– Сказал бы, да разве вы поймете!

Но впрочем, это был уже последний выхлоп.

– Прости, Артем, занесло, – честно покаялся он и протянул мужу руку. – Мир?

– Мир, – согласился Артем. Он был вовсе не злопамятным.

– Я позвоню знакомым ребятам, что работают в тех краях, пусть поищут вашу Лилию.

Но через три дня он позвонил нам домой с неутешительными вестями. Артем взял трубку и кивнул мне на другую, параллельного телефона. Мы услышали, как Андрей говорит, подбирая слова.

– Чертовщина какая-то получается. Никто Лилию Коваль не видел. Нигде она не регистрировалась. Выехала на автобусе, это мы здесь установили, но вот приехала ли в конечный пункт, никто не помнит. Как на грех, шофера на трассе с безбилетниками прихватили. Он ехал злой как черт и ничего вокруг не замечал. У нее в том городе знакомых не было? Может, остановилась у кого-то из них?

– Не знаем, – сказал Артем, взглядывая на меня, а я, молча слушая, лишь пожала плечами. – А что с Валерией? – вдруг спросил муж.

– Ты имеешь в виду Валерию Гронскую? Ничего. Как работала, так и работает. Факт сговора с неким Рафиком Меликяном свидетельскими показаниями не подтвержден. С вами она рассчиталась полностью, ты сам сказал. А финансовые нарушения... Этим занимаются другие органы.

Артем поблагодарил Танькиного приятеля, положил трубку и стал вышагивать по квартире, бормоча себе под нос:

– Как работала, так и работает! То есть никто и пальцем не пошевелил, чтобы выяснить ее криминальные связи.

– Но ведь этот... Рафик... он же погиб! И с ним еще трое.

– Может быть, и четверо, – проговорил он задумчиво.

А это, между прочим, уже нечестно. Удар ниже пояса! Зачем напоминать мне о том, что я могла убить кого-то. Пусть и бандита.

От обиды я захлюпала носом. У меня отчего-то все время теперь глаза были на мокром месте. Как будто сломалось что-то в моей слезопроводной системе. Раньше я вообще плакала только в редких случаях.

– Как бы то ни было, нельзя оставлять все так, как есть, – проговорил Артем.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась я, внутренне холодея.

– Каждый негодяй должен отвечать за свои поступки!

И тут на меня накатила злость. Напряжение, в котором я пребывала все эти дни, дало о себе знать таким странным образом, что от юношеской влюбленности в своего мужа я в момент перескочила чуть ли не к ненависти. А как еще можно относиться к мужчине, который думает не о жене, которую провозгласил чуть ли не единственной женщиной своей жизни, и не о детях – двух прелестных близнецах, которых я ему подарила, а о том, чтобы кому-то там отомстить.

О чем он думает? О своих близких? Нет, только о себе! Такой вот он единственный рыцарь современности, который будет искать и наказывать негодяев. А в это время его семья будет под угрозой потери кормильца, мужа и отца...

– Давай, давай, – сказала я, сжав зубы от распиравшей меня злости, – езжай! Я давно этого жду!

Он внимательно посмотрел на меня, но, очевидно, ничего хорошего для себя не увидел, потому что опустил глаза в пол, словно там, в паркете, мог увидеть смысл того, что собирался делать.

– Почему ты не хочешь понять? Я должен...

– Кому?

– Саньке! Это его жена пропала!

– Его вдова, – поправила я хладнокровно.

– Не важно. Я говорю о его памяти.

– У тебя даже оружия нет.

– Есть. Я взял твой... Тот, что ты называешь своим трофеем.

– Я позвоню в ГИБДД и скажу, что ты везешь оружие.

– Меня посадят.

– Но это все-таки лучше, чем хоронить тебя!

– Звони.

Что меня взбесило, так это сборы Артема. Пока я кричала, требовала, угрожала его посадить, он ходил по квартире и бросал в дорожную сумку вещи. До последнего момента я старалась убедить себя в том, что он передумает и никуда не поедет. В конце концов, почему ему все равно, как к этому отношусь я? Почему он не боится меня потерять?!

Артем с треском застегнул молнию, взял лежащие на подоконнике ключи от машины и сказал:

– Я возьму машину, если ты не возражаешь.

– Возражаю. У тебя кончился срок доверенности.

– Напишу новую. Кто станет сверять почерк! Поезди пару дней общественным транспортом.

Он подошел и, несмотря на мое сопротивление, крепко поцеловал.

– Ты отправляешься в осиное гнездо, которое перед этим сам и разворошил.

– Ничего, живы будем – не помрем!

За Артемом захлопнулась дверь, а я еще некоторое время оторопело смотрела на нее, не в силах осмыслить то, что произошло.

Мне казалось, муж меня предал. Впрочем, раньше мне тоже это казалось, но совсем по другому поводу. Наверное, все-таки разбитого не склеишь. Я уже стала привыкать, что наш брак себя изжил, стала успокаиваться... Ну зачем мне все эти заморочки? Если человек сам себя не бережет, сам лезет на рожон...

Словом, настроение у меня плясало по синусоиде: вверх-вниз, вверх-вниз.

Совершенно некстати я вспомнила рассказ одной своей коллеги. У ее родственника жена на почве алкогольной зависимости страдала склонностью к суициду. Но наверное, при этом хотела помереть «не до смерти», потому что кончала с собой обычно таким образом, чтобы ее успели спасти.

Однажды она решила эту акцию провести в подвале, где хранились консервы. В тот вечер в квартире ждали гостей, а женщина, как обычно, поссорившись с мужем и взвинтив себя до истерики, выбежала из дома, спустилась в подвал – все это с криками, демонстративно, и стала ладить петлю для самоповешения.

В другом случае муж ее бы хватился и спас, но тут стали приходить гости. Муж их встречал, помогал раздеться, включал музыку... В общем, когда о хозяйке дома вспомнили и стали ее искать, она уже успела отдать Богу душу.

К чему я это веду? Да к тому, что человеку, жене, например, может надоесть постоянно бегать за своей половиной и спасать его от самого себя. Я убеждала себя, что ничего не смогу поделать. Не стоит и нервничать. Захотел уехать, пусть катится, но в конце концов не выдержала и позвонила Таньке.

– Тань, представляешь, он все-таки уехал.

– Да, как волка ни корми, а у слона больше... – меланхолически отозвалась она. – Такой он у тебя, видать, дикий. А ты как?

– Не знаю. В другое время сидела бы и ждала, а сейчас... думаю: как я доживу до его возвращения?

– На чем он поехал?

– На нашей машине.

Я почувствовала, как на место прежнего возбуждения и возмущения холодной струйкой вползает страх. Словно прежде эту мысль я изо всех сил гнала прочь, а теперь взяла и озвучила. Таня это почувствовала и грубовато заметила:

– Ладно, не бзди, прорвемся. Я тебе минут через пять перезвоню.

Я поняла, что она собирается звонить своему Андрею. Странно, насколько Татьяна прежде была особой самостоятельной и ни с чьим мнением не считающейся, настолько теперь она каждый свой шаг сверяла с мнением этого ершистого мента.

– И что твой Андрюша говорит? – спросила я, заслышав в трубке ее голос.

– Ругается, – задумчиво ответила она. – Мол, что, у него больше дел нет, как спасать всяких дураков, которые суют голову тигру в пасть, да еще использовать при этом свои честно заработанные отгулы.

– Ты что, хочешь сказать, что он собирается ехать? – обрадовалась я.

– Ну да, только при условии, что мы дадим ему честное слово сидеть в машине или там, где он скажет, и не высовывать головы. Как ты думаешь, дадим?

– А что нам еще остается? – сказала я.

Через полчаса у нашего подъезда остановились знакомые «Жигули» и раздался сигнал клаксона. Но я и так все время выглядывала в окно, потому выскочила сразу.

– С моими условиями согласна? – ворчливо поинтересовался Андрей в ответ на мое пожелание ему здравствовать.

– Согласна.

Можно подумать, что мне предоставляли выбор. Впрочем, я все же сказала свое слово:

– Давай хоть за бензин заплачу.

И протянула водителю купюру в тысячу рублей. Думала, кстати, что не возьмет. Но Андрей взял.