Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Поставил машину на ручной тормоз, не заглушая мотор.

– Пожалуйста… – повторила она.

Он посмотрел на неё.

– Думаешь, мне этого хочется? Думаешь, мне нравится эта идея? Мы были почти помолвлены! – Он открыл левую дверцу. – Будь умницей… – Выбрался из машины на асфальт, продолжая держать скорчившуюся на сиденье фигуру под прицелом своего револьвера. – Выходи здесь, – приказал он. – Выходи с этой стороны.

– Пожалуйста…

– Ну, и что же я должен сделать, Эллен? Я же не могу тебя отпустить, так ведь? Я же просил тебя, давай вернёмся в Колдуэлл, никому ничего не говоря, так? – Он раздраженно махнул револьвером. – Выходи.

Она начала бочком сдвигаться по сиденью к распахнутой дверце, прижав к себе связанными руками свою сумочку. Наконец тоже выбралась на асфальт.

Он направлял её стволом револьвера, описывая им дугу, пока она не остановилась у края площадки спиной к полю. Сам же он оказался посредине между автомобилем и ею.

– Пожалуйста, – пробормотала она, прижимая к себе сумочку, пытаясь прикрыться ею как щитом, – пожалуйста…

14

Из подшивки «Горниста», Блю-Ривер, четверг, 15 марта 1951 года:

У НАС ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

НЕИЗВЕСТНОГО ГАНГСТЕРА РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ

Вчерашней ночью в течение двух часов вооружённый револьвером неизвестный мужчина совершил два зверских убийства. Его жертвами стали Эллен Кингшип, уроженка Нью-Йорка в возрасте двадцати одного года, и Дуайт Пауэлл, уроженец Чикаго, двадцатитрёхлетний студент предпоследнего курса Стоддардского университета…

Убийство Пауэлла произошло в десять часов вечера, в доме миссис Элизабет Хониг, 1520 по Тридцать пятой улице в Западном секторе, где погибший снимал комнату. Согласно полицейской реконструкции событий, Пауэлл, войдя в дом в 9:50 в компании мисс Кингшип, поднялся в свою комнату на втором этаже, где натолкнулся на вооружённого грабителя, который проник в дом ранее, взломав дверь чёрного хода…

…проводивший освидетельствование медэксперт установил, что смерть мисс Кингшип произошла где-то около полуночи. Тело, однако, оставалось ненайденным до 7:20 сегодняшнего утра, пока Уиллард Херн, мальчик одиннадцати лет, проживающий на близлежащей от места преступления ферме Рандалия, не пересёк примыкающее к площадке ресторана поле… Полиции удалось узнать от Гордона Ганта, диктора КБРИ и приятеля мисс Кингшип, что она является сестрой Дороти Кингшип, которая в апреле прошлого года совершила самоубийство, бросившись вниз с крыши здания Муниципалитета Блю-Ривер…

Ожидается, что Лео Кингшип, президент корпорации «Кингшип Коппер», отец убитой девушки, прибудет в Блю-Ривер сегодня днём, сопровождаемый своею дочерью Мэрион Кингшип.

Из редакционной статьи в «Горнисте», Блю-Ривер, четверг, 19 апреля 1951 года:

УВОЛЬНЕНИЕ ГОРДОНА ГАНТА

Объясняя причины увольнения Гордона Ганта со службы (читайте посвящённую этому статью на пятой странице), администрация КБРИ указывает на то, что «несмотря на неоднократные предупреждения, он злоупотребил своим доступом к микрофонам (микрофонам радиостанции КБРИ), продолжая отпускать издевательские, глумливые, граничащие с клеветой замечания на счёт Департамента полиции». Поводом для них всякий раз являлось расследование дела о случившемся месяц назад двойном убийстве Кингшип и Пауэлла, дела, интерес к которому у мистера Ганта принял очень личный и несколько саркастический характер. Его публичная критика полиции была, по меньшей мере, нетактична, но, учитывая тот факт, что никакого прогресса в расследовании дела до сих пор не было достигнуто, мы вынуждены согласиться если не с уместностью его замечаний, то с их справедливостью.

15

В конце учебного года он вернулся в Менассет и принялся целыми днями сидеть в доме родителей, то в одной, то в другой комнате, предаваясь сильнейшему унынию. Мать пыталась побороть его подавленность, но потом сама заразилась ею. В спорах они доводили друг друга до белого каления. Чтобы вырваться из дома и, заодно, уйти от самого себя, он опять устроился на работу в магазин мужской галантереи. С девяти до половины шестого он стоял за стеклянным прилавком, стараясь не глядеть на обрамляющие его планки отполированной до блеска меди.

В один из июльских дней он вытащил из шкафа свой выкрашенный в серый цвет сейфик. Открыл его, водрузив на стол, и достал оттуда вырезки, касающиеся убийства Дороти. Порвал их в мелкие клочки и выбросил в мусорную корзину. То же самое проделал с вырезками по Эллен и Пауэллу. Затем взял рекламные проспекты Кингшип Коппер; он во второй раз заказал их, когда начал ухаживать за Эллен. Стиснув их в своих руках, чтобы тоже порвать, он грустно усмехнулся. Дороти, Эллен…

Это было похоже на другую троицу: Вера, Надежда… И Любовь – просилось на ум, чтоб закончить перечисление.

Дороти, Эллен… Мэрион.

Он улыбнулся над собой и снова стиснул проспекты.

Но обнаружил, что не может их порвать. Медленно он опустил их на стол, машинально разглаживая самим же помятую бумагу.

Сейф и проспекты он отодвинул к дальнему краю стола, а сам сел за него. Озаглавил лист бумаги «Мэрион» и разделил его на две части вертикальной чертой. Вверху слева написал: «Pro», справа – «Con».

Столько было пунктов, чтобы перечислить их в столбце «Pro»: месяцы разговоров с Дороти, месяцы разговоров с Эллен; всё это было перенасыщено упоминаниями про Мэрион; её симпатии, антипатии, мнения, её прошлое. Он представлял её себе как живую, хотя на самом деле ни разу не видел наяву: одинокую, разочаровавшуюся, неприкаянную… Сочетание что надо.

Внутренне он был уже настроен «Pro». Ещё один шанс. Главное – попасть в струю, и тогда две предыдущие неудачи сразу забудутся. И потом, три – это счастливое число, в третий раз должно повезти; во всех детских сказках говорится о третьей попытке, третьем желании и третьей возлюбленной…

На ум ему не приходил ни один пункт, подходящий к заголовку «Con».

Вечером он порвал список «Pro» и «Con» и начал новый, перечисляя в нём черты характера Мэрион Кингшип, её суждения, симпатии и антипатии. Он сделал в нём несколько записей и в последующие недели регулярно их дополнял. Во всякую свободную минуту он принуждал себя вспоминать разговоры с Дороти и Эллен; беседы в закусочных, между занятиями, во время прогулок, на танцах; обрывочные слова, реплики, фразы из омута своей памяти. Иногда целые вечера он проводил лёжа на спине, вспоминая; меньшую, подчинённую сознанию часть своего разума заставлял зондировать другую его часть, большую, погружённую в бессознательную жизнь, проверять её как бы счётчиком Гейгера, щёлкающим на имя Мэрион.

По мере того, как список разрастался, поднимался и его боевой дух. Временами он доставал бумагу из сейфика, даже когда ему нечего было прибавить к своему списку, просто хотел полюбоваться им, восхититься проницательностью, систематичностью, интеллектуальным потенциалом, выраженными в нём. Это было почти так же здорово, как и коллекционирование вырезок по Дороти и Эллен.

– Ты спятил, – сказал он себе однажды вслух, глядя на свой список. – У тебя крыша едет, – упоённо повторил он. Ведь на самом деле думал он совсем другое; он считал себя отважным, дерзким, талантливым и отчаянно решительным.

– Я решил бросить учёбу, – сказал он матери в один из августовских дней.

– Что? – Она стояла в дверях его комнаты, маленькая, худенькая, с рукою, застывшей в воздухе, на полпути к седым всклокоченным волосам.

– В ближайшие недели я направляюсь в Нью-Йорк.

– Ты обязан закончить обучение, – жалобно сказала она. Он молчал. – Что там, ты нашёл работу в Нью-Йорке?

– Нет, но скоро найду. У меня есть идея, над которой я хочу поработать. Как… как бы проект.

– Но ты обязан закончить обучение, Бад, – повторила она нерешительно.

39
{"b":"133712","o":1}