Руководитель нашего направления двигателей сделал очень смелую презентацию, обратившись к вопросу переосмысления бизнеса, существовавшего уже сто лет, изучив участки крупносерийного производства на предмет того, могут ли они быть источником высокой прибыли. В своей презентации он утверждал, что некоторые крупные производственные линии отстают по рентабельности от иных низкосерийных производственных участков.

Меня взволновало это выступление, потому что речь шла о возможности использования этой практики многими – в качестве и метода обучения, и совместного применения. Однако реакция Ларри Боссиди, к моему удивлению, была негативной: «Эта речь рассчитана на людей с низким IQ».

Я сказал Фрэнку Дойлу от себя, что именно такими всегда должны быть наши выступления и так мы должны учиться друг у друга. И, недоумевая, передал ему реакцию Ларри.

Выходя из комнаты, Фрэнк произнес: «Думаю, он сказал так, потому что в этом выступлении есть подтверждение идей самого Ларри». Я был ошарашен.

Джек после этого выступления в Фэрфилде сказал: «Я не позволю ему устанавливать здесь свои правила игры». Это было в 1984 году.

«Или вы знаете больше, чем говорите мне, или это просто мыльный пузырь». Такой мыльный пузырь подбросила Зои Бэйрд, которую люди постарше помнят как первого кандидата на пост генерального прокурора при Билле Клинтоне.

Она была главным юристом GE, приятной дамой и хорошим специалистом. Но выступления ей не удавались. Не сложились и ее отношения с Джеком. И ей от него доставалось.

Самыми плохими ораторами в корпорации являются юристы, инженеры и экологи. Как-то в Кротонвилле, читая лекцию группе юристов GE, я обратился к их руководителю, вице-президенту, с вопросом: «Что я могу рассказать людям, которые зарабатывают на жизнь ораторским искусством, аргументируя судебные прецеденты и выступая в суде?»

Она ответила: «Скорее вы говорите о судебных адвокатах. Юристы в корпорации самые плохие докладчики. Бизнесменов они просто утомляют, запутывают, и те ненавидят их слушать. Им нужно с этим помочь».

Горе было тому выступающему, чья речь не соответствовала стандартам Джека. Вот несколько типичных примеров реакции с его стороны.

«Первое, что мы сделаем на следующей неделе, – уволим этого беднягу: слишком много патетики и мало энергии». За этим следовал ряд непристойных слов, написать которые я просто не могу из уважения к своей матери.

К Боссиди: «Ларри, не хочу быть грубым, но мы напрасно тратим на него время». «Грубый» – это был эвфемизм дня. Я же представлял при этом, как искалеченного беднягу вытаскивают из дымящегося кратера к столу заседаний.

«Какое дерьмо!», «Какая скучища!» – занятно было послушать эти забавные комментарии к выступлениям – но только если не думать о том, что это может грозить крахом вашей карьере.

Иногда он употреблял слова, значение которых трудно было понять. Когда кто-нибудь пытался уточнить у меня, что имел в виду Джек, я только разводил руками:

«Единственное, что я могу сказать: это явно нельзя считать комплиментом».

Иногда проблемы с пониманием возникали в связи с тем, что он заикался, особенно в первые годы. Было просто невыносимо наблюдать, как он, впадая в ярость, начинал жутко заикаться.

Если во время презентации его возмущали какие-то выводы или рекомендации, то он мог прервать выступление и разразиться криками. Но это был тот полезный фермент, который необходим для нормального процесса брожения. Все это давало возможность найти компромисс, особенно если выступающий владел ситуацией и мог парировать, опираясь на реальные данные и разумные аргументы. Тогда он очень дружелюбно уверял выступающих, что те проделали огромную работу, он это очень ценит и их руководители тоже должны об этом знать.

Провальные выступления – это те, которые не были доработаны в процессе подготовки, не были продуманы или их вообще не готовили. Джек считал, что причиной могло быть отсутствие серьезного подхода и даже легкомыслие. Не попадайтесь на этом!

Джон Маклафлин и вся его группа, которым мы спонсировали воскресную телевизионную передачу, были приглашены показать ее версию на встрече членов правления GE в Фениксе. В день их выступления мы с Джоном и Джойс Хергенхан сидели у бассейна и пили пиво. Джон предложил мне быть у него спичрайтером, но я пошутил, что это будет ему не по карману.

Я объяснял в общих чертах, чего именно Джек хочет от них: получасовое шоу после ужина, не для эфира, а для почти ста пятидесяти членов правления. Уэлч несколько раз повторил мне, что «оно не должно затянуться на всю ночь».

Я обратил на это внимание Джона, который заверил меня, что все будет в порядке, и попросил не волноваться.

Но я все же беспокоился, и постановочная группа сделала мне несколько больших, как плакаты, табличек, с которыми я должен был находиться в конце зала. На них были надписи: на одной – «10 минут», на другой – «5 минут», а также «2 минуты» и «1 минута». К тому же у меня была еще одна табличка, похожая на дорожный знак «стоп», которую я должен был поднять последней. Я показал их Джону, которого это развеселило, и он снова повторил мне: «Не волнуйтесь».

Под конец ужина Уэлч поинтересовался у меня, все ли под контролем, что я тут же подтвердил.

Шоу группы Маклафлина началось. Они обыгрывали период правления Рейгана. Было так здорово, что табличку с надписью «10 минут» я поднял только после тридцати минут представления, а «5 минут» – точно по времени. Джек это заметил.

Наконец я поднял знак «стоп» и стал ходить, размахивая им. К тому моменту шоу длилось уже пятьдесят – пятьдесят пять минут. Вдруг я увидел, как Джек, смеясь, показывает своим соседям по столику на меня и мою табличку. Меня это разозлило, но я продолжал свое дело. Я уже подумывал, не попросить ли технический персонал отключить микрофоны, но в GE не принято было так поступать с гостями.

Но вот представление закончилось. Оно было веселое, но очень длинное. Мне пришлось оправдываться перед Джеком, ссылаясь на заверения Джона. Уэлч, все так же смеясь, сказал: «Не переживайте, Билл. Он обычное ирландское трепло».

Более жесткий отзыв он дал другому человеку после презентации на собрании членов правления в 90-е годы, уже в Кротонвилле.

Один из новых вице-президентов выступил с речью, которую я хорошо помнил еще со времени ее подготовки, а также по его выступлению в «Бока-Ратоне» девять месяцев назад. Выступление было замечательным и тогда, и теперь.

Во время кофе-брейка Уэлч громко и зловеще произнес, обращаясь к Ларри Боссиди: «Ларри, неужели мы сделали ошибку, избрав этого парня в члены правления? В этом выступлении нет ни одной новой мысли. Это в точности то же самое, что он говорил в „Бока-Ратоне“». Человек двадцать из членов правления, естественно, все это слышали.

К счастью, как я потом узнал, «этот парень» сумел все исправить, и с тех пор у него все шло хорошо.

В Кротонвилле, в нашей любимой Школе управления, Уэлчу лучше всего удавалось обуздать свою пылкую натуру. Он преподавал на многих курсах, но сам не посетил ни одного со времени открытия школы в 50-х годах. Думаю, что он тайно этим гордился. Нам всем приходилось слышать, как «сделавшие себя сами» миллионеры хвастались, что не заканчивали университетов. Доктор Уэлч, вероятно, так же думал о Кротонвилле, но никогда этим не хвастался, потому что любил его и вкладывал в него миллиарды, пока находился на своем посту.