закончив игру в гольф, я вернулся в офис, взял свой блокнот и написал все, что должен был сказать Уэлчу.

Позвонил Джек, я ответил на его вопросы о состоянии здоровья Бет, поблагодарил за беспокойство и заботу. И вдруг он спросил:

– Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Я начал свою подготовленную речь:

– Вы мне ничем не обязаны, это я вам обязан всем, но у меня есть просьба. Нисколько не сомневаюсь, что меня «попросят». Джефф не нуждается в спичрайтере.

Я все прекрасно понимаю, и в этом нет проблемы. Проблема заключается в том, что мне самому придется растить и ставить на ноги троих детей, если что-то случится с моей женой, и я хотел бы получить достойный соцпакет – по максимуму.

– Кто вам сказал, что они собираются это сделать? Подождите. Я перезвоню вам через пару дней и все скажу. Не волнуйтесь.

На следующий день Уэлч перезвонил:

– Я разговаривал с Биллом Конати (старшим вице-президентом, руководившим HR). В ближайшее время они не собираются делать ничего подобного, но если это произойдет, то вы получите самый лучший соцпакет.

Вышло по-другому: отставка последовала уже через шесть месяцев (что меня потрясло), но сделка была очень выгодной, как мне и обещали.

Джек стал несколько самонадеяннее и заносчивее в 90-е годы и не так много времени уделял репетициям выступлений. В 80-е и начале 90-х мы запирались от всех в зале заседаний совета директоров в Фэрфилде и могли репетировать какое-нибудь выступление час или два. Джек стоял за трибуной, а я сидел поодаль с магнитофоном, нажимал на кнопку и говорил: «Начали!»

И он начинал; я делал какие-то записи, иногда вставлял замечания, но большей частью просто сидел и скучал после второго прогона. Первое прослушивание проходило замечательно, второе – хорошо, а когда дело доходило до третьего, слова отскакивали от моей распухшей за последние две недели головы, и сознание отключалось.

Доведенный до скуки, я едва сдерживал зевоту, изо всех сил сжимая зубы.

Из состояния полудремы меня выводил его пронзительный голос:

– Минутку! Зачем мы опять это повторяем? Разве у нас не говорилось об этом в начале?

Резкими движениями Джек начинал перелистывать записи выступления.

– Может, и говорилось, но другими словами. Можно убрать – сэкономим время.

– Во сколько минут мы укладываемся?

– В семнадцать.

– Слишком растянуто. Может, убрать эту ерунду про тренировки?

– Невозможно, Джек. Это одна из самых важных частей.

– Ну, может, и так. А не убрать ли кусок про бюрократию? Сократим сразу на три-четыре абзаца.

– Тогда нужно сделать какой-то логический переход.

– Вот и сделайте. Вы ведь спичрайтер. Продолжим…

И ритуал повторялся. Наконец появлялась Розанна, жда ла, когда Джек ее заметит, и, поймав на себе его взгляд, говорила, что его ждет президент Клинтон, Элизабет Тейлор или воскресший Христос…

– Ладно, Билл. Вернемся к этому позднее. Может, в шесть? Хорошо?

– Ладно. Я буду здесь, – в этот момент у меня перед глазами вставали девять лунок, и я спускался вниз, чтобы позвонить друзьям и отменить игру.

Надо же! Выпускник школы бизнеса с шестизначной зарплатой тоскует, репетируя весь вечер с суперзвездой мирового бизнеса, пропуская игру в гольф со своими помешанными на нем приятелями.

Может быть, Уэлч прав. Какой же я засранец… Мне быстро становится скучно, поэтому я считаю недопустимым, чтобы слушатели начинали скучать.