Он повернулся, достав карандаш и зелёную книжечку из зажима на своём поясе.

– Послушайте, – начал он, не открывая взгляд от странички, на которой писал, – сегодня вечером в «Парамаунте» возобновляют показ хорошей картины. «Потерянный горизонт». Не хотите посмотреть?

– Я…

– Вы сказали, что никого не знаете в городе.

Она как будто задумалась на секунду.

– Хорошо, – согласилась она.

Он взглянул на неё и улыбнулся, на этот раз без всякого усилия.

– Класс. Где я могу вас найти?

– В отеле «Нью-Вашингтон». В фойе.

– В восемь часов, о'кей? – Он вырвал счёт из книжечки. – Меня зовут Дуайт. Как и Эйзенхауэра. Дуайт Пауэлл. – Он смотрел на неё, ожидая ответа.

– Меня – Эвлин Киттридж.

– Вот и познакомились, – сказал он, улыбаясь. Она засияла ответной широкой улыбкой. Какая-то тень скользнула по лицу Пауэлла: удивление? – воспоминание?

– Что случилось? – спросила Эллен. – Почему ты так на меня смотришь?

– Твоя улыбка, – сказал он с трудом. – Точь-в-точь как у девушки, которую я когда-то знал.

Последовала пауза, затем Эллен сказала решительно:

– Джоан Бэкон или Бэском или как-нибудь ещё. Я пробыла в этом городе только два дня, и двое сказали мне, что я похожа на эту Джоан…

– Нет, – возразил Пауэлл, – её звали Дороти. – Он сложил счёт. – Ланч за мой счёт. – Он помахал рукой, пытаясь привлечь внимание сидевшего у входа в аптеку кассира. Вытянув шею, показал на счёт, на Эллен, на себя, а потом сунул сложенный листок себе в карман. – Всё улажено, – сказал он.

Эллен, поднявшись с табурета, надевала своё пальто.

– В восемь часов в фойе «Нью-Вашингтон», – повторил Пауэлл. – Ты там остановилась?

– Да, – она заставила себя улыбнуться. Она легко угадывала ход его мыслей: сговорчивая чувиха, приезжая, живёт в отеле. – Спасибо за ланч.

– Не за что.

Она подняла с табурета свою сумочку.

– Увидимся вечером, Эвлин.

– В восемь часов, – сказала она. Она повернулась и направилась к выходу из аптеки, стараясь шагать неспешно, чувствуя на себе его взгляд. У дверей она оглянулась. Он поднял руку и улыбнулся. Она повторила этот жест.

На улице она поняла, что у неё трясутся колени.

Эллен была в фойе в 7:30, чтобы Пауэллу не представилась возможность спросить у дежурного администратора, как позвонить в номер мисс Киттридж. Он появился без пяти восемь, поблёскивая узкой полоской усов, нервно улыбаясь (сговорчивая чувиха, приезжая…). Он разузнал поточнее, что «Потерянный горизонт» начинается в 8:06, так что им пришлось взять такси, хотя отель и кинотеатр разделяли всего пять кварталов. Где-то в средине фильма Пауэлл обнял Эллен своею рукой. Краем глаза она не переставая видела его ладонь, охватившую её плечо: эта рука ласкала Дороти, а потом с силою толкнула её… быть может…

Здание Муниципалитета находилось в трёх кварталах от кинотеатра и менее, чем в двух – от гостиницы. Они проходили мимо него на обратном пути в отель, по другой стороне улицы. В нескольких окнах верхнего этажа угадываемого в темноте фасада горел свет.

– Это самое высокое здание в городе? – спросила Эллен, глядя Пауэллу в лицо.

– Да, – подтвердил он. Его взгляд при этом был уставлен на тротуар, по которому они шагали, куда-то футов на двадцать вперёд.

– Какая у него высота?

– Четырнадцать этажей, – он продолжал смотреть во всё том же направлении. Эллен подумала: «Когда тебя спрашивают про высоту чего-нибудь в пределах видимости, вполне естественно ещё раз поглядеть на этот объект, даже если знаешь ответ заранее. Если только тут не кроется особой причины для нежелания это делать».

Они сидели в кабинке отделанного чёрным деревом коктейль-бара гостиницы, наполненного тихими звуками фортепьяно, и пили виски-сауэр. Разговор не клеился, Эллен с трудом вытягивала слова из Пауэлла, который как будто намеренно медлил с ответами, осторожничал. Взвинченное оживление, в котором он начал вечер, слетело с него, когда они проходили мимо здания Муниципалитета, вернулось к нему опять, когда они вошли в отель, и теперь неуклонно угасало, всё больше и больше с каждой минутой, проведённой ими в обтянутой красной кожей кабинке.

Заговорили про работу. Пауэллу не нравилась его нынешняя работа. Уже два месяца он был барменом и планировал тотчас уволиться, как только найдёт что-нибудь получше. Он копил деньги на летний учебный тур по Европе.

Что он изучал? Профилирующим предметом у него был английский. Что он собирался делать по окончании университета? Он пока ещё не решил окончательно. Может быть, пойти в рекламный бизнес или в издательское дело. Его планы на будущее казались пока самыми приблизительными.

Потом заговорили про девушек.

– Меня мутит от студенток, – сообщил он. – Никакой зрелости – всё воспринимают слишком всерьёз.

Эллен подумала, что, потянув за эту ниточку, можно выйти прямо на вопрос типа: «Ты слишком важное значение придаёшь сексу. Если вы нравитесь друг другу, что плохого если у вас дойдёт до постели?» Однако поняла, что так просто разговорить его не получится. Казалось, что-то тревожит его. Он осторожно взвешивал свои слова, изгибая в своих беспокойных длинных пальцах соломинку уже третьего стакана.

– Стоит позволить сесть им на шею, – рассуждал он с затуманенным взором, – и так просто их уже не стряхнуть. – Он посмотрел на свою руку. – Наломаешь таких дров.

Эллен закрыла глаза; её лежавшие на гладкой черной поверхности стола руки покрылись испариной.

– И ничего не поделаешь, их тоже жалко, – продолжал он, – но в первую очередь надо беспокоиться о себе.

– Их – это кого? – спросила она, по-прежнему с закрытыми глазами.

– Тех, кто вешается нам на шею. – Он громко шлёпнул ладонью по столу. Эллен открыла глаза. Улыбаясь, он доставал сигареты из пачки, лежавшей на столе. – Главная моя беда – слишком увлёкся виски-сауэр, – сказал он. Поднёс нетвёрдою рукой спичку к её сигарете. – Давай поговорим о тебе.

Она рассказала ему выдуманную историю про школу секретарш в Де-Мойне, в которой директором был пожилой француз, швырявшийся в учащихся комками жёванной бумаги, когда они отвлекались на уроке. Когда она закончила свой рассказ, Пауэлл сказал:

– Послушай, давай уйдём отсюда.

– Ты хочешь сказать, в другой ресторан? – спросила Эллен.

– Если ты хочешь, – сказал он без энтузиазма.

Эллен потрогала своё пальто, лежавшее рядом на стуле.

– А ничего, если никуда не пойдём? Лично я бы… Я сегодня так рано встала.

– О'кей, – согласился Пауэлл. – Провожу тебя до дверей твоего номера. – На лице у него снова появилась та нервная улыбка, с которой он встретил её в фойе.

Она стояла, прислонившись спиной к двери номера, в руке держа ключ с латунной биркой.

– Большое спасибо, – сказала она. – Это был по-настоящему приятный вечер.

Он попытался обнять её той рукой, на сгибе которой лежали оба их пальто. Губами потянулся к её губам, но она уклонилась в сторону, и поцелуй пришёлся в щёку.

– Не будь недотрогой, – пробормотал он полусонно. Схватил её за подбородок и крепко поцеловал в губы.

– Давай зайдём внутрь – выкурим по последней сигарете, – предложил он.

Она помотала головой.

– Эвви… – его рука лежала у неё на плече.

Она снова помотала головой.

– Честное слово. Я до смерти устала.

Это был отказ, но увещевающие нотки в её голосе давали понять, что всё может быть по-другому в следующий раз.

Он поцеловал её ещё раз. Она попыталась сбросить его руку со своего плеча.

– Пожалуйста… кто-нибудь может…

Продолжая удерживать её, он слегка откинулся назад и улыбнулся ей. В ответ она тоже улыбнулась, постаравшись, чтобы эта улыбка вышла столь же широкой и сияющей, как та, которой она одарила его в аптеке.

Уловка сработала. Как если бы проводом под напряжением коснулись обнажённого нерва. Снова тень скользнула по его лицу.